В моих безумных фантазиях - Джулиана Маклейн

Ребекка не могла погасить огонь триумфа, горящий у нее в душе.

— Вижу, вы уже все продумали.

Вскоре тетушка появилась рядом с ними, и Готорн перевел на нее взгляд:

— Вы вернулись, леди Саксби. Не беспокойтесь, ваша подопечная находилась в хороших руках. Я спас ее от шоколадных поцелуев. Ей не достался ни один.

— Милорд, — ответила тетя Грейс, — я глубоко вам признательна, потому что всем известно — одного поцелуя всегда недостаточно, а они так опасно сладки. Леди должна быть настороже.

Девон изумленно выслушал тетушку, улыбнулся, затем поклонился им обеим:

— Приятного вечера, леди.

Тетушка Грейс посмотрела вслед их собеседнику:

— Какой необыкновенный мужчина! Неудивительно, что ты не смогла забыть его.

— А вы были ужасны, тетя! То, что вы сказали о шоколадных поцелуях! Я была готова провалиться сквозь землю.

Тетя пропустила мимо ушей ее замечание.

— Подозреваю, он никогда не забывал тебя, дорогая. Уверена, ты вскоре вновь увидишь его.

Ребекка склонилась к ней:

— Похоже, раньше, чем вы думаете, потому что он пригласил нас остановиться в замке на неделю.

Грей сбросила на племянницу быстрый взгляд.

— Что ты говоришь! В таком случае, полагаю, ты больше не нуждаешься в моих советах, девочка. У тебя природный талант. — Она любовно похлопала Ребекку по руке: — Ты молодец! Мы перешагнули первый порог. И теперь на шаг ближе к твоему будущему счастью.

Однако Ребекка не торопилась радоваться своему счастью.

После лишений, испытанных ее в жизни, все, казалось, свершилось слишком легко, и она испытывала неожиданное сомнение. Ей пришла на ум поговорка — «Слишком хорошо, чтобы быть правдой», иона только надеялась, что это не относится к ее сказочной, мечте об этом человеке — к огромной, страстной, совершённой любви, к которой она так стремилась.

Той ночью, после того как хозяева и гости во дворце уснули, герцог, в одной ночной рубашке и колпаке, тихо выскользнул из постели и зажег фонарь. Осторожно подняв его за скрипящую ручку, он протопал босыми ногами по темной комнате к тапочкам у двери, надел их и тревожно оглядел комнату. Поднял фонарь и сквозь его слабый золотистый свет пробежал глазами по покрытым деревянными панелями стенам. Он наморщил лоб, рот приоткрылся. Его дыхание участилось в прохладном ночном воздухе.

Герцог вышел из спальни и тихо направился по темному коридору, оглядываясь но сторонам. Затем, ускорив шаги и быстро оглянувшись через плечо, повернул направо. Неся фонарь, он достиг конца коридора, потом высоко поднял его, направив свет на портрет второго герцога Пембрука в массивной позолоченной раме.

Его светлость смотрел на него несколько мгновений, затем покачал головой, прежде чем отправиться в южное крыло. Он миновал несколько комнат для гостей, быстро взглянув на медные ручки на дверях.

— Да, сейчас хорошее время, — вслух произнес он.

Герцог продолжил свой путь. Достигнув главной лестницы, он заторопился вниз на первый этаж, его тонкая ночная рубашка колыхалась вокруг его ног, когда он двигался.

Он вновь поднял фонарь и оглядел просторный зал.

— Нет, брат Сальвадор, не сюда. Сюда. — Герцог замедлил шаги и, шаркая, прошел в галерею. — Теперь позволь мне рассказать тебе о молодом Руперте, — сказал он. — Он был очень хорошим юношей, но, похоже, никто не помнит его. Никто, кроме меня.

Герцог шел вдоль длинной галереи, и портреты, казалось, оживали в свете фонаря в темноте.

Глава 7

— По крайней мере, у нас есть время до зимы, — сказал Блейк Винсенту на следующее утро за завтраком, прежде чем гости присоединились к ним в столовой.

Винсент горько усмехнулся:

— Господи. Только ты способен увидеть в дурном что-то хорошее.

Девон вошел в комнату и встретился с мрачным взглядом Винсента. Его брат сидел за покрытым белоснежной скатертью столом. Перед ним стояла тарелка с яйцами и ветчиной. Он остановил вилку в воздухе, затем с громким звоном уронил ее на тонкий фарфор:

— Похоже, я потерял аппетит.

Уставший и опустошенный, потому что прободрствовал всю ночь, так как его мысли прыгали от безумного требования отца к соблазнительному шарму леди Ребекки, Девон сразу направился к буфету с кофе.

— Не останься из-за меня без горячего завтрака, Вин. Ты же знаешь, что я этого не стою.

Он спиной чувствовал взгляд брата, пока наливал себе кофе, потом сел за стол напротив него. Они пристально смотрели друг на друга. Винсент снова взялся за вилку и принялся за еду.

— Мы только что обсуждали намерение отца увидеть нас всех четверых женатыми до Рождества, — сообщил Блейк.

Девон обхватил чашку с горячим кофе.

— У меня есть новости на этот счет. Сегодня на рассвете отец пришел в мою комнату и сказал, что каждого из нас ждет вознаграждение, если мы женимся к концу лондонского сезона. Пять тысяч фунтов наличными в день свадьбы.

Блейк присвистнул:

— Это хорошая сумма. Он определенно теряет рассудок.

— Пять тысяч, ты говоришь? — Винсент откинулся на спинку стула.

— Нужно как можно скорее сообщить обо всем Гаррету, — сказал Девон.

— Последний раз мы получили от него известия, когда он находился где-то на Греческих островах, попивая средиземноморское вино, — ответил Блейк. — Вряд ли он обрадуется, услышав это.

— Думаю, ему это будет безразлично, — предположил Винсент. — Он уже заявил, что ничего не хочет от отца. Он счастлив, оставаясь в Греции, пока мы все будем тонуть хоть в кровавом потопе.

Девон положил ладонь на стол:

— Не будет никакого потопа.

— Ну, не скажи, — ответил Винсент с язвительным сарказмом. — Ведь именно из-за тебя старик начал терять рассудок. Тебя здесь не было, и ты не был свидетелем его гнева после твоего отъезда. У него, возможно, лопнули какие-то сосуды в голове, так он разорялся.

Девон смотрел в окно на дождь, поливающий опустошенную садовую террасу и наполняющий водой глубокие ямы, на деревья, гнувшиеся под порывами ветра.

Да, частично, в безумии их отца был виноват именно он. В тот последний день он разочаровал его больше, чем когда-либо, оставив их и вскоре покинув страну, не произнеся ни единого слова, Он бросил семью.

«Ты больше мне не сын».

Девон не радовался своему продолжительному отсутствию в Англии, он никогда ни о чем не сожалел, но твердо знал, что его изгнание было необходимо. Он должен был побыть какое-то время один и выстрадать в одиночестве свой стыд, освободить свою память от происшедших тогда событий. Он должен был сделать это, прежде чем вернуться домой и выполнить свой долг перед семьей.