Твой маленький монстр - Яна Лари

друг друга, с той лишь разницей, что его ко мне отношение сильно изменилось. Если раньше я вызывала в нём раздражение, упрёк или непонимание, то теперь — исключительно холод и равнодушие. Ринат смотрит на меня, как на пустое место.

И вроде можно праздновать, цель достигнута, враги повержены, но, как бы ни так! Стоит ему попасть в поле моего зрения, как сердце начинает тихонечко ныть. Это настолько бесит, что сумка для поездки к дяде собрана мною ещё в середине апреля.

Сдам ЕГЭ и прощай Тролль! За лето я тебя забуду…

Год спустя

— Жизнь то ещё дерьмо.

Констатация потягивающего вино Владлена звучит сухо и неопровержимо.

Подавившись чаем, вопросительно смотрю на своего родственничка. Последние минут сорок он со свойственной творческим людям отрешённостью смотрит в одну точку и, судя по потерянному виду, развивать свою мысль не планирует. Даже завибрировавшему на столе телефону не удаётся его растормошить.

— Отвечать будешь?

Владлен делает неопределённый жест рукой, призванный выразить крайнюю степень своего безразличия к персоне звонящего. Перегнувшись через стол, нахально заглядываю в светящийся экран. Интересно ведь выяснить, кто имел несчастье лишиться дядиной милости. Оказывается, звонит Лана. Та самая любительница утешать обделённых жизнью художников.

— Что, былая муза больше не вдохновляет? — иронично поддразниваю я, стуча по столешнице наращенным ногтем.

— Её дражайший супруг присмотрел себе новую куклу, помоложе, и выставил Лану за дверь, — Владлен в сердцах выключает телефон. — А мне она на кой без гроша в кармане?

— А Жанна где? Которая жертва склероза, — вспоминаю его вторую пассию. — Я у тебя третий месяц живу, а «бабушка» так ни разу и не объявилась. С ней-то, что не так?

— В больничке скорее всего, — он раздражённо передёргивает плечами. — Опухоль у неё нашли какую-то.

— Всё так плохо?

— Да фиг её знает. Там сыночек нарисовался сразу, как она слегла. — Владлен презрительно морщится, видимо припоминая момент знакомства с её отпрыском. — Мужик делиться наследством не собирается, поэтому крайне доходчиво посоветовал не отсвечивать. В общем, обе отработанный материал.

— Поэтому, жизнь — дерьмо?

— Нет, конечно! — отпив из бокала, с таким видом, будто в нём не вино, а минимум желчь, дядя вновь принимает скорбное выражение лица. — Просто дни проходят, а я не молодею. Кругом полно юных, полных сил парней. Моё время уходит, малая, а жить иначе я не научился.

Его мрачные рассуждения прерывает настойчивый звонок в дверь.

— Если это Лана, сделай вид, что никого нет дома, — распоряжается он, возвращаясь к созерцанию глянцевой столешницы.

Поняв, что открывать придётся мне, с сожалением кошусь на свой остывающий чай и послушно иду исполнять последнюю волю стареющего дяди.

— Добрый день, — мило улыбается мне незнакомая девушка. Стильная штучка, наверняка лицо какого-нибудь модельного агентства. — Я звонила, но телефон почему-то отключен. Мы с Владленом договаривались о встрече, он взялся писать мой портрет.

— Ласточка моя, проходи скорее! — восклицает дядя, выскакивая из-за моей спины, как чёртик из табакерки. Визит незнакомки творит невозможное, и угрюмый философ в один миг превращается в горного козла, готового немедля пуститься покорять новые кошельки… эм, в смысле горные вершины.

— Ушла гулять! — отчитываюсь, обречённо вздыхая. Куда-либо идти, желания мало, но слушать стоны его очередной пассии хочется ещё меньше.

Я долго и бесцельно брожу по торговому центру, думая о завтрашнем возвращении домой. Нужно успеть собрать свои вещи, а ещё по возможности смириться с тем, что на море в этом году придется ехать с Троллем.

За лето он так и не посетил ни одну из своих страничек, а потому никаких подробностей о ходе его теперешних дел мне неизвестно. Мы хоть и поступили в один универ, почти не общаемся. Впрочем, чему удивляться, если даже стены общего дома оказались не в состоянии вывести нас на диалог. Единственным исключением стало четырнадцатое февраля. Ринат в тот день не пошёл на пары, а когда прозвенел звонок, ждал свою Катьку у ворот нашей Альма-матер с небольшим букетом белых тюльпанов в руках. Несмотря на чересчур скромный букет, его жест выглядел как-то по-особому романтично и мило.

Мне мои поклонники тоже подарили цветы — розы, штук тридцать в сумме. До сих пор не пойму, что на меня нашло, но поравнявшись с Троллем и Левицкой, я насмешливо предложила отсыпать часть Катьке, чтобы она не выглядела со своим бюджетным пучком, как бедный родственник. На что Ринат лишь загадочно улыбнулся, шепнув, что меня остаётся только пожалеть. А ведь так и вышло. Змеёныш вернулся под утро довольный как паровоз, а я весь вечер просидела одна в четырёх стенах, и компанию мне составили лишь треклятые розы. Климов на следующий день обмолвился, что видел эту парочку отжигающей в клубе, но дальше тему развивать не стал. Ему до сих пор неприятно говорить о ней. В целом за прошедший год Эд стал ещё холоднее.

— Зато платочками носовыми разжился, — хихикаю мстительно. Как он звереет, когда их находит! С каким пылом клянётся засунуть их в задницу приколистам!.. На его месте я бы тоже бесилась. Но я не на его месте, потому-то и прикупаю сегодня ещё с десяток платочков. Ибо нечего динамить Карину Снежинскую.

Кстати Эд так и не завязал ни с кем серьёзных отношений, парадокс при его-то популярности. Хотелось бы думать, что от большой ко мне любви, но, скорее всего Климов просто боится повторить свой неудачный опыт. Вот так у людей и появляются комплексы. Ему достаточно моей дружбы. А мне нет. Я до сих пор мечтаю встречаться с самым завидным парнем нашего города.

* * *

Злая как собака, нет даже не так… злая, как сто собак (минимум питбулей), я сижу на кровати, по-турецки скрестив ноги, и прожигаю глазами свой ноутбук. А если быть точнее, то скрин переписки Левицкой и Эммы — моёй новой так называемой подруги. Интерес самой девушки, переславшей его мне понятен, грех не воспользоваться такой возможностью подгадить. В данном случае — добавить ложку дёгтя в бочку моих впечатлений от морского курорта.

Роль дёгтя пришлась на фразу написанную Катей: «А Климов не промах оказался, так виртуозно отправил Снежинскую во френдзону, что она уже три года там нераспечатанной кукует, всё ждет, когда он её осчастливит. Смотрит на него как собачонка, вдруг Эдичка сжалится, да кинет и ей палку».

Перечитывая раз за разом это короткое сообщение, я снова чувствую себя растерянно стоящей в школьном актовом зале, наедине со своим позором. Конечно, можно проплакаться и забыть, но такая ярость душит — словами не описать. Они не