Россия и Германия: Вместе или порознь? СССР Сталина и рейх Гитлера - Сергей Кремлев

А теперь вернемся еще раз к „миллионам рабов“ Буллока на шахтах Союза. С „миллионами“ мы, правда, вроде бы разобрались. А как быть с „рабским трудом“? Что ж, читатель, и здесь схемы буллоков ломаются легко, потому что они гнилы изначально.

Система ГУЛАГа в СССР 1930-х годов — это сложное явление, и настоящий (то есть честный) историк должен подходить к ней особенно тщательно. Чтобы показать всю неоднозначность той эпохи, я немного остановлюсь лишь на одной из трагических гулаговских судеб. Судеб, завершившихся, между прочим, вначале освобождением, а через несколько лет — вторичным арестом и расстрелом.

Георгий Иванович Поршнев, весьма крупный книговед… Работал, ездил в Германию. А в начале тридцатых стал заключенным на Беломорканалстрое. Его письма к дочери, изданные в 1990 году, показывают, как тогда все было непросто…

Вот письмо от 3 апреля 1932 года: „Устремлений никаких… Я разучился размышлять, сознание не озаряется мечтой… Я по-прежнему верю в прогрессивный ход исторического процесса, восхищаюсь соцстроительством и сам по мере сил и разумения участвовал в нем, но меня давит обрушившийся на меня позор и полное игнорирование личности, человека“…

Казалось бы — вот он, приговор „рабскому труду“ устами самого „раба“. Но тон письма от 1 мая уже иной: „Мир хорош! Май — праздник не хуже пасхи. Природа его еще ласковее, а смысла неизмеримо больше. Сегодня меня не смущают даже гримасы истории и превратности судьбы. Я слушаю прибой общественного возбуждения Москвы, Ленинграда, Харькова (у „рабов“ Беломорстроя были не только радио, но и свои газеты, журналы. — С.К.), завидую идущим в колоннах и созерцающим их и радуюсь. Да, мир хорош, дочка! Умирать еще рано, тем более, что в наши беспокойные годы и покойникам покоя нет“…

А уж письмо от 4 июля вообще рисует очень странный для „сталинского“-де „раба“ образ жизни: „Вновь, милая, роюсь в книжной пыли, купаюсь в легендарном Онего и брожу по медвежьим горам. Погода прекрасная, столь же очаровательно озеро (и пляжи, как в Евпатории)“.

Прошел год. И „рабские“ письма приобретают вообще невероятный вид: „От книжной повинности, дорогая, ты совсем освобождаешься. Премного сыт. В очереди стоят Роллан, Гете, Блок, Тынянов („Восковая персона“). Рука тянется к журналам („Кр. новь“, „Нов. мир“, „Звезда“, „Октябрь“ и проч.), к Реформатскому („Техническая редакция книги“), Кугелю, Боборыкину… Жду и ищу Белого „Маски“. „Поэзия и правда“ Гете разочаровала“…

Вот так-так! Как это понимать? Это зачем же „рабам“ (а речь о рабочей библиотеке для заключенных и вольнонаемных) Тынянов? Ну писал бы „раб“ о том, что его разочаровала баланда — тут бы все было на месте. А Гете?

Ну искал бы он лишний черный сухарь, так нет — подай ему Белого! Да не хлеба, а поэта…

Через три дня новое сообщение — о неком открытии. Что могло обрадовать „раба“ на этот раз — дыра в колючей проволоке или в стене продовольственной кладовой? Нет: „Калевалу“ открыл!»… Н-да…

В «рабскую» концепцию это все втискивается едва ли. Хотя трагедию не отменяет.

Да что до наших болей сэру Алану! Ему сподручней довольствоваться полуфальшивками Солженицына. Уж они-то в его «историческую» концепцию вписываются идеально.

«ТРУДЫ», подобные книге Буллока, как и ее саму, можно было бы вот так — критически перелистать страницу за страницей. Но в конце-то концов, я пишу собственную книгу, а не рецензию на чужие. И так подробно остановиться на одной из них мне пришлось для того, чтобы ты, читатель, мог в какой-то мере убедиться сам: много ли правды пишется о Сталине и Гитлере даже спустя полвека после того, как закончилась их бурная, непросто понимаемая эпоха. Ведь историческая ценность написанного буллоками и волкогоновыми — совсем не ноль. Тут мы имеем дело с резко отрицательной величиной, активно вычитающей из восприятия общества подлинное понимание истории факт за фактом. Истину за истиной…

У реального Сталина, не говоря уже о реальном Гитлере, легко отыскать грубейшие просчеты и не передергивая прошлое. Причем реальный Сталин, за которым его реальные исторические дела и их результаты, и реальный Гитлер, за которым его реальные исторические дела и их результаты, — несравнимы.

