Калгари 88. Том 10 (СИ) - Arladaar

Хозяйственных построек было мало. Чуть поодаль от дома виднелась баня, относительно недавно сложенная из бруса. Чуть поближе — дровяник, углярка и летняя кухня. В углу усадьбы виднелся деревянный нужник. Арина с подозрением посмотрела на него. «Офигеть, мраки. Все удобства на улице. Так живот скрутит посреди ночи, и побежишь на улицу. Да вы издеваетесь???».

Арина помнила себя маленькой и в раннем подростковом возрасте, когда они ездили на Урал, в гости к Оксане Ивановне, бабушке. Неведомо как, но она, сейчас, в 1986 году, абсолютно городской житель, бухгалтер-экономист Уралвагозавода, в нулевые-десятые годы уже была фермером. Имела большой современный дом, пару иномарок с одним джипом, трактор, грузовик и несколько рабочих. Разводила и продавала лошадей, держала конюшню. Дом, хоть и в сельской местности, был полностью автономным: отопление, горячая и холодная вода, баня, душ, канализация, всё было. Когда ездили к друзьям отца на дачу близ Иженска, тоже самое. Все удобства в доме. Здесь же… Дремучий век какой-то!

— Проходите, гости дорогие, чего встали, первый раз что-ли увидели тут всё? — Антонина Никифоровна показала на красивую наборную дверь из обожжённой вагонки.

На просторной веранде стоял стол со стульями, крытые чехлами, за которыми обедали в летнее время года, и несколько шкафов с посудой и кухонными принадлежностями. Из веранды красивые двери вели в избу. Даже сейчас, вечером, в ней было довольно жарко натоплено и аппетитно пахло жареной картошкой с мясом.

— Вы уж извиняйте, — слегка виновато улыбнулась Антонина Никифоровна. — Мы тут привыкли в тепле жить, рассчитываем только на себя. Но хотим новую котельную в совхозе построить и отапливать не только коровники и помещения, но и в дома к людям тепло и воду провести. Всё это запланировано на период с 1986 по 1992 год. Не знаю уж… Справимся, или нет, но нужно постараться.

Обстановка в доме Антонины Никифоровны поразительно сочетала в себе старину и в то же время модерн. Пол в доме был сделан из громадных широких старинных досок, идеально подогнанных друг к другу и крашенных блестящей коричневой масляной краской. Доски были такие крепкие, что не скрипели, хоть бегай, хоть прыгай по ним. На полу лежали не только дорогие магазинные паласы, но и самотканные дорожки и круглые вязаные половики, которые продавали шабашники на рынках. Мебель была как старинная, чуть ли не ручной работы, так и вполне современная, которая была дефицитом и явно раздобыта по блату.

В доме оказалось три комнаты. Сначала дверь с веранды вела в одну из них, небольшую комнату, которая служила как прихожка и одновременно комната для хранения припасов. В этой комнате стояли холодильник, тумбочка с с газовой плиткой и красным баллоном сбоку, висели несколько полок с сухими продуктами и специями. В полу был сделан лаз, сейчас закрытый дверцей, ведущий в так называемый подпол, в котором хранились картошка и соленья-варенья. Налево был вход в кухню, где стояла печка, сейчас источавшая приятное тепло, чуть в стороне от печки, напротив окна, стол, на котором разделывали продукты, рядом со столом раковина, с рукомойником, водопроводным краном и несколькими полотенцами.

По всему видно, что в доме была только холодная вода, да и та нерегулярно, скорее всего, только летом, когда её можно накачать в какую-то ёмкость. Рядом с краном к стене прибит обычный пластиковый рукомойник, воду в который наливали эмалированным ковшиком из большого эмалированного бачка, стоявшего здесь же, на старой тумбочке. А вот как в бачок наливали воду? Наверное, таскали вёдрами с улицы, из колонки или колодца. Горячая же вода добывалась из ведра, стоявшего на чугунной плите печки, куда её опять же, надо было таскать с улицы. Всё просто. Арина посмотрела на всю эту неустроенность, и сразу захотела побыстрее смотаться домой.

