История отечественной почты. Часть 1. - Александр Вигилев

В силу приказного распорядка подьячий должен был «получить деньги с руки на руку, осмотря коробья на лицо». Когда появлялась необходимость произвести расход (например, платить жалованье ямщикам), дьяк поручал это дело подьячим. Они выдавали деньги из той кассы, которой заведовали. Так было сделано для того, чтобы легче контролировать финансовую деятельность подьячих.

Григория Всполохова обвиняли в присвоении казенных денег. Насколько слаб был контроль над работой подьячих, видно из того, что недочет в деньгах, образовавшийся у виновного в марте, не был обнаружен еще в ноябре. Это и понятно. Хотя подьячие были обязаны записывать приход и расход в специальную книгу, но делали ли они это или нет, неизвестно — за правильностью и своевременностью записей никто не наблюдал, кроме них самих. Поэтому практиковались самые разнообразные злоупотребления: подьячие пускали казенные деньги в торговый оборот, давали их в рост, записывали в приход денег меньше, чем принимали. Среди подьячих происходили ссоры. Один доказывал, что из его кассы брал деньги другой подьячий, а отписки об этом не дал. Тот, в свою очередь, утверждал, что. хотя он и пользовался коробом первого, составил записку о расходе и обвинявший ее потерял и теперь говорит «напрасно». Препирательства такого рода могли длиться месяцами. В конце концов на ком-нибудь из подьячих оказывался недочет в несколько тысяч рублей.

Из той же челобитной выясняется, что обнаружение злоупотребления было явлением редким и зависело от случая.

Подьячий Всполохов утверждает: все дело о нем возникло лишь потому, что после перевода Ивана Андреевича Хованского из судей Ямского приказа на службу в Смоленск у него, Григория, учинилась ссора с дьяком Михаилом Чертовским из-за приказных дел. Чертовский со зла запечатал «в казенку» все приходно-расходные книги Всполохова за пять лет, не дав даже «которые денги в расход даваны в расходные книги записывать и в приходе и в расходе изправитца». Дьяк Чертовский не стал слушать никаких резонов, созвал подьячих, и они обнаружили недостачу в семь тысяч рублей. Григорий Всполохов сказал, что на шесть тысяч у него есть оправдательные документы. Что считают его «вскоре», не дав сыскать «многих выписок и расписок, по которым деньги даны, а в расходные книги не записаны». Но дьяк доложил боярину Ивану Репнину о растрате и тот распорядился описать и опечатать имущество подьячего, ему самому велел по-прежнему оставаться в приказе, но «сидеть опасно», т. е. под надзором. О случившемся боярин доложил царю.

Для рассмотрения дел в Ямском приказе была создана комиссия: из Разряда прислали дьяка с подьячими. Была устроена поголовная проверка всех ямских подьячих. Раскрылось, что за пять лет в приказе расхищено почти тридцать тысяч рублей. Напомним, что ежегодный приход ямских денег составлял чуть больше пятидесяти тысяч.

Разрядный дьяк, произведя учет заново, обнаружил на Всполохове недостачу в семь тысяч с лишним. Подьячий вновь стал оправдываться выписками, по которым будто бы деньги были правильно израсходованы, но лишь не записаны в книги. Однако дьяк «те расходные столпы держал у себя многое время, и указу по них ничего не учинил». Дьяк Чертовский тем временем получил новое назначение. Дело перешло к другому руководителю ямского управления — думному дьяку Григорию Караулову. И все началось снова.

Всполохов и другие подьячие представили отписки и другие документы о том, что деньги были израсходованы в свое время по назначению. Караулов признал правильность некоторых бумаг, но все-таки оставил на Всполохове начет в 2900 руб. А дни текли. Прошел 1669 г., и 1670, близился к концу 1671. Тут был назначен ведать Ямским приказом Иван Федорович Бутурлин. Подьячий и ему представил все свои отписки, а также «на письме подносил подносных своих расходов на всю братью подьячих, которые денги давал (он) в расход своего приему, а иные подьячие те расходы подписывали, таясь (его) своими дачами на 2420 рублен». Таким образом, по Всполохову получалось, что деньги, которые он по простоте душевной давал другим подьячим, записывались ими тайно себе на счета, а он, Григорий, об этом ничего не знал. Но Бутурлин тех заявлений не принял. Сказал, что он без указа принять ничего не может. Проверять подьячих было велено разрядному дьяку, а ему, Бутурлину, не велено. Указа о счете ему дано не было, так что знать он ничего не знает. И приказал на подьячих править, «правы ль, не правы ль», начтенные суммы по памяти дьяка из Разрядного приказа.

