Порученец Царя. Персиянка - Сергей Городников

День отплытия и следующий день были ясными, веселили взоры бликами солнечных лучей на чешуе реки, красками осенних деревьев, кустарников, трав по обоим берегам. Ветер был попутным, дул с севера, а пойманный парусом охотно подгонял корабль. И когда справа показались низкие гряды и отроги начала хребта Жигулёвских гор, они не вызвали у корабельщиков и купца тревоги, какую те ожидали ощутить при виде удобных для разбойных засад укрытий. Но к сумеркам настроение на корабле стало меняться. Дурная слава окрестных мест начинала беспокоить и самое бедное воображение, напоминать о себе всплесками рыбы в воде, шорохами ветра в парусе, скрипами палубы, внезапными взлётами птиц у чащ горных обрывов.

Чем темнее становилось низкое и малооблачное небо над теснимой горами рекой, тем купец чаще и больше раскаивался, что позволил уговорить себя довериться судьбе, втянуть в игру с непредсказуемыми опасностями, какие подстерегают корабль вблизи таких мест надвигающейся ночью. А ночь обещала быть ясной, судно будет видным на реке издалека, что удобно для устроителей разбойных засад. И настойчивые уговоры Удачи плыть вдогонку каравану, восстанавливаемые растревоженной памятью с мельчайшими подробностями, представились купцу в ином свете, казались всё очевиднее подозрительными. Уж, не из разбойной ли шайки его странно объявившиеся на корабле попутчики, явно бежавшие от властей Нижнего Новгорода? Даже полученная щедрая плата за разрешение плыть с ним до Астрахани стала только убеждать его в их коварных замыслах. Не завлекают ли они его и корабль к притону разбойников, не готовят ли ему ограбление и гибель? Он стал приглядываться к Удаче и сделал неутешительный вывод, что того будто и не смущают горные утёсы, обрывы и таинственные седловины. Тогда как ему самому они представлялись мрачным подобием выстроенной древними великанами и растянувшейся в бесконечную полосу, изрезанной столетиями стены, из каждого заливчика у которой можно ожидать внезапного дикого посвиста, улюлюканья и появления россыпи разбойных челнов и лодок, хищно устремляющихся наперехват беззащитным речным путникам.

Со стороны Удача, и вправду, выглядел слишком беспечным. Он лежал на старом верблюжьем одеяле близ кормового весла, заложив ладони под затылок, не то дремал, не то с прищуром смотрел в проступающие звёзды небосвода, к которым, словно воришка, стал крайне осторожно влезать и подбираться из-за гор тусклый ущербный месяц. Но впечатление об его беспечности было обманчивым. Хотя быстро темнело, он зорко подмечал всё, что выдавало себя движением у выступов утёсов, которые вырисовывались в горном хребте по ходу корабля. Не прерывая наблюдение за правым берегом, он отметил про себя, что купец крадучись отошёл к кормчему, они пошептались, после чего кормчий отступил к лесенке у кормового возвышения и, вызвав короткий скрип приоткрываемой дверцы, нырнул к расположенным под кормой помещениям хозяина и корабельщиков. Кормовыми помещениями пользовались лишь при непогоде, – их заполняли товары, и воздух в них был наполнен запахами этих товаров. Без товаров, как знал Удача, была там только огороженная спальня купца, где тот хранил свои деньги, деловые бумаги и оружие. Появился оттуда кормчий уже с тремя кремневыми ружьями и мушкетом. Ружья потихоньку раздал тревожимым недобрыми предчувствиями работникам, а мушкет, как оружие более лёгкое и надёжное, оставил у себя. Подпалив оба конца предназначенного для запалов жгута от огонька кормового светильника, он затушил сам светильник, чтобы свет не выдавал плывущего корабля, и повесил чадящий хвостами жгут на стволе мушкета.

Антона тоже беспокоило гнетущее ожидание неизбежной опасности – как от растущего недружелюбия корабельщиков, так и от того, что могло появиться у тихо обмываемых водой обрывов. Хорошо ещё корабль был отдалён от подножия тех обрывов глубокой рекой, которая словно хотела отделить себя от разбойников и оберегала плывущих на судне хотя бы от внезапности их нападения. Он пересел, подвинулся ближе к товарищу, как и корабельщики, стал тягостно сумрачен и молчалив. Вслушиваясь и всматриваясь в сгущающуюся темень, он вдруг тряхнул головой, засомневался – не почудилось ли от чрезмерного напряжения чувств? Но нет, много впереди из укрытия за выступом испещрённой трещинами скалы быстро выплывали чёрными чайками около десятка челнов с оголёнными палками мачт и длинных лодок. Распознавались взмахи множества вёсел, затем в безмолвном оцепенении, какое воцарилось на корабле, стали слышны частые хлюпанья вёсельных лопаток по водной поверхности. Словно отталкиваясь нелепыми ножками, лодки перемещались наперерез пути корабля, и сомневаться в намерениях тех, кто был в них, не приходилось.

В каждом челне и в каждой лодке стали различаться по дюжине и больше голов, на многих были надеты шапки с лисьими хвостами. Что-то матёрое чудилось в молчании речных грабителей, словно опытная шакалья стая уверенно выходила навстречу добыче, которой некуда деться, некуда бежать.

– Господи, спаси и помилуй! – с дрожью в срывающемся голосе выдохнул купец и истово перекрестился. – Не стреляйте! – сам не свой вскинул он руку, делая предупредительный знак кормчему и работникам, которые невольно сбились в испуганную кучу, похожие на отбившихся от отары и готовых на покорное растерзание овец. – Авось, не озлобим, и нас отпустят?!

Корабельщики не возражали, без слов разделили его мнение, и розданные кормчим ружья казались в их руках нелепыми подпорками, на которые они опирались, чтобы не упасть от отчаяния. Первым зашевелился кормчий и подал пример, опустил мушкет на палубу. За ним безропотно сложили оружие и другие. Они позабыли об Удаче, а он тем временем развязал и раскрыл полученный от кузнеца мешок, обнажил засмоленный бочонок, с которого снял и отложил в сторону круглую крышку. Затем наклонился к Антону, и тот вздрогнул от неожиданности.

– Принеси жгут! – вполголоса потребовал Удача возле уха парня.

Он показал взором на мушкет в ногах кормчего, на котором валялся жгут с тускло краснеющими от тления концами. Парень не понял, для чего это нужно, однако Удача подтолкнул его в спину, и он выполнил распоряжение, на цыпочках приблизился к мушкету и тут же возвратился со жгутом. Никто из корабельщиков не обратил на это внимания, им было не до того – до встречи с первыми лодками разбойников оставалось меньше полёта стрелы. На тех лодках замедляли ход, отставшие подтягивались к передним, и они поджидали корабль с наглой уверенностью в своей безнаказанности. На передних лодках и челнах самые нетерпеливые головорезы привстали, изготовились запрыгивать и влезать на судно.