Рука Джотто - Йен ПИРС

Гордон был немногословен и зол; он сразу заявил, что в тот вечер находился в собственной спальне и слушал музыку. Полицейские заметно повеселели. Показания Гордона, мягко говоря, отличались от идиллической картинки, нарисованной его матерью. Когда ему сказали об этом, он спохватился и подтвердил версию матери. Тогда инспектор, с трудом сдерживая радость, указал ему на новое расхождение: Гордон якобы смотрел футбол по Би-би-си-1, а его мать почему-то считала, что это был художественный фильм по Ай-ти-ви.

– Вы, наверное, смотрели фильм о футболе, Гордон, да? А может быть, у вас два телевизора или даже четыре, по одному в каждом углу?

Гордон был не из тех людей, которые умеют красиво проигрывать.

– Мы смотрели кино, а потом футбол, – объяснил он. Полицейский достал из кармана экземпляр вчерашней газеты и просмотрел телевизионную программу.

– Странно, – проговорил он, – я что-то не вижу в программе футбола. А кто с кем играл, Гордон?

Гордон зарычал и погрузился в молчание.

– А теперь расскажи мне, как все происходило на самом деле. Но я должен предупредить тебя, мальчик мой Гордон, что дела твои плохи. Так что признавайся: что ты натворил?

– Не понимаю, о чем вы.

– Как ты убил этого человека? Ну-ну. Ты меня удивил. Как-то не похоже на тебя, верно? И все-таки это убийство, Гордон. Нехорошо.

Гордон побелел.

– Я никого не убивал, – сказал он. – О чем вы говорите? О каком таком убийстве?

Патологоанатом еще не выдал своего заключения, но инспектор решил заранее прощупать Гордона. Пока наверняка было известно только то, что Форстер упал с лестницы и сломал шею, что в крови у него обнаружено значительное количество алкоголя и что на обед он ел баранью отбивную с тушеной морковью.

– Конечно, мы можем представить это дело в суде как непредумышленное убийство, – подталкивал Гордона к признанию инспектор. – Или даже как самооборону, если ты хорошо нас попросишь и постараешься упростить нам жизнь.

Но интеллект Гордона уже отключился. Он хмуро смотрел в пол, и губы его беззвучно шевелились, складываясь в слова «травля», «жестокость», «гонения».

Полицейский вздохнул:

– Ну что ж, я думаю, мы еще увидимся, Гордон.

– В полиции любят напустить туману, мой дорогой, – сказала Мэри Верней, когда Аргайл приплелся в Уэллер-Хаус после утренней прогулки по поселку.

Он исходил всю округу, ломая голову, что предпринять. Вернувшись в дом, он предложил Мэри Верней свою помощь в приготовлении обеда. Она попросила его порезать овощи.

– Таков современный век. Поинтересуйся у них, который час, и они заподозрят в тебе шпиона. Я считаю, с ними нужно построже. Кстати, о строгости – звонила ваша невеста. Флавия – так, кажется?

– Да, – ответил Аргайл, несколько удивленный тем, как она выстроила логическую цепочку.

– У нее очаровательный голос, – продолжала его гостеприимная хозяйка. – И очень хороший английский. Она просила передать вам, что сегодня вечером прилетает в Англию и, как только повидается с лондонской полицией, сразу приедет сюда к нам.

– Ага! – радостно воскликнул Аргайл.

– Я считаю, вам необходимо дать мне разъяснения.

– Какие?

– Зачем ей нужно повидаться с лондонской полицией.

Аргайл поразмыслил и решил, что вопрос закономерен.

– Это очень просто, – ответил он. – Она служит в итальянской полиции, в управлении по борьбе с кражами произведений искусства, и у нее есть пара вопросов к английским коллегам относительно личности Форстера.

– Вот как?

– По-моему, все это чепуха, но они там в Италии одержимы идеей, будто Форстер украл множество известных полотен, начиная с картины Уччелло во Флоренции. Начальник Флавии уверен, что на протяжении нескольких десятков лет в Европе орудует вор-профессионал. Этот человек не оставляет после себя никаких улик. Недавно его версию подтвердила одна пожилая дама в Риме, указавшая на Форстера.

– Да что вы? Неужели это правда?

– Не знаю. У них там миллион нераскрытых дел, и они с удовольствием повесят их на кого угодно, в том числе и на Форстера.

– Не сомневаюсь. Но Джеффри… – Мэри Верней пожала плечами. – Профессиональный вор всегда представлялся мне фигурой дерзкой, романтичной. И если им окажется такой сморчок, как Джеффри, я буду страшно разочарована. Он, конечно, был плут и негодяй, но вряд ли сумел бы разработать хитроумный план и тем более осуществить его на деле.

