Парашютисты - Виктор Тельпугов

- Суббота, значит? - спросила Инна.

- Я и так уже сбился, - осуждающе поглядел на нее Кузя. - Ну ладно, пусть будет суббота.

Они спорили еще долго, пока окончательно не перемешали все дни и числа.

- А все-таки у страха глаза велики, - вдруг мрачно сказал Кузя.

- О чем это ты? - не понял его Слободкин.

- Ни о чем, а о ком. О нас с вами. Только с перепугу можно стать такими простофилями, как мы. В деревне были?

- Были.

- Как она называется? Даже этого не узнали.

- У старика-то?

- Хотя бы.

- Да он...

- "Да он", "да он"! Чудики мы, вот и все. Придется еще раз судьбу испробовать. Так и надо таким разиням.

- Это ты кого так? - спросил Слободкин.

- Не ее же, конечно, - он сердито кивнул на Инну, - наше соображенье с тобой где?

- Да-а... простое ведь совсем дело. Я согласен идти еще раз,

- Я сам схожу, - тоном, не терпящим возражений, сказал Кузя. - И сейчас же.

- Ты с ума сошел! Сейчас - ни в коем случае!

- Нет, нет, только сейчас. Нельзя больше терять ни минуты.

Он ушел, хромая. Казалось, его не будет целую вечность. Слободкин и Инна приуныли, приготовились ждать до вечера, но случилось все по-иному. Примерно через час зашуршали сухие листья под ногами Кузи и он предстал перед глазами друзей, счастливый, сияющий.

- Собирайтесь!

- Что такое!

- Собирайтесь, вам говорят. Своих нашел!

Слободкин и Инна заспешили за Кузей. Скоро они оказались на поляне, посредине которой сидела старуха, такая же древняя, как тот старик в деревне. Перед старухой стояла корзина, полная грибов.

Подошли поближе, заговорили:

- Здравствуйте, бабушка.

Она поглядела очень спокойно, но недоверчиво, прошамкала:

- Вам кого? Своих, что ли?

- Своих, бабушка.

- А где свои-то? Своих нету давно.

- И в деревне тоже?

- И в деревне. А вы отстали? - Отстали, бабушка. Но мы догоним еще.

Старуха с сомнением оглядела их:

- Шибко идет. На колесах.

- Нам бы с вашими поговорить, с деревенскими.

Старуха помолчала, потом, как бы рассуждая сама с собой, спросила:

- Свои, значит?

- Ну конечно, свои, бабушка, - шагнула вперед Инна.

- Пойдемте со мной. Только я тихо пойду, ноги не мои совсем.

- Да и мы тихоходы, бабуся, - сказал Слободкин.

Инна взяла старуху под руку. Они пошли в самую чащу. Через каждые несколько шагов старуха останавливалась, хрипло и тяжело вздыхая. Парни тоже пользовались остановками, чтоб передохнуть.

- К старику хотела сходить, проведать, как он там, да уж ладно, к ночи схожу,- сказала старуха.

- А старик где? В деревне?

- Вот и горе-то. Инна остановилась.

- Вы уж, бабушка, ступайте тогда в деревню, а хотите - мы вас проводим.

- Ишь чего удумали! Он, - она подняла над собой палец, - нас живо проводит!

Проводил уже немало. Схоронить не успели еще...

- Старика вашего мы видели, бабушка, - не выдержал Кузя. - Он в крайней хате, на печке сидит?

- На печке, на печке, - широко раскрыв глаза, запричитала старуха. Наши были у него намедни. Живой вроде. Живой? А?

- Живой, живой, бабушка. Его бы надо в лес переправить,

- Он с печки никуда. "Хочу, говорит, помереть в своем доме".

- Ну вот что, бабушка, - подумав, сказал Кузя. - Мы еще к нему сходим. Вот с вашими повидаемся, поговорим обо всем, потом проведаем вашего мужа.

- Какого мужа? Сосед это наш.

- Сосед?

- Сосед.

- И что же? Так вовсе один и живет?

