Наполеон 2. Книга вторая: Стать богом - Игорь Пронин

— Не вижу причин делать исключение для русских!

— Да, без исключений! Немцев, австрийцев, всех! — Бочетти посерьезнела. — А когда они пошлют против нас дивизию, когда мы исчерпаем все их терпение, то разобьемся на мелкие группы и уйдем на восток. И сменим манеру поведения, это собьет их с толку. Я хочу держаться ближе к основным силам армии, а они быстро идут к Москве.

— Да, Наполеон, безусловно, победит русских, — полковник тоже помрачнел. — Вроде бы и хорошо, ненавижу их, особенно за Суворова, но не верю, что Наполеон даст моей Польше независимость.

— Тебе не наплевать на Польшу?

Збаражский приосанился, хотел было ответить резко, но вдруг рассмеялся.

— Наплевать, вообще-то! Но ты не говори так при моих людях. Эти негодяи все же предпочитают считать себя патриотами.

После нескольких удачных налетов обоз отряда стал слишком большим. По предложению Джины, которую судьба награбленного добра вовсе не интересовала, часть людей решено было отправить с обозом назад, в Польшу, чтобы они припрятали добычу до лучших времен. Французов, в очередной раз подобравшихся опасно близко, следовало отвлечь.

— Нападем на них, полковник! Атакуем прямо в лоб! Этого они точно не ожидают, опешат от удивления, а потом отступим и поведем их в другую сторону.

— Почему бы нет, моя прекрасная пани! — полковник в очередной раз с интересом заглянул Джине в глаза. — Иногда мне кажется, что вы вовсе не боитесь смерти.

— Боюсь, — призналась Бочетти. — Хотя были и другие времена.

Все было проделано так, как они и планировали. Среди бела дня, не устраивая никакой засады или предварительного обстрела, отряд атаковал вытянувшихся в колонну французов. Передние ряды вынуждены были отступить, задние подтянуться, но когда эскадрон построился для атаки, разбойники Збаражского уже скакали прочь, оставив на дороге несколько вражеских трупов. Взбешенный командир французов первым с саблей в руке поскакал в погоню, но до самого вечера настичь мародеров так и не смог. С наступлением темноты усталые поляки, воспользовавшись услугами проводника, тихо прошли лесом к отдаленному литовскому селу. Жителям щедро заплатили — Бочетти предпочитала действовать так. В некоторых отношениях деньги сильнее страха, ведь сообщи крестьяне о своих постояльцах, им пришлось бы все вернуть.

Удобно расположившись по домам, усталый отряд уже уснул, когда часовые сообщили полковнику о приближении французов. Это было странно: ночью, в чужой стране, солдаты вели себя очень осторожно. Збаражский объявил тихую тревогу, но покинуть село, они уже не успели. Все было готово к отчаянной сечи, но французы оказались вовсе не преследователями, а лишь небольшой, в двадцать человек группой, следовавшей с запада к действующей армии и везшей почту из Парижа. Именно из-за действий Збаражского и его людей, французы решили объехать опасный район, заблудились и теперь, счастливые, собирались найти ночлег в случайно попавшемся селе. Дело обернулось для них, как можно догадаться, не лучшим образом. Джина и полковник застрелили первых двух, просто выйдя на крыльцо. Офицеров, конечно же, попытались взять живьем, но удалось это лишь с одним, оглушенным ударом ружейного приклада. Когда он открыл глаза, то сквозь заливавшую их кровь увидел Джину Бочетти и содрогнулся всем телом.

— Что? Много обо мне слышали, капитан? — Джина заботливо обмыла ему лицо. — Если слышали, что я мучаю таких, как вы, до смерти, то вас не обманули. Так и будет, поэтому вам нет смысла что-либо скрывать. Более того, если я увижу, что вы рассказываете мне все сами, то быстрее убью, а это, будьте уверены, в ваших интересах.

— Вы страшная женщина! — капитан улыбнулся, осматриваясь. — Просто исчадье ада. Да, я слышал о вас.

— Значит, понимаете, что чуда, которое могло бы вас спасти, не произойдет. Я не люблю чудес, и не допускаю их. — Бочетти, играя, водила остро отточенной бритвой, ему по груди, и мундир спадал клоками. — У меня к вам есть несколько вопросов, касающихся состояния дел Франции, армии, и лично Императора. Что вы знаете о Наполеоне, видели ли его? Вам известно имя Колиньи? Да, и, кстати, не стесняйтесь плакать. Меня это совершенно не смутит.

— Посмотрите мне в лицо, Джина.

Вздрогнув, она исполнила просьбу и увидела перед собой не незнакомого симпатичного капитана, а Антона Гаевского, которого много лет назад пыталась застрелить. Он повзрослел и возмужал, но Бочетти узнала его сразу. Мастер перевоплощения, беспредметник! Такому и грим не нужен.