– Возможно, но раз появилась информация, полиция обязана ее проверить.

– Конечно, – сказала Мэри Верней, думая о чем-то своем. – Но вы должны объяснить мне еще одну вещь.

– Пожалуйста.

– Каким образом вы оказались замешаны в эту историю?

– Я собирался в Англию по своим делам, и Флавия попросила меня разузнать заодно о Форстере. Я позвонил ему, и мы договорились, что я приеду к нему на следующее утро…

– Все ясно. Приехав, вы обнаружили труп. А вы не находите это немного странным?

– Нахожу. Но еще хуже то, что так считает и местная полиция. Поэтому я до сих пор здесь.

– Послушайте, а вдруг я готовлю завтрак для убийцы?

Аргайл укоризненно посмотрел на нее.

– Ну слава Богу, вы меня успокоили. Чем вы намерены заняться до приезда своей Флавии?

Аргайл открыл было рот, собираясь сказать, что хотел бы просмотреть ее коллекцию картин, но она опередила его:

– Вы умеете чинить водопровод?

– Водопровод?

– Видите ли, у меня на крыше стоят баки с водой. Они сильно текут, а я в этом совсем ничего не смыслю. В электрике я еще как-то разобралась, но водопровод для меня – темный лес.

Аргайл пустился в длинный рассказ о том, какая забавная история вышла, когда он в последний раз менял кран в умывальнике, с библейскими ссылками на всемирный потоп и Ноев ковчег, надеясь внушить хозяйке мысль, что ему не стоит доверять такое серьезное дело, как устранение течи в баках на крыше.

– Моя специализация – картины, – сказал он. – Только в этой области я могу быть по-настоящему полезен.

Но она отклонила его предложение разобраться с коллекцией.

– На данный момент у меня есть более важные проблемы, чем куча старых картин, – сказала Мэри, – тем более что шансы найти что-то мало-мальски ценное после того, как здесь поработал Форстер, практически равны нулю. Уж поверьте мне, я проверяла. Лучше попытайтесь устранить течь.

Она провела его по широкой лестнице в одну из спален на втором этаже. С потолка действительно капала вода; от избыточной влажности угол спальни потемнел и покрылся зеленоватой плесенью.

– Вот видите? – сказала она. – Если ничего не сделать, потолок скоро рухнет. А водопроводчики заламывают немыслимые цены.

Аргайл слушал ее вполуха, потому что все его внимание внезапно переключилось на небольшой рисунок, висевший на стене.

Он влюбился в него с первого взгляда. Рисунок в грязной поцарапанной рамке висел в самом углу, в полном забвении и небрежении. Если бы Бирнес увидел, как Аргайл жадно впился в него глазами, он немедленно сделал бы ему замечание – настоящий делец никогда не проявит открыто своего интереса. Аргайл вдруг почувствовал запах денег, хотя не имел представления, кто автор рисунка и кому его можно было бы продать. Молодой человек просто смотрел и любовался, и оттого, что рисунок находился в таком жалком состоянии и совершенно очевидно не представлял для хозяев никакой ценности, он нравился ему еще больше.

Это был набросок руки только с двумя пальцами – большим и указательным. Студенты художественных школ сотнями рисуют такие наброски: нет более трудной для изображения части человеческого тела, чем рука. Рисунок слегка покоробило от влажного воздуха. Аргайл всмотрелся, но не обнаружил никакой подписи.

– Что это? – спросил он у Мэри Верней, даже не пытаясь скрыть своего восхищения – еще один профессиональный прокол.

– Это? – удивилась она. – Понятия не имею. По-моему, он всегда здесь висел. Полагаю, его нарисовал кто-то из членов семьи в те времена, когда считалось модным, чтобы девушка рисовала.

– Ах, разве он не хорош?

Она пожала плечами.

– Честно говоря, я никогда не приглядывалась. – Мэри Верней подошла ближе. – Ну, наверное, это неплохо для тех, кто любит большие пальцы.

Аргайл промолчал и продолжал изучать рисунок. Нет, он слишком хорош для руки дилетанта.

– Ценный? – спросила хозяйка. – После смерти Вероники здесь все осмотрели аукционеры – это была последняя услуга Форстера в нашем доме, но они не взяли этот рисунок на продажу. Да и Вероника никогда не упоминала о нем, а она полагала, что разбирается в искусстве.

– А вы так не полагали?

– Не знаю. Она вечно носилась по галереям и чем-нибудь восторгалась.

– Вот как? – Аргайл вспомнил просьбу Флавии. – Скажите, а она, случайно, не обучалась в пансионе благородных девиц во Флоренции?