Говорящие с... - Мария Барышева

   Самой Эше продавщица в другом отделе поведала, что эта и только эта куртка смотрит именно на нее. Эша взяла другую. Раньше она только бы улыбнулась такой рекомендации, но после сегодняшнего ничего не могла с собой поделать. Хотелось быть твердо уверенной в совершенном равнодушии одежды.

   Мужчина на улице, ловя упорхнувший пакет, кричал на него так, словно тот был удравшим непослушным псом. Другой пинал колесо сломавшейся машины, в отличие от недавнего таксиста, называя ее всякими нелицеприятными именами, которые только можно придумать для женщины. Пролетел обрывок фразы от какой-то девчушки, уверявшей, что она влюбилась в эти джинсы с первого взгляда. Она шла по улицам, заходила в магазины, и все вокруг было окружено вещами - бесчисленным количеством вещей, и люди смотрели на них, оценивали, обсуждали, касались - каждый по-своему и со своими эмоциями, ругали, хвалили, пренебрежительно отмахивались, пинали, хлопали, оглаживали, трясли, сравнивали, и ей то и дело казалось, что вещи внимательно слушают и думают о чем-то своем. Они ничего не значили сами по себе, но люди не могли без них жить, они покупали их, забирали, ходили в них и по ним, открывали, мяли, выбрасывали, и сама она делала то же самое. В конце концов, не выдержав, Шталь почти наобум скупила окончание составленного списка и сбежала домой, тревожно думая о том, что все медицинские светила, пожалуй, заблуждались, и сумасшествие - заразно. В подъезде поднимавшаяся старушка-соседка ругала расшатанные перила и жаловалась, что они сведут ее в могилу. Эша пролетела мимо нее вихрем, забыв поздороваться, грохнула входной дверью о косяк, и в голову тут же змейкой скользнула мысль, что двери это могло и не понравиться. Квартира воспринималась совершенно иначе, чем утром, - пространство, наполненное вещами, старыми и новыми, нужными и совершенно бесполезными, симпатичными и надоевшими. Интересно, а они какой считают ее саму? Может, она им тоже надоела? Может, они бы предпочли ее выкинуть?

   В двери громко скрежетнул замок, Эша взвилась с дивана, болтнув голыми ногами, и быстро прошлепала в прихожую, где сестра как раз ставила на пол небольшую спортивную сумку. Сумка была очень старой, и Шталь не понимала, почему Полина ездит с ней, а не купит себе новую.

   - Поличка приехали! - взвизгнула она и повисла у сестры на шее, сочно чмокнув ее в прохладную щеку. Полина недовольно отстранила ее. Она терпеть не могла нежностей, и Эша не могла вспомнить случая, чтобы сестра обняла ее или поцеловала - даже когда она в первый раз пришла в себя в больнице и увидела сидящую рядом Полину с посеревшим от переживаний и бессонных ночей лицом. Часто ей казалось, что сестра не любит ее, но та каждый раз, словно чуя эти мысли, разбивала их поступками, отмеченными добротой и чуткостью. А когда Эша в первые же дни своего пребывания в столице угодила в неприятную историю, встретив того, кого надо, но, как тонко подметил Ейщров, сделав с ним совершенно не то, что следовало, Полина примчалась в Москву и произвела в окружении кого надо такой переполох, что он мог бы сравниться с октябрьским восстанием. Неприятности мгновенно уладились, а тот, кто надо, случайно сталкиваясь со Шталь, с тех пор неизменно вежливо здоровался и спрашивал, как поживает Полина Викторовна. Сестре Поля надавала испуганно-гневных пощечин, и это, пожалуй, было единственным физическим проявлением того, что Эша ей не безразлична. Сама же Шталь сестру обожала и не упускала случая это обожание проявить.

   - Новое неглиже? - Полина оценивающе прищурилась, снимая легкое пальто. - На какие шиши, ребенок? Ты же сказала, что тебя уволили.