- Один.

Кузя, Слободкин и Инна переглянулись. В такую минуту чужие люди друг о друге пекутся. Хотелось сказать старухе что-нибудь очень хорошее, доброе. Но слов таких не было у них в ту минуту. Все куда-то исчезли вдруг. Только Инна молча обняла старую и поглядела вверх: на самом краю неба шевельнулся тревожный звук.

- Самолет? - Нечистая сила, - перекрестилась старуха.

- Он самый, - сказал Кузя. - Высоко.

- Высоко, высоко! - засуетилась старуха. - К своим надо, к своим!

Самолет действительно шел на большой высоте. Шум его уже доносился настойчиво накатывающимися волнами, но через несколько минут, оказавшись в плотном кольце баб и стариков, Кузя, Слободкин и Инна забыли о самолете.

Их провожатая стояла с гордым видом рядом, продолжая что-то говорить, но слабый голосок ее совсем уже не был слышен. Вопросы сыпались со всех сторон. Кто такие? Откуда? Куда? Что на фронте? И где он, фронт?..

О себе Кузя, Слободкин и Инна рассказали, конечно. А вот фронт? Что там сейчас? И где он, в самом деле? Им вдруг стало мучительно стыдно за то, что не могут дать ответа. Деревенские поняли это и попробовали, как могли, успокоить:

- Там знают, наверно.

- Где?

- В Москве. Там все знают.

Мало утешительного было в тех словах. На душе еще горше стало, еще обиднее. У Кузи вырвалось:

- Не бежим мы, не думайте...

- Христос с вами! Нешто мы попрекаем? Насмотрелись на всякое. Израненные скрозь, избитые, больные, в чем душа держится, а идут, свою часть догоняют. Да нешто ее догонишь? На одних грибах-то? Много в лесу развелось грибников вроде вас, горемычных.

- Грибников?!

- Ну да, голодные идут, огня не разжигают, едят все сырое - грибы, коренья, ягоды. Ах, сыночки, сыночки, что же делать с вами? Чем подсобить? Куда девать?

- Никуда нас не надо девать, - мрачно сказал Кузя. - Нам бы табачку на дорожку, а еще...

- А еще?

- А еще расскажите, где мы. - Кузя почему-то покраснел и уставился в землю. - Шоссейка рядом какая?

- Варшавка.

- Варшавка? Так вот нас куда занесло!.. Кузя поглядел на Слободкина и Инну.

- А мы думали...

- Точно, Варшавка. Он по ней днем и ночью.

- Ну, ночью-то не особо, днем, это верно, густо идет. Значит, Варшавка? Так, так, так... Ну что ж, это лучше даже. А деревня?

- Карпиловские мы.

- Не слыхал что-то. А ты, Слобода? - наморщил лоб Кузя.

- И я тоже.

- А Песковичи знаете?

- Это где же будет?

- Там, - неопределенно махнул рукой Кузя. - Так как же насчет табачку? Нам нынче в дорогу.

Но не так-то легко было внушить старикам и бабам, что солдаты есть солдаты. Знай свое - сыночки, и все тут. И еще - доченька.

- А эта-то куда?

- С нами она.

- Девочка ведь совсем. Это что же творится на белом свете? К мамке надо бы, не на войну.

Инна молчала-молчала и вдруг разобиделась:

- Мне медсанбат догонять надо.

Незнакомое слово "медсанбат" произвело впечатление. Очевидно, деревенские подумали, что медсанбат - это какое-нибудь учреждение, находящееся далеко от линии фронта. Сколько таких медсанбатов встретили потом Слободкин, Кузя и Инна на дорогах войны. Именно далеко от линии огня, в глубоком тылу, но не в том тылу, где спокойно и тихо, а во вражеском, где от тебя до смерти рукой подать.

Глава 6

Вечером того же дня перед тем, как расстаться, деревенские собрали солдатам в дорогу целую корзину всякой еды. Две чистые простыни пожертвовали "медицине" на бинты. И про табак не забыли.