И кнутом, и пряником - Полина Груздева

девчонки тогда вертеть круг отказались, а мальчишки все перепробовали. Еще долго после этого всем звеном смеялись над тем, как у новоиспеченных мастеров глина на станке превращалась в диких уродцев…

Теперь Турсуной нет. Умар Эргашевич безучастно сидит среди мужчин. Он совсем не похож на того счастливого отца, который был рад показать одноклассникам любимой дочери секреты работы с глиной. Боль утраты сделала его лицо безжизненным и потусторонним.

К похоронам все было готово: упакованное в ткань тело уложили на носилки и покрыли ковром. Стариков рассадили в легковые машины. Школьники залезли в грузовик. Несколько мужчин подхватили на плечи с двух сторон носилки с телом усопшей и быстрым шагом двинулись к мазару. За ними торопливо зашагали остальные люди мужского пола. Следом покатили машины. Процессию замкнул грузовик со школьниками.

Как только траурный кортеж тронулся, толпа женщин двинулась по дороге следом. Впереди всех Людка увидела мать Турсуной. Садихон-апа шла с непокрытой головой. Она исступленно рвала на себе волосы, в горьком беспамятстве хватала пыль с дороги и посыпала ею голову. Отчаянно причитая, как причитает по своему ребенку любая мать, будь то русская, казашка или узбечка, женщина бежала вслед за людьми, которые навсегда уносили от нее ее драгоценное дитя.

Людка вместе с другими ребятами медленно удалялась на грузовике от скорбной группы женщин. Она видела, как родные и соседки догнали обезумевшую от горя мать, подхватили ее под руки, удерживая на месте, и молча горько зарыдала. Почему Садихон-апа не может идти на кладбище, чтобы проводить в последний путь Турсуной? Не знала тогда русская девочка, что по закону шариата лишена такого права женщина-мусульманка. Загадкой для нее осталось и то, почему тогда им, девчонкам, разрешили проводить подругу до самой могилы.

Пока тело Турсуной закладывали в боковую нишу глубокой глинистой ямы, закрывали углубление досками, а затем забрасывали последнее пристанище маленького человека землей, все девчонки горько плакали. На мусульманском кладбище, возле невысокой насыпи над могилой Турсуной, на которую положили большой тяжелый камень, Людка впервые для себя открыла истинное значение слов “жизнь” и “смерть”.

Глава 12

Последний звонок

Ура! Последний звонок! Людка стоит в красногалстучном строю рядом с одноклассниками, с которыми бок о бок просидела за партой целый учебный год, и прощается с тем, к чему привыкла или что успела полюбить. Теперь уже шестиклассница, девочка обводит взглядом школьный двор.

Вон знакомый раскидистый куст, еще более пышный, как ей кажется, чем тогда, когда она впервые пришла в эту школу. Под ним, прячась от любопытных глаз, она поедала глазами Женьку Воронина. А где он сам? Опять стоит почти напротив нее. Теперь уже семиклассник!

Женька повзрослел, стал еще красивее. Дружит со Светкой. Руслан и Людмила! А с Людкой только здоровается и иногда перекидывается ничего не значащими словами. Вот и сейчас не обращает на нее никакого внимания. Ага, увидел, подмигнул, заулыбался. «Хотелось бы знать, что ты почувствуешь, когда меня больше в Риштане не увидишь!»— мстительно подумалось ей, как вдруг кто-то толкнул ее в спину. «Людка! Тебя вызывают! — горячо шепнул ей в шею Генка Стрельченко. — Иди грамоту получать. Чего зеваешь?»

Пламенем загорелось лицо отличницы, и, не очень спеша, она направилась к директору. Каждой клеткой своего тела девочка чувствовала взгляды ребят и учителей.

И неглупая старшая дочь у Никитиных, и бойкая, а на публике, бывало, терялась. Не один раз в самый неподходящий момент краснело ее лицо и неповоротливым, каким-то деревянным становился язык. Как ни напрягается, как ни старается Людка избавиться от парализующей ее мысли и речь скрытой застенчивости, внутренней зажатости и неуверенности в себе, они нет-нет, да и сказываются. Видно, чаще кнутом, а не пряником угощает ее жизнь.

Поменяв у директора под дружные рукоплескания линейки цветы на грамоту, Людка идет назад. И вдруг ее смущенное сердечко наполнилось гордостью: пусть видит Женька, какая она умная и старательная, пусть он пожалеет, что влюбился не в нее, предпочел ей какую-то Светку.

Привычный звон школьного колокольчика известил об окончании праздника и последний раз в закончившемся учебном году позвал детей в класс. Нина Петровна поздравила своих учеников с приятным событием, раздала табеля и пожелала всем хорошего летнего отдыха. Оживленные и счастливые, дети уже готовы были выпорхнуть из учебной комнаты, как учительница сказала:

— Ребята! А Люда Никитина первого сентября в нашу школу, к сожалению, уже не придет: она уезжает.

Как по команде все ребячьи головы повернулись к растерявшейся подруге. Наступила тишина. Обращаясь к стеснительно улыбающейся девочке, Нина Петровна тепло произнесла:

— Людочка! Желаем тебе счастливого пути, здоровья и будущих успехов в учебе в другой школе.

— Ребята! — вскочила вдруг со своего места вездесущая Ирка. — А давайте все вместе споем нашу отрядную песню и пожмем Людке на прощанье руки. Три, четыре…

И как никогда звонко зазвучали ребячьи голоса:

А ну-ка песню нам пропой веселый ветер,

Веселый ветер, веселый ветер!

Моря и горы ты обшарил все на свете

И все на свете песенки слыхал.

Людка воодушевленно пела вместе со всеми. И вдруг она всем своим маленьким существом поняла: рядом с ней целый год за партами сидели настоящие школьные друзья. Узбеки говорят: “В работе друг — в жизни друг”. Вместе пятиклашки радовали и огорчали своих учителей, проводили пионерские сборы, собирали хлопок, изучали флору и фауну Ферганской долины, знакомились со знатными людьми своего города, вместе хоронили Турсуной.

А теперь Людка Никитина с ними расстается. Сначала автобус, а затем скорый поезд умчит ее далеко-далеко. Прощайте, бестолковая, но такая добрая Ирка, забияка, но отличный спортсмен Генка. Будьте здоровы и веселы чистюля и умник Алимат, плакса Зульфия, скромняга Оля, неисправимый прогульщик Костя и другие ребята. Счастливо оставаться!

Последний запев отрядной песни, дружеские пожатия друзей — и взволнованная Людка отправляется домой.

До отказа набитый пассажирами пазик медленно считал километры. Ожидание новых впечатлений, толкотня попутчиков сначала вызвали в душе у Людки радостное возбуждение, но под мерное урчание старичка-мотора оно постепенно улеглось. Притиснутая к окну Валькой, которую поджимали стоящие в проходе люди, девочка держала на руках