Катынь - Юзеф Мацкевич

Итак, ждали.

Ждали в январе, ждали в феврале. Пытались переждать зиму. Все с глазами, устремленными на Крайний Север. Чтобы понять эту идею польских властей, граничившую с ослеплением, почти с маниакальным упорством, с каким все надежды возлагались на полярный круг, нужно отметить, что именно за полярным кругом находилось большинство советских концлагерей, в которых сидели не тысячи, а миллионы заключенных! Эта надежда усиливалась постоянно прибывавшими оттуда, в единичном и групповом порядке, поляками, которые действительно, проезжая через северную тундру и тайгу, где-то по дороге, на этапах, в пересыльных лагерях натыкались в последние месяцы на следы каких-то польских пленных. Однако это была ошибка, так как здесь речь шла не о пленных из Козельска, Осташкова и Старобелька, а о тех, кто был интернирован в прибалтийских государствах, кого советская власть захватила вместе с этими государствами и сослала на север в каторжные трудовые лагеря. В суматохе войны, путанице дат и человеческих судеб легко было допустить подобную ошибку. Потом думали, что когда тронется лед… Но лед там трогается очень поздно.

Не ожидая ледохода и пока еще снег толстым слоем покрывал Россию, 18 марта 1942 года генерал Андерс в сопровождении своего начальника штаба, полковника Окулицко-го, опять просит аудиенцию у всемогущего. Сталин принял их в Кремле в присутствии Молотова.

Андерс описывает положение польской армии, формирующейся в СССР, и говорит:

– Нам по-прежнему не хватает офицеров. До сих пор нет офицеров из Козельска, Старобельска и Осташкова. Они все-таки должны быть где-то у вас. Мы собрали дополнительные сведения, – он вручает два списка, которые Молотов берет у него из рук. – Куда же они могли деваться? У нас есть следы их пребывания на Колыме.

Сталин, с папиросой во рту, марая бумагу, отвечает:

– Я уже отдал приказ их освободить. Говорят даже, что они на Земле Франца-Иосифа, а там ведь никого нет. Не знаю, где они. Да и зачем нам их держать? Может быть, они в лагерях на территории, занятой немцами, может, разбежались…

– Это исключено, об этом мы знали бы, – вставил полковник Окулицкий.

– Мы задержали только тех поляков, которые состоят на службе у немцев, – сухо ответил Сталин и переменил тему разговора.

«На территории занятой немцами?» «Разбежались?» Откуда они могли разбежаться? В какой местности, из какого лагеря? Когда они могли оказаться на этой территории?..

И вот тут, после восьми месяцев напрасных поисков, после сорока девяти дипломатических нот, после неисчислимых совещаний, стараний, хлопот, просьб, на которые был лишь один ответ «не знаем» или «мы их отдали еще в 1940 году», – Сталин произносит пока еще малопонятную фразу. Просто так, невзначай, пуская папиросный дым и отрывая глаза от бессмысленного листка бумаги, на котором он рисовал на этот раз какого-то фантастического быка… Пришла ему эта мысль в голову неожиданно или была обдумана раньше? Или это был пробный шар, который годом позже станет основой официальной советской версии? Или решительный поворот советской политики в этом щекотливом деле, созданном настойчивостью польской стороны? Вряд ли это был такой поворот, ибо в дальнейших переговорах и официальных ответах советская сторона пока не вернется к этому заявлению и отнюдь не воспользуется словами, брошенными Сталиным сквозь папиросный дым.

Совсем наоборот. 19 мая 1942 года польское правительство вручило еще один меморандум о затерявшихся польских пленных и еще одну ноту – 13 июня того же года (см. Приложение 8), НКВД сделал в ответном меморандуме от 10 июля 1942 года следующее заявление:

Известно, что многие польские граждане, освобожденные еще до издания указа об амнистии, уехали из СССР на родину. Необходимо также отметить, что многие польские граждане среди освобожденных на основании указа бежали за границу, причем некоторые из них в Германию… Наконец, в связи с неорганизованными переездами зимой 1941 года из северных областей СССР в южные, которые происходили вопреки многократным предупреждениям Народного Комиссариата, какая-то часть польских граждан подверглась в дороге заболеваниям и была высажена на разных станциях, причем некоторые из них умерли в дороге. Все эти обстоятельства могли, естественно, стать причиной того, что некоторое число польских граждан не дало знать о себе.

