История кукловода - Ильяс Найманов

Танцор с беспокойством прошелся от края до края поляны, имевшую форму неправильного овала длиною около тридцати метров.

— Да не маячь ты Танцор, — подал голос Кран. — Не понимаешь ты ничего в делах наших. — Кран прилегший было третьим сел, уставившись на беспокоящегося сталкера. — Это же палестинка, участок земли такой… подарок Зоны, нам людям. Чтобы мы тут подышать могли, подумать. Ты посмотри трава вокруг какая, — восхищенно вдыхая аромат продолжал Кран. — Вас долговцев учили с Зоной воевать, а мы дружить тебя учим. Успокойся.

Танцор сел. Минуты отдыха скрадывали ощущение от долгой дороги. Сталкеры вовсе расслабились, если бы не торчащие во все стороны автоматы и винтовки, их можно было бы принять за севших отдохнуть туристов. Не хватало только весеннего пения птиц, но равномерно дующий ветер, шумевший в вершинах деревьев вполне делал обстановку уютной.

— Чистец болотный, — вдруг подал голос Шурин.

— Чего? — переспросил Транзит.

— Я говорю, трава эта — чистец болотный называется. Вот лежу и вспоминаю, вспомнил. В детстве у нас такая на задворках росла. Надо же… — задумчиво произнес Шурин, — вспомнил. Живучка ее еще называет… полезная вещь и есть ее можно, и масло давить из семян. Вспоминаю… давно это было… спасибо Зонушка, спасибо… — прошептал он. На секунду Танцору показалось, что серые глаза свободовца помолодели и стали ярче.

— Ну, сталкеры, полежали. Теперь давай и подзаправимся, — скомандовал Транзит.

Команда охая и кряхтя, более от наслаждения чем от перегрузок распаковала рюкзаки. Стандартные натовские пайки, консервы, все пошло в ход за милую душу. Танцор, как младший в команде и почему-то самый нерасторопный в еде оказался последний и по неписанному закону кто последний тот и убирает, в полном молчании бригады согнал весь оставшийся мусор в кучу и накинул рюкзак готовый к походу. Подняв глаза, он встретился с ледяным взглядом Шурина.

— Подними мусор! — приказал Шурин. Сейчас его голос напоминал надвигающеюся из-за горизонта, сдерживаемую расстоянием громовую бурю, которая грозит выбить все окна в доме или полностью размолотить дом в щепки.

— Спокойной, спокойно Шурин он же не знал, — забеспокоился Транзит. — Щас все уберем, ну-ка давай… — кивнул он Поляку и Крану.

Оба сталкера вместе с Транзитом кинулись было собирать согнанные в кучу берцами Танцора жестяные банки.

— Нет! Я хочу, чтобы он убрал. — Палец Шурина указывал прямо в лицо Танцору. Ледяные серые глаза, казалось забирают душу оторопевшего от неожиданности сталкера.

— Собери Танцор. Это палестинка, здесь нельзя мусорить, нельзя ругаться, здесь ничего нельзя. Это подарок… — пояснил Транзит, — негоже так…

Танцор оглядел товарищей и увидел мрачную решимость в каждом взгляде.

— Я же не знал…

Он открыл свой почти пустой тощий рюкзак, переложил пару оставшихся неоткрытых консерв, в отдел для сменного белья, и переложил весь мусор в освободившийся отдел, тщательно осмотрев место стоянки и не найдя ничего более доложил.

— Все.

— Хорошо. — Заметно потеплевшим голосом сказал Шурин. — Мусор в воронку. Я покажу в какую.

— Ехали, Шуряк, ехали, — сказал Транзит, чувствуя облегчение от разрядившейся между Шурином и Танцором обстановки, которая в секунду как аномалия образовалась практически на ровном месте. Он хлопнул свободовца по плечу. — Порядок прежний.

Группа людей, растянувшись цепочкой, вновь двинула вдоль рваного шрама танковой колеи.

Осторожно шагающие сталкеры словно призраки, обходили аномалии, заметные лежки кабанов, руководствуясь непревзойденной интуицией Шурина они несколько раз закладывали крюк вокруг казалось бы совершенно спокойных мест и ложбин. В такие моменты Кран, идущий сзади неотрывно глядел на обходимое сталкерами место, нередко пятясь задом, визуально контролируя место иногда вглядываясь в нечто через оптический прицел. Да и винтовка в его длинных руках вовсе не казалось большой и не удобной, скорее это автомат для него был бы маловат. Вечером, они прибыли на границу Дикой Территории и Пустоши, по пути удачно пополнив свое имущество несколькими ценными артефактами.

— Здесь заночуем, — распорядился Транзит. — До Пустошей рукой подать, но там ночевать хуже нет. Уж лучше здесь.

