Россия и Германия: Вместе или порознь? СССР Сталина и рейх Гитлера - Сергей Кремлев

Однако Россия на версальские «приманки» не поддалась. Уже в октябре 1920 года Ленин говорил, что версальские условия продиктованы «разбойниками с ножом в руках беззащитной жертве».

Советская Россия не признавала Версальского договора с момента подписания и это было единственно мудрым решением. Не отказались мы от своей позиции и в Генуе, в Рапалло. Провокация Антанты не сработала.

— Это потрясет мир! Это сильнейший удар по конференции! — вскричал американский посол в Италии Чайлд, узнав о вестях из Рапалло.

А «Обзорная записка о международном положении Советской России», написанная Чичериным еще до окончания Генуэзской конференции, оценивала ситуацию так: «Если в Генуе мы не получили бы ничего, кроме русско-германского договора, то и из-за этого стоило туда прийти».

Да уж, что точно, то — точно.

ВОТ ТАК и началась новая история новых отношений новых России и Германии. История непростая и неровная, потому что у идеи тесных связей двух стран, как и ранее — до Первой мировой войны — было много влиятельных недругов как вне Германии и России, так и внутри них…

Сразу после франко-бельгийской оккупации Рура Народный комиссариат иностранных дел РСФСР направил 17 января 1923 года ноту посольству Германии в Москве, где было сказано: «Российское правительство, выражая глубокое сочувствие русских трудящихся масс германскому народу, с неослабным вниманием следит за ходом событий, полное веры в духовную мощь германского народа, которая даст ему возможность преодолеть тяжелые препятствия, поставленные преступной волей французского и бельгийского правительств на пути его исторического развития».

И одними нотами мы не ограничивались. Еще до Рапалло начало развиваться наше взаимное сотрудничество даже в такой тонкой сфере как контакты рейхсвера с Красной Армией. 11 августа 1922 года было заключено первое временное соглашение между ними.

А вот что Ленин писал Троцкому в ноябре 1921 года: «К сожалению, немцы чересчур осторожны (в неофициальных экономических переговорах. — С. К.). Надо бы поставить вопрос в упор и точный: чего Вы от нас хотите? договора без Англии? С удовольствием! Давайте скорее проект, и мы подпишем».

Да, немцы осторожничали. Лишь 23 марта 1922 года РСФСР — после ряда колебаний с немецкой стороны и наших угроз снизить немцам квоту в советском заказе на паровозы — сдала в концессию компании «Фридрих Крупп в Эссене» 50 тысяч десятин в Сальском округе Донской губернии сроком на 24 года «для ведения рационального сельского хозяйства».

«Крупп» обосновывался там со всем инвентарем и сооружениями, а в качестве платы передавал советской стороне пятую часть урожая, но главное — опыт.

Эта сельскохозяйственная концессия существовала на Дону до октября 1934 года.

В мае 1921 года (тоже до Рапалло) торговый представитель РСФСР Борис Стомоняков и член правления известного нам Гамбургско-Американского акционерного общества торгового пароходства Теодор Риттер подписали протокол о создании Русско-Германского транспортного общества «Дерутра» — первого из ряда таких совместных обществ.

Между прочим, дело было таким выгодным, что концерн Уильяма Аверелла Гарримана быстренько оттяпал у «Гамбург-Америка линие» половину ее пая. Мы не возражали — наши голоса сохранялись, зато впервые налаживались прямые связи с американским крупным капиталом. Вещь, ничего не скажешь, — нелишняя.

23 января 1922 года, имея в виду предстоящую Генуэзскую конференцию, Ленин писал: «Для нас было бы бесконечно важно заключить хоть один, а еще лучше несколько договоров на концессии именно с немецкими фирмами». А 26 января он отправляет Смилге (тогда начальнику Главного управления по топливу) в Берлин свирепую шифрограмму: «По соображениям не только экономическим, но и политическим нам абсолютно необходима концессия с немцами в Грозном, а если возможно, и в других топливных центрах. Если Вы будете саботировать, сочту это прямо за преступление».

И подстегнутые Смилга и Стомоняков 31 января беседуют с представителями «Deutsche Bank» о нефтяных концессиях по всему Грозному и в Баку.

А в это же время… Коминтерн Зиновьева готовил в Германии революцию.

Будущий советский разведчик Шандор Радо, направленный из Москвы в Германию, был тогда начальником штаба и руководителем пролетарских сотен в Лейпциге. На руках он имел запечатанный пакет, вскрыть который мог только после прибытия специального партийного курьера. По позднейшим описаниям Радо, план был таков: поднять вооруженные отряды одновременно на севере — в Гамбурге, и в Средней Германии — в Лейпциге и Галле; после захвата этих трех городов наступать на Берлин. В Тюрингских горах намечалось создать оборонительный рубеж против реакционной Баварии.

