Узы любви - Джоанна Линдсей

— В следующий раз не забудь предупредить, когда начнешь двигать мебель, — прошипела она.

Вулфрик поднял брови:

— В следующий раз не пытайся меня одурачить, притворившись собственной сестрой!

— Я никем не притворялась, — бросила она. — Просто, учитывая все неодобрительные реплики и неприязненные взоры, которыми ты преследуешь меня с самого своего приезда, предположила, что тебе вряд ли захочется делить со мной обед.

— Когда ты разыгрываешь из себя парня, да к тому же простолюдина, не мудрено, что всякий опасается набраться от тебя вшей и побоится встать рядом.

Девушка залилась краской.

— Думаешь, если я сменю наряд, вши испугаются и сбегут?

— Вряд ли, — засмеялся он. — А что, есть опасность поймать от тебя парочку?

— Надеюсь, — сухо буркнула Милисент.

Вулфрик не успел ответить: в зале появилась длинная процессия слуг. Один поставил перед ними корку от каравая, служившую тарелкой, другой налил вина, третий…

Вулфрику не захотелось пикироваться дальше, и он стал терпеливо выжидать, пока «тарелка» не наполнится. Настроение, минуту назад такое мрачное, теперь улучшалось на глазах. Кто бы мог подумать, что он найдет Милисент Криспин забавной? И это при ее повадках, манерах и привычках? Тем не менее все, что ни срывалось с ее языка, либо возмущало его, либо веселило. И он не мог понять почему, ведь в ее намерения вовсе не входило шутить. Нет, она постоянно стремилась оскорбить его, как вчера, так и сегодня.

Может, в этом все дело? Все ее оскорбления выеденного яйца не стоили и отскакивали от него как от стенки, но никогда раньше женщины не смели дерзить ему. Им подобные таланты не стоило и оттачивать, ведь при любом ядовитом намеке обнажались мечи и разгоралась драка не на жизнь, а на смерть.

Согласно придворным обычаям, ему следовало кормить даму самыми лакомыми кусочками, но едва отошел очередной слуга, Вулфрик просто не смог устоять против соблазна предложить:

— Поскольку ты предпочитаешь показываться в мужском обличье, может, захочешь оказать мне честь, покормив из собственных рук?

Милисент с деланной наивностью уставилась на него.

— Не знала, — проворковала она, — что ты настолько храбр! Неужели не боишься, что мой нож окажется в опасной близости от твоего лица? Или настолько доверяешь?

Она мило похлопала глазами, наколола на кинжал кусочек мяса и, прищурившись, посмотрела на Вулфрика, прежде чем поднести острый кончик к его губам. Он мигом перехватил ее руку, но, уловив мятежные искры в золотисто-зеленых глазах, разжал пальцы. Неужели она все-таки дает понять, что ей стоит довериться, хотя еще минуту назад он и представить себе не мог ничего подобного? Он уже немного жалел, что какой-то бесенок постоянно толкает его под руку и словно требует бросать девчонке вызов.

Но Вулфрик продолжал смотреть ей прямо в глаза, вместо того чтобы наблюдать за движениями кинжала. Правда, он не преминул предупредить:

— Помни, что всякий вызов требует ответа, и если ты будешь неловко действовать этим кинжалом, боюсь, тебе не понравится, как поступлю я.

— Неловко? — фыркнула Милисент. — Кто посмеет назвать меня неуклюжей? Я упомянула о доверии лишь потому, что предпочла бы спустить с тебя шкуру этим клинком и считала тебя достаточно умным, чтобы это понять, особенно после того как ты заставил меня напялить этот чертов балахон!

Чертов балахон? Так вот почему она злится? Ему следовало бы знать, что она так просто не сдастся.

— Как ты можешь ругать красивый наряд, в котором выглядишь настоящей принцессой? — вырвалось у Вулфрика, и он тут же прикусил язык, сообразив, что сказал это искренне. Она и в самом деле была удивительно похожа на ту, которая так восхитила его вчера… когда он считал Джоан своей невестой. Но сегодня… Милисент была так же прелестна, как Джоан. Беда в том, что стоило ей открыть рот… как все сходство исчезало.

— Вопрос в удобстве и легкости движений, — пояснила Милисент. — Почему бы тебе самому не надеть блио и плащ, если так уж нравится, что вся эта ткань на каждом шагу путается в ногах!

— Ты преувеличиваешь. Не страдают же священники оттого, что приходится носить сутаны?

— Священники не охотятся с луком и стрелами.

Вулфрик с усмешкой кивнул, хоть в чем-то наконец с ней согласившись. Милисент метнула на него любопытный взгляд, словно он несказанно ее удивил. Вулфрик, встревожившись, постарался объяснить то, что и без того было очевидно:

— Но и женщинам охота ни к чему.

— Об этом можно было бы поспорить, но сомневаюсь, что сумею что-то тебе объяснить. Да и вряд ли ты поймешь.

— Если пытаешься сказать этим, что охота — единственное занятие, в котором ты находишь радость, ты права. Вряд ли я могу осознать подобные вещи и никак не поверю, что так и есть.

Милисент задумчиво покачала головой:

— Большинство мужчин упрямо стоят на своем, какими бы вескими ни были доказательства. Черное будет белым, а белое — черным, если они так считают, особенно если женщина высказывает иное мнение. Не согласен? Но разве ты только сейчас не доказал это?

Вулфрик едва не рассмеялся. И не будь она так серьезна, наверняка не сдержал бы улыбку. Неужели она действительно считает, будто мужчины настолько тупоголовы, что способны отрицать очевидное, несмотря на любые разумные доводы?

— Ты снова сгущаешь краски. Просто отметил, что множество вещей могут доставить человеку счастье. По-моему, просто глупо не понимать, сколько в жизни есть всего, что приносит тебе радость.

— А если я отвечу, что ничего тут глупого нет, ты, разумеется, сразу возразишь, ведь твое мнение единственно правильное, не так ли?

— Ты, похоже, преисполнена решимости противоречить всему, что бы я ни сказал.

— Вовсе нет! Это ты скорее умрешь, чем согласишься со мной!

— Но я же согласился, что священникам мешают охотиться сутаны.

— Да, но тут же заявил, что женщин это не касается, потому что они не охотятся.

— Но почему ты не видишь, — возмутился он, — что женщине не пристало быть добытчицей!

— Не у всех женщин есть добытчики!

— Неправда! Если не муж, тогда родные, или семья мужа, или в крайнем случае друзья. В конце концов сам король обязан стать ее покровителем!

— Ты говоришь о высокородных дамах, — презрительно фыркнула Милисент, — тех бедняжках, которым на долю выпало всего лишь быть предметами сделок. А как насчет крестьянок или горожанок, потерявших всех родственников? Почему многие вынуждены нищенствовать или продаваться за деньги, чтобы не умереть с голоду? Не проще ли научиться стрелять из лука, чтобы добывать еду охотой?

— Мы что, намереваемся прямо за этим столом исправить все несчастья и несправедливости мира? — рассердился Вулфрик. — Не представлял, что обычный комплимент перерастет в бесконечный спор о бедах наших ближних…