— Гаевский. — протянула она. — Похоже, мне сегодня очень повезло. И все же.

Она разорвала на нем остатки мундира и рубашки. Шрам, оставленный ее пулей, был именно там, где и должен был находиться.

— Да, это я, — Гаевский смотрел на нее, не пытаясь скрыть ненависти. — И я хочу купить себе жизнь.

— У тебя есть цена? — Джина поднесла бритву к его глазам. — У всего есть цена, но моя цена.

— Месть, — твердо сказал Антон. — Я давно это понял. И мне нет никакого смысла мешать твоей мести. Наоборот, я действительно готов помочь тебе. Хотя и втайне от моих друзей. Я откомандирован в штаб, на должность адъютанта. Я буду совсем рядом с Императором.

Джина отошла от него и задумалась. Она уже просмотрела бумаги «капитана» и знала, что он не лжет. Как именно его использовать, будет еще время подумать. Бочетти быстро вернулась и точным, легким движением оставила отметину на его щеке.

— Это чтобы ты не забывал обо мне никогда, — объяснила она. — Хорошо, пока будешь жить.

Короткий остаток ночи Гаевский провел под охраной в сарае и даже успел немного поспать. Но уже на рассвете отряд быстро собрался, и вскоре привязанный к седлу Гаевский ехал рядом с Бочетти и полковником. Збаражский смотрел на него зло, ему изменение привычек Джины совершенно не понравилось.

— Не хотите объяснить мне, в чем дело, графиня?

— Я не обязана ни в чем перед вами оправдываться! — ответила она, думая совсем о другом. Ее тонкие ноздри раздувались, то ли от ярости, то ли от предвкушения чего-то. — Он может мне пригодиться, вот и все.

Вскоре пришлось остановиться — и впереди, и справа послышались звуки приближавшейся битвы. Посланные разведчики доложили, что северный корпус русских контратаковал и теснит французов. Некоторые части и вовсе оказались разбиты и теперь их остатки отступали порознь, пытаясь в суматохе присоединиться к другому отряду. Стоя рядом с Бочетти на опушке леса, заросшей густым кустарником, Гаевский с тоской наблюдал за уничтожением такой группы, состоявшей из примерно десятка французов. Они успели дать по нагнавшим их русским один слабый залп — сержант сумел их построить. Но противники, не дожидаясь следующих выстрелов, сразу ударили в штыки. Солдаты попались опытные, никто не побежал, но и сдаваться никто не стал. Состоялся короткий бой, в ходе которого почти все французы были истреблены. Но более всего внимание Гаевского привлек центр этого боя, который странным образом завязался вокруг насмерть перепуганного мальчишки с барабаном.

Безоружный и испуганный, он лишь путался у всех под ногами. Французы пытались защищать мальчишку, прикрывать его, но и русские его не трогали. Так он и топтался на месте, уворачиваясь от мнимых ударов и обнимая барабан. Наконец, кто-то случайно толкнул его, он упал и свернулся калачиком. Когда русские уводили его и немногочисленных пленных, мальчик и тут барабан потащил с собой. Ему не стали мешать.

— О чем задумался, Гаевский? — спросила его графиня, убирая так и не пригодившийся пистолет в кобуру. — Идите к коням, надо уходить отсюда.

— Так, пустяки всякие вспомнились. — усмехнулся Антон и послушно поплелся следом.

На самом деле он вспомнил пески Сахары. Он был на пару лет постарше этого мальчика с барабаном, но тоже еще совсем юн. И у него тоже был барабан. Армия шла под пылающим солнцем Египта, ничего еще было не ясно, но солдаты были преданы своему генералу так же истово, как вот эти — своему Императору. Даже сам Гаевский иногда чувствовал желание идти в бой за Льва, и выбивал дробь со всей старательностью.

Глава пятая

Битва у пирамид

Песок и солнце. Солнце и песок. Больше ничего нет — только солнце, солнце, солнце и песок, песок, песок. Они везде. Но хуже всего песок в сапогах. Ноги растерты до крови, опухли, но надо идти, и барабанщик шел, как и вся армия. Единственное, что развлекало солдат во время этого марша — налеты мамелюков. Дико кричащим, дерзким наездникам ни разу не удалось добиться хоть малейшего успеха — несмотря на усталость войска, усиленную жарой. Генерал Бонапарт отбирал лично почти каждого солдата, поражая всех своей необычайной памятью на лица и имена. В Египет отправились лучшие из лучших, и за своего льва-генерала сами бились, как львы. Мгновенно выстраивались в каре, разворачивались пушки, и вот уже мамелюки скрываются за горизонтом, оставив на песке Сахары множество трупов.