Приказная изба (с картины С. Иванова)

Гонцы. Ранним утром в Кремле. Начало XVII в. (с картины А. Васнецова)

Письмо, доставленное Яковом Рязановым к царю Михаилу Федоровичу в Москву. Датировано 26 февраля 1622 г.

Портрет Дмитрия Пожарского. ГИМ

Серебряный рубль XVII в.

Почтарь XVII в. (с акварели из фондов Центрального музея связи им. А. Попова)

Случай, описанный Всполоховым, не был единичным. Из старинных актов известно, что царева казна находилась в ненадежных руках. Для пресечения. воровства приказными в 1669 г. был издан указ, обязательный для всех правительственных учреждений: подьячие, «которые сидят у его государева дела у приходу и расходу его государевы денежные казны, чтоб они подьячие, будучи в приказах, его государевы денежные казны себе отнюдь не имали и не крали, и из приказов в займы отнюдь никому не давали ни малого ни заемных кабал и записей ни на кого не имали… И считать в его государевой денежной казне, в приказах дьякам помесячно, чтоб одноконечно у подьячих денежная наличная казна за расходы всегда была в целости, а начету на подьячих ничего не было» [71]. Такого же рода распоряжение было дано Ямскому приказу и в 1680 г.

В России XVI–XVII вв., кроме приказов, власть которых распространялась на всю территорию государства, существовали учреждения, ведавшие какой-то определенной областью, — чети. Деятельность областных органов в основном сводилась к сбору налогов и пошлин.

Взаимоотношение Ямского приказа с четями можно проследить на примере восстановленного в 1642 г. псковского яма. Псков тогда находился в подчинении у Новгородской чети. Из Москвы отправили указ городскому воеводе назначить местного сына боярского для «дозора и повального допроса» [72]. Что обозначал столь грозный наказ? В общем-то, цели он преследовал вполне мирные: боярский сын должен был присмотреть место для ямской слободы, выяснить по старым грамотам, как строился раньше псковский стан, съездить в Новгород для ознакомления с ямскими учреждениями города. О результатах поездки дозорщик подал воеводе роспись. Воевода переслал его материалы в четь. Та, в свою очередь, написала две бумаги: одну — в Ямской приказ для утверждения статуса яма, другую — в Поместный о выделении земли. Когда приказы прислали свои ответы, судья Новгородской чети сделал доклад царю и от его имени уже послал наказ воеводе об устройстве яма. После организации стана четь послала память[23] о том в Ямской приказ. С этой минуты псковский стан переходил в ведение Ямского приказа. Но это вовсе не значило, что охотники выходили из подчинения Новгородской чети. Они, как жители местности, находившейся под ее управлением, продолжали нести обычное тягло и платить различные поборы, в том числе и ямские деньги. Такая несуразность ни к чему хорошему не вела — псковские ямщики стали писать челобитные чуть ли не с первого дня существования стана.

Почтовую гоньбу в Путивль через Калугу первоначально держали разных чинов придворные люди. В 1661 г. приказ Большого дворца определил освободить их от почты. Рекомендовалось для почтовой гоньбы в Калугу и на близлежащие станы нарядить посадских жителей. О своем решении приказ послал две памяти: одну — в Ямской приказ с сообщением о том, что им отправлена в Калугу грамота о выборе новых почтарей, другую — во Владимирскую четь, чтобы она послала послушную грамоту подчиненному ей калужскому воеводе. Три приказа были в курсе происшедших изменений. В полном неведении оставался только Разряд, для нужд которого была создана скорая гоньба в Путивль. Да ему и не нужно было знать о смене состава калужского яма: он только пересылал корреспонденцию, а прогоны оплачивал Ямской приказ [73].

Взаимоотношения Ямского приказа с другими органами государственного управления были весьма сложны. Казалось бы, что тот приказ, который строил ям, должен был им ведать, но в таких случаях возникали те несообразности, о которых мы уже говорили. Поэтому постепенно все ямы европейской части России передавались в подчинение Ямского приказа. Исключение составляла только Сибирь. До первой четверти XVIII в. в двойном подчинении находились почтовые станы: в административном — от московского почтмейстера или соответствующего приказа, в финансовом — от Ямского приказа.