«Тобаго» меняет курс. Три дня в Криспорте. «24-25» не возвращается - Анатоль Имерманис

Он кинулся к приемнику, стал вертеть ручку настройки, хотя станция и без того была слышна хорошо, прижался ухом, отскочил назад.

А в тишину, как удары молота, падали слова диктора — потрясающие, непостижимые:

— Повторяем: в Латвии установлена власть трудящихся. Жители с цветами встречают советские танки. Коммунистическая партия вышла из подполья. Освобождены все политические заключенные. Массовые демонстрации. Сформировано народное правительство. В ближайшее время ожидается национализация предприятий.

— Что же теперь будет? — тихо спросил Артур.

Квиесис был не в состоянии отвечать. Ему не хватало воздуха. Да и сам он еще ничего не мог толком понять — так внезапно оглушил его этот удар. Точно неожиданно рухнул дом и похоронил человека под развалинами. Теперь Квиесис лежал, придавленный к земле, силился дышать, силился постичь свершившееся. Да, так что же, в сущности, произошло? В какой момент зашаталась почва под ногами? А не был ли первый толчок год тому назад, когда русские военные корабли бросили якоря в Лиепае и Вентспилсе? Но тогда ведь все знали, что это ненадолго. Зря, что ли, премьер-министр ездил в Германию, вел переговоры с Гитлером? Ничего особенного не грозило, полагали, что в худшем случае придут немцы, выставят русских и наведут порядок. Все должно оставаться по-старому… Придут! И пришли, да только не немцы.

Голова налилась тяжестью.

— Что будет? Не знаю, что будет…

Вдруг он взорвался:

— Большевики разденут нас донага, вот что будет! Будь проклят этот час!

Квиесис в бессилии упал на койку радиста. Снаружи бушевал шторм, по радио передавали какой-то марш. Артур не спеша застегнул тужурку. Какое имеет значение все это?..

Квиесис заметил, что Артур направился к двери. Ему было жутко остаться одному, один на один с ужасными словами, которые, подобно лязгу танковых гусениц, все еще гремели в ушах.

— Останьтесь, Артур! Куда вы идете, Артур?

— Я?.. Я к капитану, господин Квиесис… доложить…

— Да, правильно… надо поговорить с капитаном Вилсоном… с Парупом… надо обсудить, как быть дальше, — беспомощно бормотал Квиесис.

Надо поговорить с Парупом. Паруп теперь его компаньон, пускай тоже пошевелит мозгами… Квиесис вздрогнул. Паруп… Ведь у Парупа теперь отнимут дома… Бедный Паруп… Бедная Алиса… Такой выгодный брак, и теперь все идет прахом! От этой мысли у Квиесиса закололо в левом боку — у Парупа отберут дома, на-ци-о-на-ли-зи-ру-ют. А «Тобаго»? Что будет с «Тобаго»?!

Вот когда он ощутил всю жестокость удара. Не чей-то дом рухнул. Рухнул его собственный дом.

— Мой корабль! — простонал Квиесис. — Все пропало! Пропал труд всей жизни!

Радист сочувственно смотрел на хозяина, на его внезапно осунувшееся лицо, выражение которого непрестанно менялось — полное недоумение, отчаяние, ненависть, боль, отупение. Наконец щеки Квиесиса вновь обрели естественный цвет. Слава богу, что судно не в Риге, как дома Парупа, а на полпути в Америку. Туда до него не добраться. Пока что «Тобаго» его собственность! А если команда потребует немедленного возвращения на родину, что тогда? В Риге эти проклятые большевики ведь отберут «Тобаго», так же как, наверное, уже успели присвоить остальные пароходы… Этого допустить нельзя!

Команда ничего не должна знать! Во всяком случае до поры до времени.

— Артур, мальчик мой!..

— Да, господин Квиесис?

— Давай подумаем вместе, что теперь делать…

— Да, господин Квиесис… Ума не приложу. Это просто ужасно…

— Нам всем грозят ужасы. Но мы, латыши, не отступаем перед бедствиями. До последнего дыхания исполняем свой долг. И мой святой долг коммерсанта — выполнять обязательства. В Сантаринге ждут груз. И я доставлю его, что бы там ни было! После этого отпущу команду на берег. Пусть их убираются в красный рай, если хотят! Я никого не лишу этой радости.

— Правильно, господин Квиесис, так я им и передам, что в Сантаринге каждый может действовать как хочет.

— Подождите, Артур, вы еще молоды, плохо знаете людей. Этот сброд может додуматься до того, что захочет в виде подарочка прихватить с собой «Тобаго», чтобы подмазаться к новым властям… Я о себе не думаю, Артур, много ли надо старому человеку… Я думаю об Алисе. Я буду беден, как церковная крыса, не смогу даже платья купить моей ненаглядной Алисе… Артур, ведь вы ее любите… Неужели вы будете в состоянии равнодушно смотреть, как она терпит нужду? Помогите ей!

