Великая война. 1914–1918 - Джон Киган

целью маскировки, вооружённая бомбами и пистолетами[71]. По пути эрцгерцога в резиденцию губернатора провинции один из террористов бросил в автомобиль, в котором ехали Франц Фердинанд с женой, бомбу, но она отскочила и взорвалась под следующей машиной, ранив сидевшего в ней офицера. Колонна — всего автомобилей было шесть — продолжила путь. Однако меньше чем через час по пути в больницу, куда отвезли раненого, шофёр эрцгерцога ошибся поворотом и, перед тем как развернуться, на секунду остановился — прямо напротив одного из заговорщиков, Гаврило Принципа, который был вооружён револьвером. Террорист шагнул вперёд и начал стрелять. Супруга эрцгерцога скончалась мгновенно, а он сам десять минут спустя. Принципа арестовали на месте преступления[72].

Расследование быстро установило, что все террористы, будучи гражданами Австрии, готовились к теракту в Сербии. Там же они получили оружие, а затем были тайно переправлены через границу сербской националистической организацией. Австрийские следователи полагали, что это была «Народная оборона» (Narodna Odbrana), основанная в 1908 году для того, чтобы не допустить вхождения Боснии в состав Австрийской империи. Националисты считали, что Босния исторически принадлежит Сербии. На самом деле покушение подготовила тайная организация «Объединение или смерть», больше известная как «Чёрная рука». Эту ошибку вряд ли можно назвать серьёзной, поскольку многие националисты состояли в обеих организациях, а в Боснии «Народная оборона» помогала «Чёрной руке»[73]. Последняя была более радикальной, ставила перед собой цель объединения Сербии, а её члены приносили клятву смерти. Но что ещё важнее, «Чёрной рукой» руководил некто Апис, он же Драгутин Дмитриевич, полковник Генерального штаба, начальник сербской разведки[74].

Неизвестно, до какой степени сербское правительство было осведомлено о заговоре. Разведка во все времена оставалась мрачным миром, но в начале XX века в этом мире одни люди в мундирах часто становились агентами других людей в мундирах, что неожиданно открылось в связи с делом Дрейфуса. Полковник Дмитриевич был одновременно слугой престола и революционером: он участвовал в жестоком свержении династии Обреновичей в 1903 году — короля Александра и королевы Драги.

Как бы то ни было, к 2 июля трое заговорщиков признались во всём. Выяснилось, что оружие у них из сербских военных арсеналов, а тайно проникнуть в страну им помогли сербские пограничники. Этой информации оказалось достаточно, чтобы Австро-Венгрия решила наказать Сербию за гибель наследника своей короны и провоцирование беспорядков внутри империи.

Самой серьёзной из тех трудностей, которые Австро-Венгрия испытывала с национальными меньшинствами, была проблема славян, а самую активную и постоянно усиливавшуюся угрозу представляли сербы. Польский вопрос не стоял так остро вследствие раздела Речи Посполитой между Германией и Россией, проблема чехов выглядела менее насущной благодаря усиленной германизации их городов, а хорватов — из-за католической веры последних. Но сербы были едины и готовы применить силу. Религия делала их не только национальным, но и религиозным меньшинством, которое опиралось на поддержку Русской православной церкви. Долгие годы партизанской борьбы против турецкого владычества сформировали у них упорство и привычку рассчитывать только на себя, но в глазах австрийцев также сделали их коварными и вероломными. Бедность поддерживала их боевой дух. Маленькое королевство было чрезвычайно воинственным. Сербия собственными силами в 1813-м добилась независимости от Османской империи, а в Балканских войнах 1912–1913 годов снискала славу и приобрела территории. Национальное возрождение заставило вспомнить об идее Великой Сербии, которая была популярна в самом королевстве и манила австрийских сербов из Боснии и Хорватии. Крамольной идее следовало противостоять, поскольку сербы были не единственным этническим меньшинством, поддерживавшим её. Этого требовала не только стратегия, но и сама имперская система, которая держалась — впрочем, непрочно — на отрицании национализма как политической идеи. Уступки одной нации неизбежно вели к уступкам другим, что грозило распадом самой империи.

Таким образом, свидетельств участия Сербии — хотя и неофициальных — в убийстве Франца Фердинанда, ставших очевидными в результате признаний террористов 2 июля, оказалось достаточно, чтобы окончательно убедить многих членов правительства Австрийской империи в необходимости войны с этой страной. Далеко не случайно граф Леопольд фон Берхтольд, министр иностранных дел Австро-Венгрии, летом 1914 года — непосредственно перед убийством эрцгерцога — разрабатывал дипломатический план подготовки войны с Сербией. Он намеревался убедить Германию поддержать Австрию, которая искала союза с Болгарией и Турцией — противниками Сербии во Второй Балканской войне 1913 года. Добейся этого Берхтольд, Белград оказался бы во враждебном окружении: Австро-Венгрия на западе и севере, Болгария и Турция на востоке. Убийство Франца Фердинанда ускорило реализацию плана фон Берхтольда. В начале июля в Берлин был отправлен австрийский посланник с соответствующим документом. 4 июля, перед самым его отъездом, Берхтольд внёс в документ важные поправки. Теперь Германии предлагалось признать непримиримые противоречия между Сербией и Австрийской империей и «настоятельную… необходимость для монархии [Австро-Венгрии] решительной рукой порвать сеть, которую враги пытаются накинуть на неё»[75]. В сопроводительном письме граф выражал уверенность, что «происшествие в Сараеве… было результатом тщательно организованного заговора, нити которого можно проследить до Белграда», и утверждал, что оплот панславянской политики (Сербия как прообраз Великой Сербии) «должен быть уничтожен как фактор силы на Балканах»[76]. Берхтольд дал посланнику, графу Хойосу, устное распоряжение предупредить немцев, что Вена предъявит Белграду ультиматум и, если требования не будут удовлетворены, начнёт военные действия. Таким образом, после убийства эрцгерцога прошла неделя, и Австрия наконец определила свою позицию. Оставалось понять, поддержат ли её немецкий император и его правительство, без которых монархия Габсбургов вряд ли осмелилась бы на решительные действия.

Впрочем, вполне могла бы и осмелиться. Оглядываясь назад, мы с полным основанием можем предполагать, что, если бы Австрия нанесла удар сразу, движимая праведным гневом и убеждённостью в вине Сербии, остальная Европа не стала бы вмешиваться. Россия, этот большой славянский брат, испытывала тёплые чувства к сербам, однако чувства, в отличие от жизненно важных интересов, не становятся мотивом для войны. Болгары тоже были славянами, но в 1913 году они пережили унизительное поражение, так и не дождавшись помощи от России. Более того, в глазах цивилизованной Европы сербы выглядели варварами — даже на неспокойных Балканах. «Азиатское» поведение их армейских офицеров в 1903 году, когда они не только убили короля с королевой, но и выбросили их тела из дворца и изрубили на куски, шокировало буквально всех. Италия, владевшая побережьем Адриатики, на которое, скорее всего, претендовала бы Великая Сербия, точно не стала бы возражать партнёру по Тройственному союзу, если бы тот решил наказать Белград. Франция, несмотря на поставки оружия Сербии, оказать дополнительную поддержку не имела возможности, даже если