Журнал «Вокруг Света» №01 за 1991 год - Вокруг Света

А у Беннетта колыхалась открытая черная вода, и люди приходили к мысу Эмма смотреть, ожидая помощи, на свою открытую могилу, злое чудо природы — Сибирскую полынью. Поразительно — она никогда толком не замерзает среди моря, никогда толком не тающего.

В Тикси к «Заре» подошел, как было давно оговорено и оплачено, старый пароход «Лена», единственный на Лене морской пароход. Принадлежал он купчихе Громовой, С борта на борт перегрузили имущество экспедиции, пересели сами и, без Толля, отплыли на юг. В селе Булун, в низовьях Лены, все пошли в щелявую общественную баню, где тянуло сквозняком. Здоровенные бородачи только матюгнулись — то ли дело на «Заре» баня! — а вот щуплый лейтенант простудился и слег с тяжелой ангиной. Полярники, два года видевшие зелень робкую только под сапогами и только коротким летом, целыми днями глядели с палубы на плывущие мимо них сопки — огненные в полнеба ковры лиственничной тайги с темными вкрапинами благородных кедров. Лишь лейтенант, никогда Сибири не видавший, лежал в каюте.

Надо же было так глупо простудиться! Вроде бы за эти годы привык ко всему — и в пургу ходить, за канат держась, через залив от «Зари» в ледяную лабораторию; и спать на морозе, положив себе в мешок промерзшие сапоги; и мчаться в санях навстречу мокрому снегу; и в обжигающе холодную воду падать... Помнится, на Таймыре в мае сутки пролежали они вдвоем с Толлем в сырых мешках — пургу пережидали. Озябшие ноги то и дело сводила судорога, еда и керосин кончались, но табак еще был. Спасались от голода, балдея в табачном дыму. За нуждой выйти — лезь в мокрую одежду, разгребай лаз из палатки, потом опять в сырой мешок — дрожать, пока согреешься, и ждать часа ежесуточного чая с остатками сахара и крошек от сухарей. И просушить у примуса табак и носки. Кусочек сала припасен на дорогу, когда придется вместе с собаками тащить нарту. Тогда и собакам достанется по одной рыбине. О чем с бароном говорили, пыхтя трубками? О скромности результатов, достигаемых в Арктике столь большими усилиями; лейтенант положил на карту несколько астрономических пунктов, барон отколол несколько образцов от торчавших из снега скал. Понять общую картину ни тому, ни другому тогда не удалось. И еще говорили о еде, о пиршественной вакханалии, какую учинят на «Заре».

В очередную экскурсию он взял тоже немца — астронома и магнитолога Фридриха Зееберга. С ним и на Бен-нетта ушел, хоть здоровьем тот слабей лейтенанта, из экскурсий еле живой приходил. Взял бы, конечно, барон его, лейтенанта, да нельзя же оставить в ледовом плавании судно без офицеров. И вот лейтенант плывет с пузырем на лбу в теплой каюте по великой и спокойной реке. Кому, как не ему, следует теперь спасать начальника.

Пристрастил барон офицеров собирать геологический и биологический материал. Приучил: едва отколешь образец, сразу молоток — в портупею, на обломок — этикетку, в блокнот — запись. Ничего на память, как в вахтенном журнале. Лейтенант гидрограф, придирчивый к матросам, с собаками был и вовсе строг, а диких животных и птиц вообще рассматривал лишь через прорезь своего винчестера. В поездке с Толлем он впервые полюбил лающую и скулящую братию и под конец даже сам уговаривал начальника не убивать больных собак, класть их на нарту — авось отлежатся. А в усатых моржей прямо-таки влюбился и на мушку не брал никогда. Впрочем, на Беннетте было бы не до любви, пришлось бы есть и собак, и, если повезет, моржей. Сейчас там полярная ночь, для Толля — третья подряд зимовка. Даже на «Заре», где теплая (+ 6° С) каюта, вкусная еда, чистое белье, интересные книги, лаборатория, друзья, — и то это было бы тяжело. Когда слушали в кают-компании фонограф, голос певицы щемил нутро аж до слез — сколько же лет молодости можно жить без женщин? А Толль теперь — и без кают-компании. На жиромясной диете. С видом на цингу.

Ждет ли лейтенанта Соня? Когда он ехал из рейса тропического в рейс полярный, они порешили быть вместе. Тогда, почти три года назад, он был молод и строен, в черном с золотом мундире, при кортике, с аккуратной бородкой. Кто бы мог подумать, что она вырастет в этот боярский веник? (В Якутске надо ее сбрить.) Что он приедет с распухшими от ревматизма суставами? Соня честно пишет, но выдержит ли она, если лейтенант уйдет опять на год? На Беннетта?