— Ради мадемуазель Алисы я все… Но что я могу сделать?

— Вам ничего не надо делать, мой мальчик, ничегошеньки. Вы только не смейте никому рассказывать… И без этого никакого сладу нет с командой. Они способны отобрать у меня судно!..

Эта мысль была невыносима. Забыв, что перед ним радист, Квиесис изливал свою боль:

— Мое судно! Самое лучшее, самое современное в Латвии! Я продал «Кримулду», продал «Намейкиса», продал все, чтобы купить «Тобаго». Он мой, он кусок моей плоти! — Тут он опомнился. — Артур, так вы обещаете? Я полагаюсь на вас!

— Да, господин Квиесис… Но я не имею права… В море, на судне ничего нельзя делать без ведома капитана… Я обязан доложить капитану…

— Никому! Даже Алисе! Вилсон мне друг, но у него нет вашего характера, нет вашей школы. Вы умеете ставить интересы отечества превыше всего, а он еще может проболтаться. Попадет это судно в лапы большевикам или нет — зависит от нашей выдержки… Я знаю Алису, она этого не забудет, она сумеет отблагодарить вас.

Квиесис был убежден, что говорит правду. В конце концов, небольшой романчик Алисы с этим симпатичным парнем сравнительно скромная плата за такое судно, как «Тобаго».

Казалось, Артур все еще колеблется.

— В чем дело, Артур? Или, может, я ошибся? Вы не любите Алису?

— Но Алиса… она не любит меня… у нее есть другой…

Квиесис горько усмехнулся:

— Чепуха! Паруп вам больше не конкурент. Неужели вы действительно думаете, что моя дочь способна выйти замуж за этого пьяницу?

— Нет. Но тот, кого она прячет в своей каюте…

Перспектива визита к Алисе порядком смущала Вилсона. Басням про любовника он не верил. Скорее, барышня из милосердия взяла какого-нибудь безбилетника к себе в каюту. Разве мало таких, кто не может найти себе работы в Латвии? Вилсон сам полвека тому назад так же пробрался на корабль и пустился на поиски счастья. В пути никто его не кормил, и уже на второй день пришлось вылезти из убежища, пойти с повинной к капитану… Теперь он сам капитан. Вилсону отнюдь не хотелось вмешиваться в Алисину затею. Однако отказаться от выяснения, в чем там дело, он не имел права — хозяин остается хозяином…

— Ну, что вы мешкаете, капитан Вилсон? Скорее! — сердито подгонял его Квиесис.

В Квиесисе все кипело. Даже родной дочери он не позволит стать на его пути! В этот момент он совсем забыл, что сам недавно предлагал Алисе расплатиться с Парупом той же монетой. Он знал лишь одно — поведение дочери угрожает его единственному шансу сохранить судно. Спрятать в каюте любовника и еще позволить уличить себя! Просто непростительно! И особенно при нынешних обстоятельствах, когда так много зависит от отношений Алисы с радистом.

— Открой, Алиса! Я все знаю!

В минуты гнева голос Квиесиса мог вселить страх в кого угодно.

— Я не открою. — Алиса ответила спокойно, но твердо.

Квиесис испытующе посмотрел на капитана.

— Мадемуазель Алиса, прошу вас, будьте благоразумны, — сказал Вилсон. — В противном случае я буду принужден сломать дверь. Господин Квиесис имеет право потребовать этого… Даю вам слово, вашему пассажиру ничто не угрожает.

— Что делать? — прошептала Алиса. Дрезинь пожал плечами.

— А что нам еще остается? Надо открыть… Очень жаль, что так получилось, что тебе из-за меня…

— Павил! — перебила его Алиса, но Дрезинь уже успел отпереть дверь.

В каюту, словно разъяренный вепрь, ворвался Квиесис.

— Какой позор! Какой позор! Разве я так тебя воспитывал?! Тебя любит порядочный человек, а ты бог знает с кем!..

Лишь теперь он метнул взгляд на Дрезиня. Измученное заросшее лицо, помятый костюм — нет, он никак не походил на любовника.

— Я… я запрещаю тебе! Ты кому веришь больше, своей дочери или тому мерзавцу?

— Паруп — дело прошлое! Он тебе больше не жених.

— Значит, ты уже знаешь, что Паруп шпион, агент охранки… И ты не откажешь Павилу в убежище только потому, что он коммунист?

— Коммунист?! Большевик?! — Глаза Квиесиса налились кровью. Сейчас это слово казалось ему воплощением всех зол. — Алиса, ты сошла с ума! Убежища? Ха, ха! Чего только нельзя вбить тебе в голову!.. — Приступ ярости Квиесиса постепенно переходил в истерику. — Он же специально пробрался на «Тобаго», чтобы подстрекать мою команду! Он красный комиссар! Ему поручили отобрать у меня судно! Но пока еще оно мое! Мое, мое, слышите? Пока еще я здесь хозяин!