Из прихожки дверь вела в зал, обширную комнату, полную разных вещей. На стенах висели ковры, которые считались в СССР признаками богатства и роскоши. В зале стояла дорогая югославская стенка, рядом, на тумбочке, большой цветной телевизор «Витязь», за дверцами под ним, серебрился мощный магнитофон «Комета-225» с колонками и горкой кассет. Тут же уютно расположилась старинная ламповая радиола «Казахстан» на ножках и в лакированном корпусе, накрытая белой плетёной на коклюшках салфеткой. Вообще, плетёных салфеток здесь было много: на радиоле, на телевизоре, на трельяже, на стульях, на диванах и креслах, на подушках. Они закрывали всё более-менее ценное.

Напротив стенки стояла большая двуспальная кровать с лежащей грудой подушек, на которых опять же лежали плетёные салфетки. Рядом с кроватью диван и два кресла, закрытых покрывалами. На стене над креслами старинные, почти раритетные часы-ходики с кукушкой, которые нужно приводить в движение, перетягивая зелёные грузики с одной стороны на другую. Часы сейчас равномерно тикали «тик-так», а стрелка на циферблате домиком двигалась в такт этим звукам.

На стенах портреты Владимира Ильича Ленина и самой Антонины Никифоровны. Два портрета в военной форме, когда она была совсем молодой, и ещё одно фото, сделанное в Кремлёвском дворце съездов, на 27 съезде партии, где она была в костюме и с наградными планками на груди. А ещё портрет молодцеватого вида военного, сначала видимо, чёрно-белый, но позже раскрашенный в частично цветной. Неужели это дед? Это и есть сам Хмельницкий? Кажется, так и есть, судя по чертам лица. Было в них что-то неуловимо напоминающее Люську Хмельницкую. Чёрные кудрявые волосы, глаза и густые чёрные брови! Красавец! Но что же с ним случилось? Где он? Почему его нет в живых? Форма на фото была кажется, или военная или послевоенная, явно не современная.

Рядом с портретом деда стоял книжный шкаф. По всему видно, что бабушка сильно увлекалась чтением. Каких только книг здесь не было: от русских классиков Пушкина, Толстого, Лермонтова, Тургенева, Чехова до классиков советского и военного реализма Горького, Маяковского, Фадеева, Шолохова, Островского, Твардовского, Гайдара. На отдельной полке стояли книги с фантастикой и детективами.

— Это мои книги, — рассмеялась Дарья Леонидовна, увидевшая, что Арина смотрит на эту полку. — Мама мне выделила отдельную полку для моих финтифлюшек, как она выражалась.

— Однако заметь, я тебе читать их не запрещала, — улыбнулась в ответ Антонина Никифоровна. — Да я и сама втихаря их как-нибудь начну читать, потом брошу, потом забуду, потом снова начну.

Из зала влево вела дверь в единственную спальню, которая, похоже, и принадлежала Дарье Леонидовне. Арина вошла в неё и огляделась. Обстановка достаточно скромная. Белёные стены с потолками, как и везде, пластиковая люстра. Деревянная кровать, закрытая покрывалом, салфетка на подушке, на полу перед кроватью домотканый половик. Письменный стол с настольной лампой, несколько книг на столе и платяной шкаф. Два стула с мягкими сидушками. Вот и вся обстановочка. Впрочем, невзирая на достаточно скромное убранство, комната до боли напоминала комнату Люськи Хмельницкой, хоть та и находилась в квартире с улучшенной планировкой, разве что в Екатинске мебель посовременнее, вид из окна другой, батарея у окна и магнитофон на столе. Слишком больших различий не было.

— Люся, ты, как всегда, в моей комнате расположишься? — полуутвердительно спросила Дарья Леонидовна.

— Да, наверное, — пробормотала Арина, и положила спортивную сумку на пол.

— Как хорошо, что вы приехали, — в очередной раз мечтательно сказала бабушка. — Соскучилась по вам. А сейчас вы, наверное, уже устали, давайте поужинаем, а потом поговорим, голодный желудок разговора не имеет. Давайте, мойте руки и за стол.

— А… Туалет там? — робко спросила Арина и показала пальцем на улицу. Вот же блин, не успела зайти в дом, и сразу почувствовала, что как назло пи-пи захотелось. И немудрено, ведь ехали сюда 7 часов без малого, да ещё в дороге выпили бутылку газировки, заботливо открытую соседом по автобусу.

— Ты как будто не знаешь, — улыбнулась Дарья Леонидовна. — Да, туалет там. Свет включается ты знаешь где.