   - Ну, у меня кое-что оставалось, - Эша отняла у нее пальто, и Полина тотчас спокойно сказала:

   - Врешь!

   Эша ухмыльнулась, в душе пожалев, что Поли не было с ней на утренней встрече. У Поли тоже была способность, причем, как считала Эша, гораздо более ценная, чем ее сомнительный дар. Полине невозможно было солгать. Она всегда безошибочно отличала правду ото лжи, чувствуя малейшие изменения интонации. Более того, она вообще всегда знала, о чем именно идет речь, и для этого вовсе не обязательно было, что человек изъясняется на известном ей языке. Полина вслушивалась не только в слова, но и в то, как их произносят - человеческая речь для нее была музыкой с миллиардами оттенков, и у каждого смысла была своя мелодия. Полина была магом интонации, и Эша не сомневалась, что босс возит ее с собой не только, как переводчицу, но и как детектор лжи и дешифратор намерений и мыслей. Не выдержав, она сказала:

   - Стерва!

   - Да, - сестра кивнула, - но вот завтра, говорят, похолодает.

   - Нет, ну как ты это делаешь, а?! - восхитилась Шталь, и Полина пожала плечами.

   - А как ты всегда встречаешь, кого надо, ребенок? Я бы могла сказать, что это генетическое, но, по счастью, у нас разные матери, а отец всегда был идиотом. Конечно, я бы предпочла быть телепатом, это избавило бы меня, а в особенности, тебя от множества дурацких ситуаций.

   - Ты несправедлива ко мне, Звягинцева, - заныла Эша, - а ведь ты единственная, кому я кидаюсь на шею в приливе чувств!

   - Если у тебя прилив чувств, лучше сделай мне чаю - у меня голова гудит после автобуса, и я продрогла, - Полина сбросила сапожки и прошла в комнату. Эша крутанулась и умчалась на кухню. Через несколько минут она вернулась и, мелко кланяясь, водрузила на столик поднос с огромной дымящейся чашкой и вазочкой, наполненной печеньем.

   - Все для вас, для вас.

   Полина снисходительно кивнула, словно Шталь была паясничающим малышом, и взяла чашку. Она была старше Эши лишь на два года, но Эша в ее присутствии всегда чувствовала себя ребенком - несмышленым и неуклюжим, причем непременно в чем-то виноватым, и это неизменно побуждало ее носиться вокруг сестры и всячески ей угождать. Она не знала точной причины - возможно, причина скрывалась в страхе, что однажды Полина не приедет - устроит, наконец, свою личную жизнь, и Эша ей будет больше не нужна - ведь Поля, пожалуй, единственный человек, с которым Шталь ни разу не смогла столкнуться случайно. Однажды она уже пропадала на целый год, сообщая о себе лишь редкими звонками и не выдавая своего местонахождения, и Эша была в панике. Но Полина вернулась - похудевшая и грустная, и Эша решила, что у той был бурный, но неудачный роман. В душе Шталь искренне желала сестре счастья и не понимала, почему Поля до сих пор не замужем за какой-нибудь влиятельной особой и не руководит каким-нибудь государством средних размеров - она без труда справилась бы и с тем, и с другим.

   - Что это значит? - Полина кивнула на собранную сумку и вытянула ноги. Как и полагалось сводным сестрам, они с Эшей были совершенно непохожи - только ростом и длиной волос. Шатенка Шталь обладала тонкой спортивной фигуркой, Поля была чуток плотновата, с великолепной грудью и вьющимися светлыми волосами - в ее внешности, в отличие от озорной диковатости сестры, было что-то томное, отрешенное, ленивое, но Эша знала, что несмотря на кажущуюся томность Поля проворна, как кошка, а когда она злилась, ее зеленовато-карие глаза загорались бешеным изумрудным огнем, и от отрешенности не оставалось и следа.