Там... - Ольга Климова

Вместе с ее внучкой и под ее чутким руководством я молча помогла ей. Девушка искоса глядела на меня, но заговорить первой явно стеснялась, а я упрямо молчала, не зная, нужны ли мне эти знакомства. Возможно, для меня удобнее и проще было бы не общаться.

Так продолжалось до тех пор пока не последовало поручение найти родственника и передать ему что-то. До этого я сжав губы выполняла все просьбы и указания наглой старушенции, думая что знакомиться ближе я точно не хочу и соображая, куда бы от них деться, но услышав очередной приказ, я вежливо но твердо ответила, что для этого у нее есть внучка, которая наверняка лучше меня знает как этот самый родственник выглядит.

И приготовилась к защите.

На удивление, после моей тирады бабка не превратилась во врага, а широко улыбнулась, как будто я внезапно стала самым близким и родным ей человеком. Претензий и указаний больше не было, и мы мирно просуществовали весь оставшийся путь.

В тот же вечер, видя, что теперь я стала как родная их атаману, все семейство активно начало общаться и оказалось довольно приятным. В первый же вечер я узнала, что едут они в село недалеко от Тарвина. Там живут отец и дочь. Мать умерла прошлой весной, вот они и решили, что всем надо держаться вместе и поехали за дедом и бабушкой. То ли мама была таким же атаманом, и в семье не хватало начальника, то ли просто женской руки.

Отец девушки был на редкость спокойным человеком, имел свое большое хозяйство и неплохо жил, благодаря чему, его дочь была весьма завидной невестой. Небольшого роста, он по обыкновению садился в сторонке и наблюдал за всем происходящим, предпочитая не принимать ни в чем участия.

Бабушка зажигала все вокруг. Я так и не узнала, как ее звали, так как ни разу не слышала, чтобы кто-то назвал ее по имени. Сама я почему-то тоже очень быстро стала звать ее бабушкой. Бойкая, подтянутая, с огромным колышущимся бюстом и круглым добродушным лицом, она буквально излучала из себя энергию всей семьи. Руководя и помогая, а также влезая и советуя.

Дед очень подходил своей жене, такой же бойкий и расторопный, вечно смеющийся и отпускающий шутки-прибаутки. Вместе, они вносили жизнь в опустевшую без жены и матери семью.

Девушка была настоящей красавицей — светлые волосы в длиннющей косе и синие глаза на пол лица, кожа бледная и очень тонкая. Казалось, надавишь ей на щеку, и синяк останется. Все звали ее Таюшей. Дома ее дожидался жених, к которому она стремилась вернуться, и это служило поводом нескончаемых подколов. Бабушка сказала, что со всеми женихами сама разберется, и мне тут же стало жаль девчушку.

Так прошло два дня.

Я спала, ела, тряслась в повозке, глазела по сторонам на бегающих детей и неторопливых взрослых, точила лясы то с бабулькой, то с внучкой, то с ее дедом. Они не спрашивали ни о чем меня. Бабушка первой задала вопрос, откуда я, и по моему уклончивому ответу поняла, что спрашивать не стоит. Отныне тема была закрыта. Поначалу они долго с удивлением разглядывали меня, мои кроссовки и сумку, которую я запихнула в самую глубь, подальше от всех, потом привыкли.

А вокруг бурлила и расцветала новая жизнь. Шла середина мая, солнце днем уже не просто грело, а иногда весьма припекало, размаривая людей и лошадей, шедших и так медленно. Поля, расстилавшиеся ровными зелеными рядами, сменялись негустыми рощицами со свежей зеленью, в которых можно было оглохнуть от пения птиц. Ошалелые огромные переливающиеся жуки то и дело залетали в повозки, ударяясь о стенки, не в силах найти выход наружу. И воздух! Воздух был таким, что его можно было есть, столько ароматов он в себя впитал. Нигде больше, ни за городом, спрятавшись от машинной суеты, ни на морях, загорая на горячем песке, я больше не встречала такой силы в легком дуновении ветерка. Такой жажды жизни, как в ту весну.

Меня научили играть в несколько игр, для которых требовался набор из разноцветных выструганных и разрисованных деревянных фишек — чурочек. Всего их было сорок штук и все смеялись, когда я долго по рисунку вспоминала и путала названия фигурок. Такие фишки были в каждой повозке, хранились в специальных коробочках и назывались игральными наборами. Днем можно было часто услышать, как выкрикивались названия комбинаций или хитрых ходов. В фишки играли все, от мала до велика. У детей была популярна веревочка или толстая нитка, с нанизанными большими цветными бусинами. Наблюдая за ними издалека, я так и не поняла принцип этой игрушки или игры, но детям она очень нравилась, и в веревочку играли все.

Часто, мы с Таюшей шли позади каравана, и она рассказывала мне о своих девчоночьих переживаниях, как за ней парни ухаживают, а я, как опытная мамаша, давала советы и разбирала ее ухажеров по косточкам. И столько в ее словах было жизни, эмоций, невинных обид и страсти, что в такие моменты я чувствовала себя старой видавшей виды развалюхой, которой не то чтобы парни, само слово «влечение» было уже давным-давно неизвестно.

— И чего ты не замужем еще, и парня у тебя нет? — удивлялась Таюшка. — Ведь ты красивая, чуднАя, но красивая.

— Поэтому и нет, что чуднАя, — смеялась я в ответ.

— А были парни то?

— Конечно были.

— А что не сложилось?

— Ну, не с первым же под венец идти, выбираю все еще.

— А сколько их было?

— Хм…

— Ого! — глаза Таюшки округлились.

— Да не так уж и много…

— А у меня один мой ненаглядный. Остальные ребята все смотрели смотрели, а он первым подошел. Вот ты такая… сама по себе. А мне отец не разрешает ни вечером выйти, ни на скамеечку сходить…

Я представила скромницу-Таюшку на нашем девичнике. Лучше уж на скамеечку.

— Отец за тебя переживает. Без матери все же.

— Да, боится он. Мама знаешь какая у меня была. — она сжала руку в кулачок.

— Представляю… — я оглянулась на бабушку.

— Он говорит — парням всем одно только и надо.

— И он прав. В общем-то.

— А моему не надо.

Я хмыкнула.

— Ты ж из дома не выходишь. Вот ему и не надо. А как вдвоем останетесь, сразу прочувствуешь. Ну, ты не расстраивайся, — глядя как опустились уголки девичьих губ, я тут же пожалела, что сказала это, — всегда бывают исключения. Может твой как раз попадает в их число.

— Попадает, — Таюшка с уверенностью кивнула головой.

— Вот и замечательно.

В очередное наше философствование, когда Таюшка отлучилась в кусты, она тут же вылетела оттуда пулей, ругаясь на кого-то, и понеслась к повозке. Следом, довольно ухмыляясь, вылез парень. Проводил взглядом улепетывающую жертву и ни с того ни с сего обратился ко мне.

— Может тебе куда надо, — нагло спросил он, — могу помочь.