К Якутску лейтенант оправился, а в Иркутск приехал здоровым. В ноябре, плывя на пароме из города к новенькой железнодорожной станции, он впервые увидел реку своей судьбы — Ангару. Здесь через три месяца ему собирать санный поезд для спасения Толля, а спустя год вести под венец Соню, чтоб теперь ждала его, сражающегося в Порт-Артуре, как жена. Тут, уже известным капитаном, проехать из Владивостока в Петербург по вызову морского министра — надо вновь возглавить Балтийский отдел Морского генштаба, ибо неизбежность балтийской войны здесь из английского поезда в чехословацкий, чтобы ехать спасать Россию. Еще через 14 месяцев в первый и последний раз пересечь Ангару пешком, под конвоем. Потом еще раз выведут его ночью на лед, но не дойти ему до берега, а ухнуть в прорубь...

В декабре в Петербурге собралась Полярная комиссия Академии наук, и академик Чернышев, известный полярник, предложил снова идти к Беннетту на «Заре», снабдив ее весной углем и отремонтировав. Нет, ответил капитан «Зари» Матисен, ремонт нужен большой, не поспеть в короткую навигацию. Зафрахтовать «Лену»? Нет у академии таких денег — фирма Громовой даже за доставку баржи угля на Котельный требовала больше, чем стоит вся «Заря». Причем это не прихоть купчихи — если «Лена» не успеет объехать фактории, те останутся без припасов, их придется развозить в октябре нартами. Зачитали письмо из Кронштадта: вице-адмирал Макаров, гордость русского флота, хочет сам вести ледокол — спасать Толля. Но это еще дороже, поскольку ледоколу пришлось бы, сняв Толля, зазимовать с огромной командой. Да и морское министерство справедливо боится потерять ледокол. Все правы, но надо же что-то делать!

Мрачная сидела комиссия, еще мрачнее — полярники. И вот один из них сказал твердо: барона Толля придется снимать вельботом. Академики отмахнулись — нашел-де простаков. Но тот повторил, да так, что к нему все обернулись и разглядывали в изумлении колющие глаза, изломанные птичкой тонкие губы да нос утюгом. Видя недоверие, лейтенант добавил: если прошел Де-Лонг, пройдем и мы. Академики взорвались — Де-Лонг шел от Беннетта на материк 40 дней в один конец, и из тех трех ботов спасся один. Однако лейтенанту только один вельбот и нужен. И времени, утверждал он, хватит, если завести лодку на Новую Сибирь загодя санями и в санях же вернуться на материк осенью. Но где же взять отчаянных людей в команду этого вельбота? «Боцман Бегичев, боцманматы Железняков и Толстов согласны идти со мной». Больше из команды «Зари» взять некого, но тут вступился Чернышев — знает-де он на Белом море нескольких подходящих поморов. Вся комиссия поняла, что это безумие: худенький лейтенант либо не дотащит вельбот до Высокого, либо не найдет там открытой воды, либо сомнет его льдами, либо перевернет штормом, либо — если ему повезет с открытой водой — не сумеет определиться в пасмурную погоду, минует маленький остров в тумане. Там ведь если не шторм, то туман. Вот у Де-Лонга было несколько ясных дней, определялся, но попал на Фаддеевский вместо Новой Сибири. А куда попадет идущий в океан? Но другого варианта не было, и академики в конце концов согласились, только шептались, пораженные:

— Кто этот самонадеянный лейтенант?

— Гидролог, его Толлю рекомендовал сам Макаров.

— Подает большие надежды, почитайте его статьи.

— Колчак его фамилия. Александр Васильевич Колчак.

8 марта 1903 года Колчак в Якутске, а 15 апреля в бухте Тикси. Боцман Никифор Бегичев и работник якутского музея ссыльный Павел Оленин уже увезли вельбот с «Зари» в низовье Яны, где сумели добыть нарты, 160 собак и немного корма для них. Корма отчаянно не хватало, что сорвало все планы, тяжелейший восьмиметровый вельбот собаки не смогли сами тащить ни по кочкам тундры, ни через торосы моря; быстро добраться до побережья удалось тоже дорогой ценой — отказавшись от двух поморов, от половины еды и вещей. В восьмимесячный поход, в тысячемильную ледяную кашу, через шесть необитаемых островов Колчак двинулся с трехмесячным запасом еды, с двумя сменами белья и без единого запасного матроса. Сломай один ногу, и остальным вельбот не вытянуть. Из таких вот «мелочей» состоял весь этот скоропалительный поход.

И все-таки, сойдя на слепящее заснеженное море, спасатели поняли, что опаздывают.

«5-го мая весь состав экспедиции из 17-ти человек, в том числе 8-ми каюров-якутов и тунгусов, с 10-ю нартами по 13-ти собак и вельботом, поставленным на две нарты, запряженные 30-ю собаками, направился через Абеляхскую губу к мысу Святой нос. Тяжелые нарты, а особенно вельбот, ограниченный корм для собак и сравнительно теплое время, заставлявшее нас находиться в пути только в ночные часы, когда становилось холоднее, обусловили невозможность делать переходы больше 6-ти часов в сутки — собаки отказывались итти больше, несмотря на то, что мы все шли в лямках. Торос, местами очень серьезный для обыкновенных нарт, заставлял нас постоянно останавливаться, рубить дорогу для вельбота и общими силами перетаскивать 36-ти пудовую шлюпку через хаотически нагроможденные холмы ледяных глыб и обломков».