ГУЛАГ времен Сталина был суровой чертой времени, Освенцим и Бухенвальд — гнусной.

Русский солдат Сталина встал посреди Берлина со спасенной под пулями немецкой девочкой, а германские молодые парни таким же русским девочкам подчас разбивали головы о дверной косяк.

Реальный Гитлер вознесся черной копотью в дымный воздух столицы рейха, а реальный Сталин прошел в белоснежном кителе по ее улицам на Потсдамскую конференцию победителей.

Этого не вырубить из Истории, не выгрызть «волкогоновыми» зубами и не вытянуть из нее никакими волами («Bullock» по-английски «вол»).

На прошлое и на его основные политические фигуры надо смотреть не мутным взором, не через черные, розовые или голубые очки. В них надо всматриваться внимательно и непредубежденно, чтобы увидеть их всесторонне.

Только тогда прошлые эпохи можно понять верно, то есть увидеть их такими, какими они были, а не оказались представленными позже лукавыми или неумными комментаторами. А тогда можно будет выделить в прошлом главное. И только тогда оно может помочь нам в создании лучшего будущего.

У реально сложившихся к лету 1941 года Сталина и Гитлера, СССР и рейха не оказалось ничего общего, кроме общей войны. И тем не менее, у них — реальных же — имелся шанс обрести общее созидание и общий мир.

То, что шанс не был использован, не отменяет самого факта: шанс был…

ГЛАВА 3. «Мальчик в штанах» и «мальчик без штанов»…

Первая мировая война очень уж немцев с русскими не рассорила. Хотя особой теплоты между двумя народами не было, не было между ними и традиций вражды. Неприязнь — да, была…

Великий наш сатирик Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин в очерках «За рубежом» привел «Разговор мальчика в штанах и мальчика без штанов»… И я очень рекомендую читателю прочесть его полностью, а сам приведу лишь пару отрывков из его начала и заключительной части.

Итак, посреди «шоссированной улицы немецкой деревни» вдруг «вдвинулась обыкновенная русская лужа», из которой выпрыгнул русский «мальчик без штанов» для разговора с немецким «мальчиком в штанах».

Хозяин, протягивая руку, приветствовал гостя:

— Здравствуйте, мальчик без штанов!

Мальчик без штанов, на руку внимания не обратив, сообщил:

— Однако, брат, у вас здесь чисто!

Хозяин был настойчив:

— Здравствуйте, мальчик без штанов!

— Пристал как банный лист… Ну, здравствуй! Дай оглядеться сперва. Ишь ведь как чисто — плюнуть некуда!

Вот так и начался этот знаменательный разговор, в котором русский был напорист, а немец — доказателен. В конце же его «мальчик в штанах» сказал:

— Мы, немцы, имеем старинную культуру, у нас есть солидная наука, блестящая литература, свободные учреждения, а вы делаете вид, как будто все это вам не в диковину. У вас ничего подобного нет, даже хлеба у вас нет, — а когда я, от имени немцев, предлагаю вам свои услуги, вы отвечаете мне: выкуси! Берегитесь, русский мальчик! Это с вашей стороны высокоумие, которое положительно ничем не оправдывается!

На что «мальчик без штанов» ответствовавал:

— А надоели вы нам, немцы, — вот что! Взяли в полон, да и держите! Правду ты сказал: есть у вас и культура, и наука, и искусство, и свободные учреждения…Да вот что худо: кто самый бессердечный притеснитель русского рабочего человека? — немец! кто самый безжалостный педагог? — немец! кто самый тупой администратор? — немец!...

Правда была и за тем, и за тем… Мы, русские, прошли до Амура и мыса Дежнева без немцев. И немцы смотрели на русских — не на своих партнеров, а на русскую массу — свысока.

Однако ведь и было у нас так много расхлябанности, что немецкая собранность часто воспринималась нами с протестом не по причине немецкого высокомерия, а по причине нашего разгильдяйства, укорачивать которое не желали ни мальчики, ни дяди без штанов.

Мы слишком уж часто надеялись на русское «авось». А вот немцы веками вырабатывали в себе ежедневную основательность.

Увы, мальчики так друг друга и не поняли, так ни на чем и не сошлись и закончили так.

— Только жадность у вас (у немцев. — С. К.) первого сорта, и так как вы эту жадность произвольно смешали с правом, то и думаете, что вам предстоит слопать мир… Все вас боятся, никто от вас ничего не ждет, кроме подвоха. Есть же какая-нибудь этому причина!

— Разумеется, от необразованности. Необразованный человек — все равно, что низший организм, а чего же ждать от низших организмов!