Спустя некоторое время, когда вся команда разбила лагерь, Танцор у которого во время похода возникали неразрешенные вопросы, наконец не удержался и спросил у Шурина:

— Шурин, объясни мне как отмычке, который сам дальше Ростка не ходил, как я могу понять какое место нельзя пересекать, а какое можно. Детектор ведь ни фига не показывает?

Шурин, блеснул позолоченной зажигалкой, прикуривая сигарету. Несколько мгновений глядя сквозь Танцора как сквозь занавеску на окне.

— Ты понимаешь, Танцор… если ты злой, то и Зона вокруг тебя злая становится. Если ты напряжен, то и Зона вокруг твердая, стальная… Но сталкер чувствует наоборот, если чувствуешь что напрягаешься или на душе муть поднимается, значит место плохое впереди. Открывай глаза и ищи. — Он кивнул Поляку, попросившему у него сигарету, и протянул в открытом виде пачку, из которой тот вынул пару, шуточно козырнув в знак благодарности. — Вот ты в тех местах, что мы обходили мертвецов не углядел? — склонив голову набок с грустной иронией спросил Шурин.

— Я? Нет, не видел никаких… — растерявшись ответил Танцор.

— Верно, ты про себя пошутил… отмычка, или голова чем другим занята а, Танцор? Чтобы по Зоне ходить, нужно чтобы душа твоя сталкерская спокойная была, чтобы не только тебя Зона читала, но и ты ее. Понимаешь? Зону не глазом, не ухом, не мензурками и микроскопами понять надо, а душой прочувствовать.

Танцор промолчал.

— Ты новобранец, слушай, слушай — подтвердил стоявший сзади Поляк, затягиваясь и выпуская сигаретный дым — это тебе не кто-то там говорит, а Шурин! За такие слова вовек хабара не наносишься.

— Этот наносится, — как то странно сказал Шурин, глядя совершенно вдруг обесцветившимися в наступающих сумерках глазами сквозь Танцора. — Недолго уже осталось…

У Танцора зашумело в ушах от прильнувшей вдруг к голове крови, в то же время он словно попал под гипноз, как будто кто-то выключил все ощущения, звуки и цвета внешнего мира. Казалось, этот курящий обычную дешевенькую сигарету смотрит сквозь него словно сквозь сигаретный дым. Невероятно, но ему вдруг стало стыдно, ему профессионалу в деле убийств, лжи и маскировки перед этим прозрачным холодным взглядом без тени осуждения или сомнения смотрящего на него. Сгустившиеся сумерки прикрыли тенью утомленное лицо новобранца.

9. Могильник

Утро на границе Дикой Территории и Пустых Земель выдалось холодным и туманным. Туман оседал в виде крупных капель росы на не застегиваемых спальных мешках и плащ палатках сталкеров. Тлеющие крупные угли ночного костра сердито выпускали парок, отфыркиваясь от подкрадывающейся к ним влаги. Медленно, но верно небо на востоке светлело и уже скоро стали четче видны верхушки деревьев на его фоне. Отряд спал, да исключением утреннего дежурного — Поляка. Тот став поближе к переливающимся красным цветом и подернутыми пеплом углям чутко вслушивался в предутреннюю Зону, слегка покачиваясь в такт выбранного им ритма и выдыхая парок видимый в холодном воздухе. Время от времени он напрягал поочередно разные группы мышц, чтобы чуть-чуть взбодриться и разогнать кровь.

Танцор проснулся много раньше других от онемения правой части тела, которая частично перешла уже и за середину. Некоторое время он думал, что просто отлежал ее, но онемение не проходило. Правая часть тела слушалась, но практически ничего не чувствовала. Лежа на спине он сначала пощипывал, а потом начал разминать правую часть тела левой рукой. С трудом добившись некоторого более или менее чувствительного отзыва от правой половины он перетек из лежачего положения в сидячее, а потом встал. Поляк, державший АК-103 и краем глаза наблюдающий за телодвижениями Танцора участливо спросил:

- Что не спится?

— Да не очень-то… — ответил Танцор, присаживаясь вплотную к костру и подбрасывая несколько веток на угли.

Протянув обе руки к вспыхнувшему костерку, он сам увидел насколько заметна разница в цвете рук. Правая рука была заметно серее левой. Он синхронно сжал и разжал обе руки. Нормально. Приблизил обе руки к огню, чувствительность тоже была почти одинаковой, но не одинаковая. Левая рука с удовольствием ощутила жар костра, и погнала потеплевшую кровь выше по телу, правая же часть только ладонью чувствовала жар, не пуская его выше. Думать что и где он мог подхватить ему не хотелось, наверное, он тщательно избегал всякой мысли о том что с ним может быть что-то не так.

— Все спокойно? — на всякий случай тихо спросил Танцор.