Наваждение - Елена Ласкарева

Погрустнев, он добавил непривычно тихо и задумчиво, как никогда прежде не говорил:

— Мне в свое время такой удачи не выпало. Меня не дождались. — И закончил снова по-офицерски, в полный голос: — Аплодисменты, пожалуйста!

Зал послушно, однако не слишком ретиво зааплодировал.

Катя готова была провалиться сквозь землю вместе со своим новым платьем, замысловатой прической и, быть может, с аттестатом зрелости в придачу.

В ней росло и укреплялось подозрение, что ее выставили на посмешище. Причем сделал это Андрей Андреич, который всегда был ее защитником и которого она всегда так уважала!

А потом, вдруг, все перестало иметь значение. И вообще все перестало существовать.

Потому что из-за сатиновой кулисы на сцену шагнул Дмитрий Поляков.

Словно сквозь толщу воды наблюдала Катя, как Дима берет из директорских рук аттестат и протягивает ей. Как будто приглушенная звукоизоляцией, до нее доносилась овация из зала, адресованная вовсе не ей:

— Де-мон! Де-мон!

Зато совершенно отчетливо она расслышала слова, сказанные тихим шепотом, почти одними губами — такими знакомыми губами, за легкое прикосновение которых она готова была бы отдать все на свете:

— Здравствуй, Катюха. Я к тебе вернулся.

— Влюбленный Кит… уплывает… — невнятно пробормотала Катя какую-то ерунду, и глаза ее закатились.

Она начала медленно оседать. Андрей Андреевич вовремя успел поддержать ее.

— Переборщила я с лаками, — виновато крякнула в зале Лидия. — Нанюхалась сестренка аэрозолей. Ну ничего: красота требует жертв…

Глава 9

РУСАЛОЧЬИ ЖЕРТВЫ

С Диминым возвращением вся Катина жизнь погрузилась в какой-то розовый туман. Соображать стало совсем трудно. Да и зачем? Ведь рядом с ней находился теперь ее любимый мужчина, умный и надежный, который принимал все важные решения и за себя, и за нее.

Дмитрий здорово изменился, окреп и возмужал, еще больше раздался в плечах, а все его стройное тело было теперь в выпуклых квадратиках и треугольничках накачанных мышц, прямо как у культуриста. Только все эти Шварценеггеры и иже с ними, как правило, приземистые и массивные, а длинноногий Дима остался легким и быстрым.

Перемены в нем были не только внешними. Он и вел себя теперь иначе.

К Катиному счастливому изумлению, Дмитрий с первого же дня отсек от себя всех прежних поклонниц, которые вновь попытались его атаковать. Он не посещал больше ни баров, ни танцплощадок и все свободное время проводил только с нею.

Правда, им было не до нежностей. В московских институтах уже шли прослушивания будущих актеров, надо было торопиться и напряженно готовиться, чтобы не потерять впустую целый год.

И Дима учил отобранные для него Катей отрывки, декламировал стихи, репетировал басни. Она была его постоянным восторженным слушателем, но это Диму не устраивало. Ему гораздо нужнее был строгий арбитр и объективный критик — ведь речь шла об огромных конкурсах, чуть ли не по сотне человек на место.

Дмитрий, разумеется, не считал Катю авторитетом в области драматического искусства, зато, хорошо ее зная, полагался на ее безошибочную интуицию.

— Ну что ты молчишь, как рыба! — в сердцах кричал он, прервав монолог Сальери из пушкинских «Маленьких трагедий». — Я же видел, ты поморщилась! Я в чем-то сфальшивил, да?

— Нет-нет, что ты! Просто я представила себе вкус яда…

— Тьфу!

— Вот-вот! — от восторга подпрыгивала она. — Именно с таким выражением и говори весь текст.

— Гм. Точно. «Нет! не могу противиться я доле судьбе моей: я избран, чтоб его остановить. Не то мы все погибли»… Кстати, почему ты для меня выбрала Сальери, а не Моцарта?

Катя смешалась. Она не могла внятно сформулировать своих мотивов, да и не задавалась никогда такими вопросами:

— Ой… сама не знаю. Просто показалось, что…

— Ну и правильно показалось, глупышка ты моя. Всем известно, что отрицательных персонажей играть проще и интереснее, в них больше живых черточек. Продолжим!

А ночи все-таки оставались в их распоряжении. Димина квартира теперь пустовала: Антонина Матвеевна с мужем все-таки купили участок за городом и с наступлением тепла, поставив там сарайчик-времянку, перебрались «на дачу», чтобы с упоением копаться в долгожданной собственной земле.

Катина же мама перестала бдительно следить за нравственным обликом дочери.

— До конца учебы мы тебя выкормили, — заявила она. — Теперь живи как знаешь. Институт тебе не светит, захочешь к нам на рыбозавод — милости просим, возьму в свою бригаду.

— Нет, мам, — застенчиво ответила дочка. — Спасибо, пока не нужно. Я поеду в Москву.

— Вот тебя там заждались-то!

— Может, попробую в Гнесинку или еще в какое-нибудь музыкальное. — О настоящей причине предстоящего отъезда Катя, боясь взрыва негодования, предпочла умолчать.

— Безнадега! — протянула мать. — Однако попытка не пытка. Тогда готовься, чтоб не слишком там позориться.

Вот Катя и готовилась. Истово, прилежно. Только не к своим экзаменам, а к чужим. Правда, с наступлением темноты учебные занятия сами собой перерастали в совсем иные…

Правда, первая их ночь, сразу после треволнений выпускного вечера, была отмечена курьезом.

Катю быстро привели в чувство после обморока. Однако на бал, открывшийся после церемонии вручения аттестатов, она не осталась. К чему ей вся эта толчея, суета и многолюдье, когда, отныне и навсегда, рядом с ней тот, кто заменит ей весь мир?

— Лид, — умоляюще сложила ладошки Катя, — побудешь тут моим заместителем, а? Мне позарез нужно исчезнуть.

— Ишь ты, начальница выискалась, в замы меня записала! — проворчала Лидия, однако согласилась: чувствовала свою вину за отравление сестренки лаком. — Ладно уж, иди. Отведи душеньку. И я отведу: Андреича нашего на белый танец приглашу. А то с моим законным не попляшешь: одышка у него от лишнего веса.

— Только чтоб маме…

— Не боись. Не продам.

Обнявшись, Катя с Димой побежали к Волге.

На том месте, где когда-то по весне чавкала непролазная грязь, теперь положили новый асфальт. И все равно Дмитрий перенес ее по старой памяти через этот участок пути на руках.

У судостроительного завода на стапеле стоял почти готовый к спуску на воду речной теплоход. Не сговариваясь, двое влюбленных на цыпочках проскочили мимо пропускного бюро, где дежурили вооруженные охранники.

Завернув за угол бетонной ограды, они нырнули в знакомую им с детства щель между глухими плитами, которую почему-то никто и никогда не думал загородить.