Агентство «Томпсон и K°» - Жюль Верн

Согласно этому плану, он немедленно переменил образ жизни, перестал быть вечным предметом скандалов. Однако уже пять лет протекло с тех пор, а Джек еще не смел признаться в своих проектах. Холодность Алисы всегда была непреодолимой преградой. Он счел благоприятным случай, когда невестка, пользуясь американской свободой, решила предпринять с сестрой путешествие в Европу, к которому под влиянием невзначай прочитанной и внушившей внезапный каприз афиши они пожелали добавить еще и экскурсию агентства Томпсона.

Джек смело вызвался сопровождать Алису. Она приняла его предложение не без неприязни, однако сделала над собой усилие. Джек уже давно, казалось, исправился, вел более правильную жизнь. Быть может, настала минута принять его в семью.

Она отказала, если бы знала его проекты, особенно если бы могла убедиться, что он остался тем же или пожалуй, стал хуже, чем раньше, – словом, сделался человеком, который не отступил бы ни перед чем на свете – ни перед подлостью, ни перед низостью, ни даже перед преступлением, – лишь бы завоевать состояние.

Впрочем, со времени отъезда из Нью-Йорка Джек не позволил себе никакого намека на то, что он дерзко называл своей любовью, и в бытность на «Симью» не выходил из благоразумной сдержанности. Молчаливый, он скрывал свою мысль и выжидал. Его настроение стало еще мрачнее, когда Рожер де Сорг был представлен американкам и заручился их расположением благодаря своей приветливости и веселости. Однако он успокоился, видя, что Рожер гораздо больше занимался Долли, чем ее сестрой.

Что касается других пассажиров «Симью», то он о них совсем не думал. Он едва замечал их существование и пренебрежительно игнорировал Робера.

Алиса была менее заносчива. Ее проницательные глаза женщины заметили явный контраст между подчиненным положением переводчика и его внешним видом, с ровной вежливой холодностью, с которой он встречал предупредительность со стороны многих пассажиров и особенно Рожера де Сорга.

– Что думаете вы о вашем соотечественнике? – спросила она однажды последнего, только что сказавшего несколько слов о Робере. – У него малообщительный характер, мне кажется.

– Это гордое существо, желающее оставаться на своем месте, – отвечал Рожер, не стараясь скрыть своей очевидной симпатии к скромному соотечественнику.

– Надо быть много выше своего положения, чтобы держаться с таким твердым достоинством, – просто заметила Алиса.

Однако Робер поневоле вскоре должен был отказаться от этой сдержанности. Приближался момент, когда ему предстояло действительно вступить в исполнение своих обязанностей. Теперешний покой способен был заставить его забыть настоящее положение вещей. Но маленький случай напомнил о нем, и случай этот произошел даже раньше, чем пароход в первый раз пристал к берегу.

С тех пор как путешественники оставили Ла-Манш, они постоянно следовали в направлении немного менее южном, чем следовало бы, чтобы достигнуть главной группы Азорских островов. Капитан Пип действительно держал курс на самые западные острова с целью дать пассажирам осмотреть их. Однако казалось, что они не особенно-то хотели воспользоваться любезностью Томпсона.

Несколько слов, услышанных по этому поводу Рожером, возбудили его любопытство.

– Не можете ли вы мне сказать, господин профессор, – спросил он Робера через четыре дня после отъезда, – какие первые острова на пути «Симью»?

Робер стоял ошарашенный. Он совсем не знал этих подробностей.

– Хорошо, – сказал Рожер, – капитан сообщит нам об этом. Азорские острова, кажется, принадлежат португальцам? – спросил он опять после короткого молчания.

– Да, – пролепетал Робер, – кажется…

– Признаюсь вам, господин профессор, я совершенно невежествен во всем, что касается этого архипелага, – продолжал Рожер. – Вы думаете, мы найдем на нем что-нибудь интересное?

– Конечно, – заявил Робер.

– В каком роде? – допытывался Рожер. – Может быть, естественные достопримечательности?

– Естественные, конечно, – поспешно проговорил Робер.

– И постройки, несомненно?

– И постройки, само собой разумеется.

Рожер с некоторым удивлением смотрел на собеседника. Лукавая улыбка играла на его губах. Он продолжал расспрашивать:

– Последняя справка, господин профессор. Программа объявляет о высадке на трех островах: Файаль, Терсер и Святого Михаила. Других островов нет в архипелаге? Миссис Линдсей хотела знать, сколько их всего; я не мог сообщить ей.

Робер страдал. Поздно убедился он в абсолютном незнании того, что обязан был объяснять другим.

– Пять, – заявил он смело.

– Большое спасибо, господин профессор, – сказал наконец насмешливо Рожер, прощаясь с соотечественником.

Как только он остался один, Робер бросился к себе в каюту. Перед отъездом из Лондона он позаботился о том, чтобы запастись комплектом книг, сообщающих сведения о краях, которые входили в маршрут. Почему он так глупо забросил эти книги?

Он пробежал сочинение Бедекера об Азорских островах. Увы, он допустил грубую ошибку, сообщив, что островов только пять. Их было девять. Робер сильно сконфузился и покраснел, хотя никто не мог его видеть. Отныне он проводил целые дни, уткнув нос в книги, и его иллюминатор оставался освещенным до поздней ночи. Рожер заметил это и подтрунивал.

«Подзубри-ка, дружище, подзубри! – говорил он себе, потешаясь. – Тоже профессор! Как я – папа!»

На седьмой день, 17 мая, утром в восемь часов, Сондерс и Хамильтон подошли к Томпсону, и первый заметил ему сухим тоном, что согласно программе «Симью» должен был в прошлую ночь бросить якорь у Орты, главного города Файаля. Томпсон оправдывался как мог, сваливая все на состояние моря. Мог ли он предвидеть, что ему придется бороться с противным ветром и с такой сильной зыбью?

Придиры не стали рассуждать. Они констатировали неправильность – этого пока было достаточно. Они удалились с достойным видом, и Хамильтон излил свою желчь перед семьей.

Впрочем, надо полагать, что пароход, да и сами стихии, прониклись недовольством такого важного пассажира. Ветер, с раннего утра проявлявший склонность смягчиться, постепенно стих. Естественно, и зыбь упала в то же время. Пароход продвигался вперед быстрее, и килевая качка уменьшалась. Вскоре ветер, все еще оставаясь противным, стал лишь легким бризом, и пассажирам «Симью» казалось, что они вернулись на тихую Темзу.

Результат этого затишья тотчас же дал себя почувствовать. Несчастные путешественники, которых не видно было в продолжение шести дней, один за другим выходили на палубу. Они показывались с бледными лицами, заострившимися чертами – в общем, производя впечатление жалких руин.