Сирени горький аромат - Татьяна Аксинина

утро крутит мои записи. Я на всякий случай дверь на крючок закрыл.

– Это Галина, она – твоя ярая фанатка. На все твои концерты ездит. У неё даже твой автограф есть. Плохо, что она сегодня дома. Я уеду, а тебе придется безвылазно дома сидеть. Я дверь и калитку на замок закрою. С задней стороны дома есть окно на другую сторону. Если что, лазь в это окно. Но смотри, чтобы она тебя не увидела.

– Ты вернешься? – Никита вопросительно смотрит на меня.

– Конечно, куда я денусь. Узнаю новости, и вернусь.

– А не могла бы ты дать мне свой телефон позвонить? Свой я выключил, даже симку и блок питания из него вытащил, чтобы не обнаружили, где я.

– Ой, и я свой выключила вчера. – Я протягиваю телефон Никите. – Звони, но только не долго, чтобы не засекли телефон. Они могут поставить на «прослушку» телефоны твоих знакомых.

Никита улыбается:

– Я быстро. Маше скажу два слова, что живой, чтобы она не беспокоилась.

Он выходит с телефоном в коридор. Мне неприятно. И чего ради я ему помогаю? Шел бы к своей невесте, пусть бы она о нем заботилась!

Никита возвращается и, молча, протягивает мне телефон. Я смотрю на его потухшие глаза.

– Какие новости? Что сказала твоя Маша?

Никита смотрит прямо перед собой, он отвечает ровным без всякого выражения голосом.

– Она сказала, чтобы я ей больше не звонил. Никогда не звонил. Что ж, по крайней мере, честно. Давай завтракать. У тебя впереди утомительный день.

Я кладу телефон на стол. Не успеваю поднести вилку ко рту, как телефон резко звонит.

Никита с надеждой поднимает на меня глаза.

Я сразу не могу понять, о чем мне говорит мой отец. Я впадаю в ступор, А он повторяет насколько раз, что он всё уладит и упорно допытывается, где я нахожусь в данный момент. Я посмотрела на Никиту, он испуганно втянул голову в плечи. Нет, лучше никому не знать про наше убежище, особенно отцу.

«Папа, я за городом, отдыхаю у знакомой. Я скоро приеду». – Кратко говорю и заканчиваю разговор с отцом. Телефон снова выключаю и по примеру Никиты вынимаю блок питания. Я встаю из-за стола.

– Что случилось? – Никита берет меня за руки.

– Звонил папа. В нашем доме убили экономку. Её нашли вечером в бассейне. Со мной хотят поговорить. Мой телефон был отключен. Папа волновался. Адвокат папы меня ждет. Но я ничего не знаю про убийство. Когда я утром ушла из дома, она была жива.

Никита обнимает меня.

– Не нравится мне всё это. Может быть, тебе не стоит ехать в свой гадюшник? Не зря ты от них сбежала в эту глушь.

– Надо ехать. Папа меня защитит. Да и подумают, что я что-то скрываю, если не приеду. А нам это ни к чему сейчас. Всё, пошла. Зайду на минутку к Галине, поздороваюсь, и поеду.

– Будь осторожна. – Никита на секунду прижимается щекой к моим волосам.

Наверное, в записи этого разговора, я выглядела или идиоткой, или преступницей. Но эти вопросы способны кого угодно довести до белого каления. Начал адвокат, первым делом с глазу на глаз спросивший, не я ли убила экономку. Я дала ему отрицательный ответ. По моим представлениям о юриспруденции, полученным в институте, он должен был меня оградить от всех вопросов. Но Григорий Григорьевич посоветовал на всё ответить честно и прямо, тогда не придется ездить в следственные органы по повестке. И вот сижу, мучаюсь.

– В каких отношениях вы были с гражданкой Овечкиной?

– А кто это?

– Разве вы не были знакомы со своей экономкой?

– Я просто не знала её фамилию.

– Сколько времени вы жили в этом доме?

– Сейчас посчитаю, шесть дней.

– И не знали фамилию экономки?

– Нет, только имя – Нина.

– В каких отношениях вы были с гражданкой Ниной Васильевной Овечкиной?

– Ни в каких. Она здесь работала, а я гостила.

– Она умела плавать?

– Понятия не имею! Откуда мне знать, что она умела, а что – нет?

– Вы часто плавали в бассейне?

–Да, два раза в день, утром и вечером.

– А с Ниной вместе?

– С ней – ни разу.

Адвокат подает голос:

– Прислуге это запрещено.

– Вы часто ссорились?

– Мы с Ниной не ссорились.

– У вас были неприязненные отношения?

– Нет. Из-за чего?

– Например, она брала ваши вещи?

– Какие вещи? У меня здесь и вещей почти нет.

– Она брала купальные халаты?

– Ни разу не видела. Думаю, это тоже запрещено экономке.

– В какое время примерно вы вчера покинули дом?

– В 10 утра.

– А не позже? Почему вы так уверены?

– Я уехала в такси, вызванном по телефону.

– Каком такси, какой фирмы?

– Я не помню.

– А номер телефона?

– Я не знаю.

– Как не знаете, если вызывали?

– Нет. Такси заказала Нина, со своего телефона, на 10 часов утра.

– А кто может это подтвердить?

Адвокат напоминает, что я не обязана подтверждать свои слова, но распечатка телефонных звонков экономки сразу покажет и время, и фирму.

«Господи! Скорей бы это кончилось! Залезу в бассейн часа на два. Я вся в поту, и от жары, и от допроса».

– Простите, у меня вопрос: я – подозреваемая в убийстве?

– Нет, конечно. Вы – свидетель.

– И это не допрос?

– Нет, это опрос свидетеля.

– А если это не допрос, могу я водички выпить?

Я иду в кухню, достаю бутылочку воды без газа и единым духом выпиваю половину. Уф! «Сколько ещё он будет меня терзать! И где обещанная отцом помощь адвоката? Ладно, раз не подозреваемая, потерплю».

После паузы, следователь задает уже совсем другие вопросы: приходил ли кто-нибудь в гости ко мне или к Нине, боялась ли Нина кого-нибудь, в каком она была настроении утром перед моим отъездом. И все же я – не только свидетель. Вот и «крамольный» вопрос:

– Где вы были и что делали с 10 до 12 часов?

– В 10 села в такси в переулке у дома, в 10.05 миновала шлагбаум, с 10.15 стояла в пробке на Загородном шоссе. В 11 вышла из такси возле автомастерской. С 11 до 12 была в мастерской: скандалила, что фара не работает, хотя деньги содрали, потом ждала слесаря, когда освободится. В 12 забрала, наконец, свою машину. Кстати, вот их квитанция.

Квитанция автомастерской и звонок туда подтверждают мои слова. Следователь, наконец, покидает дом.

– И скажите, наконец, как её убили? – кричу ему вслед. Он полуоборачивается на пороге:

– Утопили в бассейне.

«Ужас! Больше в него не войду! И даже