Сочинения - Владимир Маяковский

ГИМН ОБЕДУ

Слава вам, идущие обедать миллионы!И уже успевшие наесться тысячи!Выдумавшие каши, бифштексы, бульоныи тысячи блюдищ всяческой пищи.

Если ударами ядртысячи Реймсов разбить удалось бы —по-прежнему будут ножки у пулярд,и дышать по-прежнему будет ростбиф!

Желудок в панаме! Тебя ль заразятвеличием смерти для новой эры?!Желудку ничем болеть нельзя,кроме аппендицита и холеры!

Пусть в сале совсем потонут зрачки —все равно их зря отец твой выделал;на слепую кишку хоть надень очки,кишка все равно ничего б не видела.

Ты так не хуже! Наоборот,если б рот один, без глаз, без затылка —сразу могла б поместиться в ротцелая фаршированная тыква.

Лежи спокойно, безглазый, безухий,с куском пирога в руке,а дети твои у тебя на брюхебудут играть в крокет.

Спи, не тревожась картиной кровии тем, что пожаром мир опоясан, —молоком богаты силы коровьи,и безмерно богатство бычьего мяса.

Если взрежется последняя шея бычьяи злак последний с камня серого,ты, верный раб твоего обычая,из звезд сфабрикуешь консервы.

А если умрешь от котлет и бульонов,на памятнике прикажем высечь:«Из стольких-то и стольких-то котлет миллионов —твоих четыреста тысяч».

ВОТ ТАК Я И СДЕЛАЛСЯ СОБАКОЙ

Ну, это совершенно невыносимо!Весь как есть искусан злобой.Злюсь не так, как могли бы вы:как собака лицо луны гололобой —взял быи все обвыл.

Нервы, должно быть…Выйду,погуляю.И на улице не успокоился ни на ком я.Какая-то прокричала про добрый вечер.Надо ответить:она – знакомая.Хочу.Чувствую —не могу по-человечьи.

Что это за безобразие!Сплю я, что ли?Ощупал себя:такой же, как был,лицо такое же, к какому привык.Тронул губу,а у меня из-под губы —клык.

Скорее закрыл лицо, как будто сморкаюсь.Бросился к дому, шаги удвоив.Бережно огибаю полицейский пост,вдруг оглушительное:«Городовой!Хвост!»

Провел рукой и – остолбенел!Этого-то,всяких клыков почище,я и не заметил в бешеном скаче:у меня из-под пиджакаразвеерился хвостищеи вьется сзади,большой, собачий.

Что теперь?Один заорал, толпу растя.Второму прибавился третий, четвертый.Смяли старушонку.Она, крестясь, что-то кричала про черта.

И когда, ощетинив в лицо усища-веники,толпа навалилась,огромная,злая,я стал на четверенькии залаял:Гав! гав! гав!

ВЕЛИКОЛЕПНЫЕ НЕЛЕПОСТИ

Бросьте!Конечно, это не смерть.Чего ей ради ходить по крепости?Как вам не стыдно веритьнелепости?!

Просто именинник устроил карнавал,выдумал для шума стрельбу и тир,а сам, по-жабьи присев на вал,вымаргивается, как из мортир.Ласков хозяина бас,просто – похож на пушечный.И не от газа маска,а ради шутки игрушечной.Смотрите!Небо меритьвыбежала ракета.Разве так красиво смертьбежала б в небе паркета!Ах, не говорите:«Кровь из раны».Это-дико!Просто избранных из бранныходаривали гвоздикой.Как же иначе?Мозг не хочет понятьи не может:у пушечных шейесли не целоваться,то – для чего жеобвиты руки траншей?Никто не убит!Просто – не выстоял.Лег от Сены до Рейна.Оттого что цветет,одуряет желтолистаяна клумбах из убитых гангрена.Не убиты,нет же,нет!Все они встанутпросто —вот так,вернутсяи, улыбаясь, расскажут жене,какой хозяин весельчак и чудак.Скажут: не было ни ядр, ни фугасови, конечно же, не было крепости!Просто именинник выдумал массукаких-то великолепных нелепостей!

ГИМН ВЗЯТКЕ

Пришли и славословим покорненькотебя, дорогая взятка,все здесь, от младшего дворникадо того, кто в золото заткан.

Всех, кто за нашей десницейпосмеет с укором глаза весть,мы так, как им и не снится,накажем мерзавцев за зависть.

Чтоб больше не смела вздыматься хула,наденем мундиры и медалии, выдвинув вперед убедительный кулак,спросим: «А это видали?»

Если сверху смотреть – разинешь рот.И взыграет от радости каждая мышца.Россия – сверху – прямо огород,вся наливается, цветет и пышится.

А разве видано где-нибудь, чтоб стояла козаи лезть в огород козе лень?..Было бы время, я б доказал,которые – коза и зелень.

И нечего доказывать – идите и берите.Умолкнет газетная нечисть ведь.Как баранов, надо стричь и брить их.Чего стесняться в своем отечестве?

