Парашютисты - Виктор Тельпугов

- На ловца, как говорится, и зверь бежит, - сказал один из них. - Ну, вам все ясно? Мы дальше потопали.

- Зверь, говоришь? - переспросил Слободкин, оглядев товарищей, и впервые заметил, что вид у всех действительно был самый что ни на есть зверский: обросли, обтрепались, исхудали. Особенно нелепо выглядел Кузя. Борода у него вообще росла не по дням, по часам, а тут вдруг поперла невероятными клочьями.

- Фотографа не хватает, - сказала Инна. - Остался бы на память поясной портрет.

Что-то было грустное в этой шутке. Или Инна немного влюбилась в Кузю и чувствовала, что надвигается расставанье, или просто обстановка действовала?

А расставанье в самом деле приближалось. Вот выйдут к излучине Днепра, предстанут пред светлые очи начальства, получат благодарность за то, что в лесу времени зря не теряли, а еще скорей нагоняй за то, что так медленно собирались,- и айда на переформировку, переэкипировку и прочее "пере" куда-нибудь за тридевять земель от этих уже ставших родными мест.

Инну тоже где-то поджидали перемены. Вот-вот отыщется ее медсанбат или объявится новый, которому она позарез необходима будет, который без нее и в войну вступить по-настоящему еще не решился.

Но все-таки, что бы ни случилось, они все вместе долго еще будут вспоминать свою лесную жизнь, полную невзгод и лишений, но в то же время и прекрасную: ведь именно здесь, в белорусском дремучем лесу, в белорусских болотах, учились они бить врага, презирать опасность и смерть, подстерегавшую на каждом шагу.

- Верно я говорю, Кузя? - спросил Слободкин.

- Про что?

- Про лес, про болото.

- Верно. И все-таки обидно. В своем краю, в своей стране идем по лесам, крадемся, как воры, хоронимся света белого, с голоду подыхаем, собственный ремень изжевать готовы. Не обидно разве?

- Обидно. И все же смерть идет по пятам за ним, не за нами.

- Смерть - она дура, потаскуха, можно сказать, за кем угодно увяжется.

- Это тоже верно, И все-таки - УМХН.

- УМХН? Что за штука?

- Штука простая очень, но ценная, без нее мы накроемся быстро. УМХН У Меня Хорошее Настроение. Это когда мы еще ребятами были, в игру такую играли - зашифровывали интересные мысли. Кто кого перехитрит.

- А зачем? - спросил Кузя. - Если мысли хорошие, для чего их зашифровывать? Глупость какая-то.

- Нет, не глупость. Бывают вещи хорошие, например любовь, а говорить про нее не принято как-то. Мало ли кто что подумает! Вот мы ребусами и шпарили.

- Не знаю, не знаю. К нашему положению это, во всяком случае, не подходит. Детство есть детство, война есть война.

Кузя не склонен был сегодня шутить. Он вдруг начал терять вкус к улыбке. Это что-нибудь да значило. Слободкин посмотрел на него внимательно и поразился: глаза выцвели, стали из голубых серыми, холодными, злыми.

- Кузя, что с тобой? Ты не рад, что ли? Мы же скоро к своим выходим.

- Что к своим выходим, хорошо. А все остальное...

- Что остальное?

- Далеко слишком немец пропер.

- Насколько пропер, столько ему и обратно топать.

- Это точно. Но до той поры мы еще нахлебаемся. Я не о себе, ты не думай. Мне маму жалко. Я когда в Москву ездил, мало с ней побыл. А ведь старенькая, плохая совсем.

- Моя тоже, как ты знаешь, не моложе твоей, но я ведь молчу.

Как ни старался Слободкин отвлечь Кузю от мрачных мыслей, тот твердил свое: "Старенькая..."

Что мог сказать Слободкин ему на это? Люди вообще быстро старятся, особенно матери, особенно на войне. Слободкин вспомнил, как увидел мать после первой в жизни полугодовой разлуки и обмер - десятки новых, незнакомых ему раньше морщинок разветвились по ее лицу, "Мама, - хотел крикнуть он, - что с тобой? Ты болела?" Но сказал другое: "А ты не изменилась совсем. Молодчина..."

Долго проговорили они в тот раз с Кузей. Мрачные, приунывшие, они не смогли уснуть почти всю ночь, хотя решено было спать перед дальней нелегкой дорогой.

Слободкин дал себе слово больше не приставать к Кузе с нелепыми ребусами и сокращениями. В самом деле, детство прошло, кануло в вечность, зачем все это?

А утром Кузя подошел к Слободкину, наклонился к самому уху, сказал тихо, заговорщически, но совершенно отчетливо:

- А все-таки УМХН! Ты прав, Слобода. Слободкин обрадованно переспросил:

- УМХН?..

- Ну конечно. К своим же идем! Скоро крылышки у нас опять отрастут. Совсем другое дело будет.

Никогда еще они не рвались так к прыжкам с парашютом, как сейчас. Там, в самолете, с парашютом за спиной, они чувствовали себя сильными, непобедимыми, грозными для любого врага.

"Скорей, скорей к излучине Днепра, к своим, к самолетам!" поторапливали они самих себя и Кастерина. "Медицину" торопить не надо было - и без того ходко шагала.

Плохо было только то, что наступила пора оторваться от Варшавки. Но напоследок они решили еще раз оставить немцу память о себе.

Кузя начал развивать возникший у него план:

- Заляжем у самой дороги и будем ждать...

- Мотоциклы опять, что ли? - перебил Слободкин. В тоне его послышалось разочарование.

- Я твои мысли все наперед знаю, - сказал Кузя. - Про обоз размечтался? Скажи, угадал?

- Хотя бы и про обоз.

- Ну и я же о нем! Чтобы и хлеба, и зрелищ. Так вот, значит, заляжем и будем лежать, пока обоз не появится.

- Долго ждать придется. А курсак-то пустой. Кузя рассердился:

- Курсак пустой не у тебя одного.

- Правильно! - вмешалась Инна. - Не будем хныкать. Не будем, мальчики?

- Дальше давай, Кузнецов, - решительно сказал Кастерин и строго поглядел на Слободкина.- Кузнецов у нас старший?

- Допустим.

- Не допустим, а старший. Слушай!- Кастерин слегка толкнул Слободкина в плечо. - А ты говори, - глянул он на Кузю.

- Я сказал уже: выберем место, заляжем, будем караулить обоз.

- Насчет места ты не сказал, - буркнул Слободкин.

- Вот это совсем другой разговор! - опять хотел толкнуть его Кастерин.

Слободкин инстинктивно отшатнулся.

- Тише ты его, - остановил руку Кастерина Кузя, - он ведь все равно не скажет, что у него чугун в боку. Конспиратор великий. Как себя чувствуешь, Слобода?

- Идите вы все к лешему! Про обоз давай... Кузя объяснил, как представляет себе налет на немецких обозников. План был разумный, продуманный.

- Я ж говорю - старший, - резюмировал Кастерин,

- Подходит, - согласился Слободкин. Общими силами кое-что уточнили.

- Тут самое главное - не зарваться, - сказал Кузя. - Как говорится, вовремя приплыть, вовремя отчалить.

Когда начало темнеть и Инна закончила ежедневную перевязку, вышли из леса, подошли вплотную к шоссе, залегли в кустах. Договорились спать по очереди. Бесконечно тянулись часы ожидания.

- Ты почему не спишь? - шепотом спросил Слободкин Кузю. - Твой черед ведь.

- А ты почему?