8 июля, за два дня до этого окончательного, закрывающего дискуссию советского заявления, господин Кот в сопровождении поверенного в делах Сокольницкого нанес прощальный визит Вышинскому, и в разговоре, имевшем скорее частный характер, Вышинский сказал:

– Что касается мнимого задерживания поляков в тюрьмах или в лагерях, то я должен заверить вас, господин посол, что я расследовал это дело и их там действительно нет. Офицеров нет ни на дальнем, ни на ближнем севере, вообще нет нигде. Может быть, они находятся за пределами СССР, может быть, часть их умерла… Все освобождены. Частично они были освобождены еще до нашей войны с Германией, частично – позже.

– Что касается офицеров, – ответил Кот, – то должен сказать, что именно из Польши я получаю самое большое количество запросов от их семей, обеспокоенных их судьбой, так как их там нет. Нет ни одного.

– Если наших пленных освободили, – вмешался Сокольницкий, – то я прошу предоставить мне списки освобожденных, с указанием числа и места освобождения. Советское правительство многократно составляло списки военнопленных и предоставление нам такого списка не должно представлять трудности.

Вышинский развел руками:

– К сожалению, у нас таких списков нет.

* * *

Польско-советские отношения начали портиться. Оказалось, что советское правительство, остановив первый немецкий удар, ни в коем случае не собиралось отказываться от половины Польши, которую оно аннексировало при поддержке той же Германии в 1939/40 годах. Оно начало также создавать новые препятствия в формировании Польской армии. Это отразилось в последней ноте польского правительства, врученной в Москве 27 августа 1942 года, – последней перед решающим поворотом в этом деле.

…Это отрицательное отношение советского правительства к дальнейшему развитию Польской армии подтверждается также тем, что до сих пор не найдены свыше 8 тысяч польских офицеров, находившихся весной 1940 года в лагерях для военнопленных в Козельске, Осташкове и Старобельске, несмотря на многочисленные дипломатические демарши польского правительства и несмотря на то, что частичный список этих офицеров был вручен Председателю Совета Народных Комиссаров /Сталину/ генералом Сикорским в декабре 1941 года, а затем генералом Андерсом в марте 1942 года.

Однако это заявление не изменило принципиальной позиции советского правительства в вопросе о таинственной загадке исчезновения польских военнопленных. Эту свою принципиальную позицию советское правительство уточнило в вышеупомянутом меморандуме от 10 июля, где приведены только следующие причины исчезновения пленных:

(1) уехали в Польшу;

(2) бежали за границу;

(3) умерли в дороге.

Советская сторона тогда не выдвигала никакой другой версии.

Глава 9.СЕНСАЦИОННОЕ СООБЩЕНИЕ НЕМЕЦКОГО РАДИОВсе убиты выстрелом в затылок! – Под Смоленском расстреляно 10 тысяч польских офицеров.

И снова непроницаемый занавес прикрыл судьбу пропавших без вести. Непроницаемое молчание царило и в мировой прессе. Тщетные розыски польского правительства не оглашались, хотя высокопоставленные лица в американском и британском правительстве были, конечно, в курсе польско-советских переговоров, а англичане сами делали шаги в этом вопросе. В прессу это дело не попадало ввиду заботы, как говорилось потихоньку, о единстве лагеря объединенных наций, а еще тише – ввиду боязни шантажа с советской стороны, которая в любой момент могла пригрозить заключением сепаратного мира с Германией. Так прошла осень 1942 года, за ней зима, и наконец наступила весна 1943 года – месяцы, чреватые событиями, от которых зависели будущие судьбы мира.

Среди этих событий было одно, незначительное и почти неинтересное. К цепи бесконечных нарушений международного и военного права немцы добавили еще одно звено: на оккупированных территориях они начали принудительно вербовать людей на работу, непосредственно связанную с военными действиями. В числе завербованных оказалось немало поляков – рабочих, возчиков, шоферов и т.п., часть которых зачислили в организацию «Тодт». Многих из них еще летом 1942 года послали на восточный фронт.

А на восточном фронте, в частности, находился Смоленск, оккупированный немцами с июля 1941 года. В 12 километрах к западу от Смоленска лежит станция Гнездово. В четырех километрах от станции Гнездово тянется Катынский лес, а в нем так называемые «Козьи Горы», иначе Косогоры. Недалеко от этих «Козьих Гор» жил старичок, крестьянин Парфен Киселев, которому в то время было 72 года.