Темная лошадка - Оксана Обухова

Не знаю, сколько бы времени жена Кутепова просидела, изображая памятник, но я отвлекла ее от цементных мыслей вкрадчивым вопросом:

— Вас пытались в чем-то обвинить?

— Пытались! — фыркнула Бьянка и рассмеялась хриплым, нервным смехом. — Обвинили уже! Во всех грехах.

Чести абсолютно доверенной наперсницы я от нее так и не дождалась. Бьянка не касалась постельных откровений, не объясняла сути отношений с Валерией и Алексеем, это она переживала скрыто, но видя, как тяжело она приняла извести о предательстве близких людей, я поняла — кого-то из них, Бьянка по-настоящему любила.

— Я одна, я совершенно одна, — выпив вторую порцию коньяку кряду, говорила женщина. — Ты представить не можешь моего одиночества! Меня вывезли сюда… как племенную корову, как… гейшу, как предмет интерьера! Все мое осталось там, в Москве! — горько сетовала она. — Здесь я даже не грелка для постели, я вообще никто! Ни мать, ни любовница, ни друг.

Бьянка опустила голову и судорожно, прерывисто вздохнула:

— Я так одинока.

— А Валерия и…

— Я слышать не хочу об этой мерзавке! — вскрикнула Бьянка и, наконец, заплакала. Коньяк ее расслабил, но не настолько, что бы путаться в пьяных слезах. Она быстро с ними справилась и вновь наполнила бокалы.

Я не пила, так как предполагала, что вести машину до дома придется мне.

Бьянка обратила внимание на этот факт и спросила с упреком:

— Ты что же… не желаешь со мной выпить?

— Вы не сможете сесть за руль, — напомнила я.

— Плевать! Вызову шофера, довезет. Пей!

Первый раз я увидела в Бьянке темперамент настоящей танцовщицы фламенко. Не женщина, а живой огонь в полный рост. Не удивительно, почему Кутепов когда-то прикипел к этой жар-птице. Сидя вровень со мной, она, казалось, возвышалась на метр с гаком.

Пить не хотелось совершенно. Через два часа мне предстоит встреча с детективом Андрюшей, привезшим полезные сведения, но Бьянка так глянула исподлобья, что я тут же и лихо опрокинула в рот грамм пятьдесят вроде бы армянского. Чмокая, закусила лимоном, и в награду за лихость, позволила себе вопрос:

— Как давно вы знакомы с Хорскими?

Бьянка уже выцедила оглушительную дозу, выглядела не вполне трезво (тем не менее, умудряясь держаться с царским достоинством), положив скрещенные руки на стол, она приблизила ко мне лицо и, обжигая глазами, сказала:

— А вот сейчас я скажу тебе кое-что удивительное — я их совсем не знала. — Откинулась на спинку стула и дождалась, пока на моем лице появиться натуральное изумление.

Надо сказать, что пришлось потрудиться, так ничего сногсшибательного в ее признании я не услышала. Чего-то подобного можно было ожидать.

Актриса из меня никудышная, лицедействовать я могу только на острие ножа (чему был яркий пример), но Бьянка посчитала мой вид удовлетворительным и ухмыльнулась:

— Удивлена?

— Пожалуй, — промямлила я. Сегодня утром ее муж уже сказал мне о том, что Бьянка сама призналась ему в том, что знакома с Хорскими не с Московских времен, а через третьи руки. Теперь я услышала это от нее, но продолжила спектакль «мы так поражены, мы так поражены». Почему бы не сделать женщине приятно? — А зачем же вы сказали дяде Мише…

Бьянка не дала мне договорить. Вновь приблизила ко мне округлившиеся глаза и выдохнула:

— А ты можешь представить мою жизнь, а? Одна, с какими-то тухлыми, перезрелыми тетками, от которых толку-то, что рецепт варенья узнать. Ребенок не мой… точнее мой, но как бы не мой. Ему больше врачи, чем мама нужны. И этот… целый день на работе, деньги заколачивает… а-а-а, — Бьянка махнула рукой, — болото с золотистой ряской. Даже не аквариум, туда хоть воздух пускают, типичное, прогнившее, провинциальное болото!

«А ты значит у нас, золотая китайская рыбка», — мысленно добавила я.

— Ты не представляешь, какая у меня жизнь была! — мечтательно пропела Бьянка. — Праздник, карусель… а, да что тебе говорить, все рано не поймешь, — и налила себе очередную порцию коньяка. — И тут появляются они. Как видение из прошлой жизни — яркие, свободные, без этих… дурацких комплексов провинциальных! — Она со злостью обвела небольшое, затрапезное помещение бара. Словно подожгла, и дым пошел. — Ну, — выдохнула, — за помин моей прошлой жизни. — И выпила одним глотком.

— А где вы их увидели первый раз?