ВНИМАТЕЛЬНОЕ ОТНОШЕНИЕ К ВЗЯТОЧНИКАМ

Неужели и о взятках писать поэтам!Дорогие, нам некогда. Нельзя так.Вы, которые взяточники,хотя бы поэтому,не надо, не берите взяток.Я, выколачивающий из строчек штаны, —конечно, как начинающий, не очень часто,я-еще и российский гражданин,беззаветно чтущий и чиновника и участок.Прихожу и выплакиваю все мои просьбы,приникши щекою к светлому кителю.Думает чиновник: «Эх, удалось бы!Этак на двести птичку вытелю».Сколько раз под сень чиновник,приносил обиды им.«Эх, удалось бы, – думает чиновник, —этак на триста бабочку выдоим».Я знаю, надо и двести и триста вам —возьмут, все равно, не те, так эти;и руганью ни одного не обижу пристава:может быть, у пристава дети.Но лишний труд – доить поодиночно,вы и так ведете в работе года.Вот что я выдумал для вас нарочно —Господа!Взломайте шкапы, сундуки и ларчики,берите деньги и драгоценности мамашины,чтоб последний мальчонка в потненьком кулачикезажал сбереженный рубль бумажный.Костюмы соберите. Чтоб не было рваных.Мамаша! Вытряхивайтесь из шубы беличьей!У старых брюк обшарьте карманы —в карманах копеек на сорок мелочи.Все это узлами уложим и свяжем,а сами, без денег и платья,придем, поклонимся и скажем:Нате!Что нам деньги, транжирам и мотам!Мы даже не знаем, куда нам деть их.Берите, милые, берите, чего там!Вы наши отцы, а мы ваши дети.От холода не попадая зубом на зуб,станем голые под голые небеса.Берите, милые! Но только сразу,Чтоб об этом больше никогда не писать.

ЧУДОВИЩНЫЕ ПОХОРОНЫ

Мрачные до черного вышли люди,тяжко и чинно выстроились в городе,будто сейчас набираться будетхмурых монахов черный орден.

Траур воронов, выкаймленный под окна,небо, в бурю крашеное, —все было так подобрано и подогнано,что волей-неволей ждалось страшное.

Тогда разверзлась, кряхтя и нехотя,пыльного воздуха сухая охра,вылез из воздуха и начал ехатьтихий катафалк чудовищных похорон.

Встревоженная ожила глаз масса,гору взоров в гроб бросили.Вдруг из гроба прыснула гримаса,после —

крик: «Хоронят умерший смех!» —из тысячегрудого мехагремел омиллионенный множеством эхза гробом, который ехал.

И тотчас же отчаяннейшего плача ноживрезались, заставив ничего не понимать.Вот за гробом, в плаче, старуха-жизнь, —усопшего смеха седая мать.

К кому же, к кому вернуться назад ей?Смотрите: в лысине – тот —это большой, носатыйплачет армянский анекдот.

Еще не забылось, как выкривил рот он,а за ним ободранная, куцая,визжа, бежала острота.Куда – если умер – уткнуться ей?

Уже до неба плачей глыба.Но еще,еще откуда-то плачики —это целые полчища улыбочек и улыбокломали в горе хрупкие пальчики.

И вот сквозь строй их, смокших в одинсплошной изрыдавшийся Гаршин,вышел ужас – вперед пойти —весь в похоронном марше.

Размокло лицо, стало – кашица,смятая морщинками на выхмуренном лбу,а если кто смеется – кажется,что ему разодрали губу.

ЭЙ!

Мокрая, будто ее облизали,толпа.Прокисший воздух плесенью веет.Эй!Россия,нельзя личего поновее?

Блажен, кто хоть раз смог,хотя бы закрыв глаза,забыть вас,ненужных, как насморк,и трезвых,как нарзан.

Вы все такие скучные, точново всей вселенной нету Капри.А Капри есть.От сияний цветочныхвесь остров, как женщина в розовом капоре.

Помчим поезда к берегам, а берегзабудем, качая тела в пароходах.Наоткрываем десятки Америк.В неведомых полюсах вынежим отдых.

Смотри, какой ты ловкий,а я —вон у меня рука груба как.Быть может, в турнирах,быть может, в бояхя был бы самый искусный рубака.

Как весело, сделав удачный удар,смотреть, растопырил ноги как.И вот врага, где предки,тудаотправила шпаги логика.

А после в огне раззолоченных зал,забыв привычку спанья,всю ночь напролет провести,глазауткнув в желтоглазый коньяк.

И, наконец, ощетинясь, как еж,с похмелья придя поутру,неверной любимой грозить, что убьешьи в море выбросишь труп.

Сорвем ерунду пиджаков и манжет,крахмальные груди раскрасим под панцирь,загнем рукоять на столовом ноже,и будем все хоть на день, да испанцы.

Чтоб все, забыв свой северный ум,любились, дрались, волновались.Эй!Человек,землю самузови на вальс!

Возьми и небо заново вышей,новые звезды придумай и выставь,чтоб, исступленно царапая крыши,в небо карабкались души артистов.

ДЕШЕВАЯ РАСПРОДАЖА