В ночь с 22 на 23 октября Радо ждал курьера. На нелегальных сборных пунктах тысячи рабочих Лейпцига с оружием в руках ждали сигнала Радо. Но в половине первого ночи пришел приказ — не выступать. Всеобщий съезд германских заводских комитетов, который заседал в Хемнице, подать клич не решился.

И только в Гамбурге, куда курьер опоздал, 23 октября под руководством Тельмана рабочие и моряки пошли на баррикады, но восстание подавили. К слову, через полмесяца в баварской столице Мюнхене также неудачно выступит в «пивном путче» Адольф Гитлер.

К середине 1923 года Ленин был уже тяжело болен. Фактически страной и партией все более руководил Сталин, но влиятельные Троцкий, Зиновьев и близкие к ним круги партийной элиты делали все, чтобы Сталина свалить. Его авторитет уже очень сильно мешал их «перманентно-революционому» авантюризму и все более разворачивал Россию лицом не к Европе, а к самой себе.

Перспективы «германской революции 1923 года», как ее называл Троцкий, Сталин оценивал прохладно. В августе 1923-го он писал Зиновьеву и Бухарину: «Должны ли коммунисты стремиться (на данной стадии) к захвату власти без социал-демократов, созрели ли они уже для этого, — в этом, по-моему, вопрос. Беря власть, мы имели в России такие резервы, как: а) мир, б) землю крестьянам, в) поддержку громадного большинства рабочего класса, г) сочувствие крестьянства. Ничего такого у германских коммунистов нет. Конечно, они имеют по соседству Советскую страну, но что мы можем дать им в данный момент?».

Один раз — в 1918 году Троцкий и Бухарин уже готовы были пойти «на утрату Советской власти» во имя германской революции, без которой русская революция (по их мнению) теряла смысл.

Теперь эта нехорошая история повторялась, втянутым в нее оказался еще и Зиновьев. Тут можно было усмотреть уже систему и намеренную злую волю. Ведь коммунисты в Германии могли поднять лишь смуту. Условий для победы у них не было. Только что образовавшийся СССР еще не отошел от неудач польской войны, и прорваться в Германию через Польшу мы просто не смогли бы. Народ — крестьянский в массе своей — такой «р-революционной войны» не понял бы и не принял.

И то, на чем настаивали Троцкий, Зиновьев и Бухарин, относилось к самым сладким мечтаниям самых злобных врагов новой социалистической России.

ЛЛОЙД ДЖОРДЖ относился к таким нашим врагам еще до революции — потому что никак иначе относиться к России человек его политической судьбы не мог. Встревоженный фактором Рапалло, он считал: «Величайшая опасность в данный момент заключается в том, что Германия может связать свою судьбу с большевиками и поставить свои материальные и интеллектуальные ресурсы, весь свой огромный организаторский талант на службу революционным фанатикам… Такая опасность — не химера».

И так думал не один Ллойд Джордж. Конечно, хитрый англичанин преувеличивал, но не более того. Общую будущую картину он обрисовал точно: именно потенциал Германии и ее экономика сыграли выдающуюся роль в создании мощной советской экономики. Позже — мы это еще увидим — Ллойд Джордж и сам имел достаточно политической опытности, чтобы понимать, что к чему… Но, возможно, он подсознательно тревожился и потому, что его мучили давние тревоги еще довоенной поры.

Ведь еще в 1904 году читатели Англии были взбудоражены переводом книги Августа Нимана «Мировая война, немецкая мечта». Имелся и подзаголовок — «Завоевание Англии». Одной из идей книги был континентальный союз Германии и России.

А уже после Первой мировой войны, в 1918 году, в Германии была популярна книга немецкого профессора В. Дайа, проповедовавшего «новый тройственный союз XX века» — Германии, России и Японии. Умен был немецкий профессор, что и говорить!

Прямой союз Советской России и Веймарской Германии был, конечно, невозможен, и вряд ли это надо подробно доказывать. Но с середины двадцатых годов в наших взаимных отношениях постепенно восстанавливается давно забытая широта. Русские и немцы начинают сотрудничать в такой деликатной области как военная. Вокруг этой темы сейчас существует много спекуляций, однако достаточно познакомиться с совершенно секретным (естественно, тогда) докладом начальника Разведывательного управления Штаба РККА Яна Берзина от 24 декабря 1928 года «О сотрудничестве РККА и рейхсвера», чтобы понять: наши военные контакты были хотя и устойчивыми и взаимно выгодными, но достаточно скромными. И все же они были: совместная танковая школа в Казани, авиационная школа в Липецке, химическая станция «Томка», обмен академическими идеями и взаимное ознакомление с военным строительством.