Бьянка подняла голову, посмотрела на зеркальный шар, болтающийся под потолком, и вымолвила:

— В таком же баре. Но в центре. Я после шейпинга всегда туда заглядывала, там кофе приличный делают. — Сказала и замолчала на какое-то время. — Они сразу мне понравились. Представь, — я встретила близких по духу людей. Мы любили одну музыку, мы знали одну жизнь… скука у нас была одинаковая. Они ведь тоже приехали из Москвы, Алексею предложили работу арт- директора в одном клубе, но потом… в общем, кинули. Так они и остались — без работы, без денег, на съемной хате, размером с мой туалет…

— И вы предложили им поселиться рядом, — закончила я.

— Прекрати выкать, я тебе не Мафусаил.

— Хорошо. Ты пригласила их к себе и представила мужу, как старых друзей.

— А тебе не кажется, что ты слишком любопытна? — внезапно напряглась Бьянка, и я в ответ внутренне съежилась. В глазах моей собеседницы еще не совсем угас огонь недавней ярости.

— Извини, — пролепетала я. — Я думала, тебе надо выговориться.

— Думала она, — недовольно пробурчала Бьянка. — Хотя… пожалуй, да. Мне надо выговориться. И, — она будто увидела меня заново и удивилась, — почему бы не тебе? Тебе сколько лет?

— Двадцать пять.

— Выглядишь моложе, — одобрила мою сохранность танцовщица на пенсии. — Я к двадцати пяти такое количество грима на себе перетаскала, что странно, как к тридцати в урюк не превратилась. Давай, что ли, за свежесть?

Тост мне понравился, и второй бокал конька прошел уже живее.

— А Алексей и Валерия, они кто?

— По профессии? — уточнила Бьянка. — Оба «кулек» закончили. Алексей хореограф-постановщик, Лерка, как я — балетная. Оба нищие, оба целеустремленные, — усмехнулась, — как оказалось, даже с избытком. Какой-то бес навел меня на них…

— А если не бес? — бухнула я.

— Расшифруй, — слегка нетрезво качнулась Бьянка.

— Ну… ну ты же сама сказала, что в том баре в центре ты бывала часто, они подкатили к тебе с одинаковыми привычками…

— Подожди! — внезапно и совершенно трезво, перебила танцовщица. — Ты хочешь сказать, что их кто-то на меня навел?!

— Да.

— Не-е-ет, — протянула Бьянка, — нет, я не верю! Это была симпатия, сразу, с одного взгляда!

Переубеждать и без того униженную женщину, было как-то неловко.

— Прости. Конечно симпатия. Три москвича в провинции, люди искусства, что может быть обыкновеннее? Конечно симпатия.

Но Бьянка задумалась. И мне не понравилось, как нехорошо заходили желваки на ее скулах.

— Знаешь, о чем меня спрашивали в милиции? — неожиданно сказала она. — О том, все ли время я видела обоих Хорских на даче двенадцатого апреля, — собеседница задумчиво вертела в пальцах пустой бокал и напряженно разглядывала противоположный, темный угол бара. — Так вот. Алекса я не видела часа полтора, может, чуть меньше.

— Он уезжал? С дачи?

— Не знаю. Как обычно, мы с Валерией были в бане (Алекс терпеть не может парную, у него после голова болит), и в это время он занимался мангалом. Когда мы вышли из бани, нас уже ждал шашлык.

— То есть — либо он уезжал, либо мясо готовил? Из этого ты сделала вывод, что Хорский не отлучался.

— Да. И вообще, что это я, — опомнилась Бьянка. — Моя машина перегораживала выезд, он возился с углями… я видела из окна бани горящий мангал…

— А самого Алекса? — быстро вставила я.

— Нет, по-моему, нет. Но огонь горел! Дрова он подкладывал…

«И смотаться в город на попутке он тоже мог. Пока ты парилась», — мысленно добавила я.

— Время ты помнишь?

— Да. И оно не совсем совпадает. Я не видела Алекса с шести до половины восьмого. Примерно.

«Если хитроумные Хорские не перевели стрелки на часах и не запутали тебе мозги. Алиби Алекса можно принять только под огромным вопросом».

— Ты рассказала все это следователю?

— А пошел он к е… матери! — зло выругалась Кутепова. — Всю душу из меня вынул! Кто да откуда, да почему? Я не знаю, зачем Валерии и Алексею понадобились ключи от нашей квартиры и откуда они их взяли, но в одном я уверена точно — этот гребаный пистолет им ни к чему! Я могу представить их шантажистами, мерзавцами, кем угодно, но только не убийцами. Выделка не та, жидковаты ребята.

— А вдруг?

— На хрен! — выругалась Бьянка. Не иначе, как в грим уборной балетных так принято. Хотя с пачками и мантильями мат не очень монтируется. Как никак волшебницы и феи. — Я точно знаю, Алекс три раза обделается, прежде чем на курок нажимать. А кучки говна рядом с трупом что-то не находили.