Русский кайзер. «Иду на вы!» - Василий Панфилов

— А это… Из наших будут набирать?

— Буду. Эльзацы да лотарингцы — солдаты отменные, да знают, что такое честь. Имперские войска буду формировать. Но учти — поскольку командиры в большинстве своём будут венеды — по крайней мере поначалу. Да и языков с наречиями очень уж много, то венедский придётся учить — в армии все команды на нём отдаются.

— Ну эт не проблема, — засветился проводник, — хоть чуток, его тут многие знают. А… командовать кто?

Марк задал вопрос и аж сжался от собственной наглости.

Грифич хмыкнул, но ответил:

— Белова хочу поставить — достойный офицер.

— Так я ему родственник — жены отчим ему дядей в четвёртом колене приходится!

Эльзасец аж засветился и принялся поглядывать по сторонам горделиво — эвона какая честь родичу оказана! А значится — и ему!

Десять тысяч против пятидесяти — не смешно, но… По местным правилам врага не полагалось убивать, если он сдаётся. А увидев против себя ТАКУЮ армию, французы бы непременно сдались. И что потом с ними делать? Тащить за собой — так они темпа не выдержат. А не тащить — так их освободят основные силы французских войск. Дилемма….

Решил проявить милосердие — не гуманизм проснулся, просто решил не «дразнить собак», всё-таки Франция пока, несмотря на Революцию, великая страна и если хотя бы на время прекратит междуусобные разборки… да колониальные войны… да вялотекущую войну с Испанией… и сосредоточит свои силы на возрождающейся Империи… Могут и задавить. Не хватало ещё, чтобы на него повесили «образ врага»— пусть лучше тратят свои силы в драках с другими.

Поэтому…

— Французские солдаты! — Выехал на поле переговорщик — бывший дьякон-расстрига из РПЦ, которого он взял в Свиту за неплохое знание языков и чудовищной мощи голосину.

— Император не желает ваших смертей, — басил расстрига, которому пожалуй, даже мегафон не слишком был нужен…

— Нас больше пятидесяти тысяч, вас — меньше десяти. Как умеют драться венеды и насколько хорош как полководец император Владимир, вы уже знаете. Он предлагает вам сдать оружие. Никакого плена! Отдавайте оружие и можете идти куда вздумается. Офицеры остаются с личным оружием!

Расстрига повторил это несколько раз в разных вариациях, после чего вернулся. Через полчаса от стоящей в полной боевой готовности французской армии подъехали переговорщики — аж четырнадцать человек, причём комиссаров[50] среди них было пятеро.

В лагере Померанского приняли их весьма дружелюбно.

Нужно заметить, что французы оглядывались несколько… брезгливо. А как же — никаких шатров для офицеров и даже штабная палатка самого императора меньше, чем у иного французского лейтенанта. Для привыкших к невероятной пышности Парижа зрелище и правда было достаточно убогое. Правда, когда они заметили безукоризненную чистоту и весьма добротную одежду солдат, лица приняли несколько иное выражение.

— Никаких ловушек и урона для чести, — повторил Рюген специально для комиссаров, — личное оружие остаётся у офицеров, знамёна тоже ваши. Но вот пушки и иное оружие заберу. Я не хочу воевать с Францией. Все враждебные для меня договора заключали либо Бурбоны, либо их сторонники. Не думаю, что обычные французы жаждут проливать кровь за интересы свергнутой династии.

Дальше попаданец вплёл в свою речь штампы из двадцать первого века. Там они были безвкусной банальщиной, здесь — глотком свежего воздуха, Истиной. А война Франции с Империей в период Революции — это явное Предательство Аристократии, задумавшей отвлечь народ от Преступлений Бурбонов. Сам же Померанский прямо-таки жаждет Мира и Дружбы с Великой Францией…

Пафос и пошлость зашкаливали, но речь была рассчитана на «пламенных революционеров», каковых, к своему изумлению, он обнаружил и среди офицеров[51].

— Ну и бред же, — сказал негромко квартирмейстер, — когда французская делегация удалилась. Император фыркнул:

— А как слушали зато… Если они подобную ерунду воспринимают всерьёз, то может быть, её воспримет и остальная часть французской армии? Честно говоря, не хочу драться с Францией всерьёз, пусть лучше так…

— Может быть, — с явным сомнением протянул генерал, — но вся эта политика…

— На моём посту приходится быть не только полководцем, но и политиком, — флегматично заметил Владимир. — Да впрочем, иначе я бы и не залез так высоко. Так что собирай трофеи, да отходим. Франки сейчас на нас не должны полезть — даже по численности силы примерно равны, подкрепление там затребуют и прочее… Так что время и силы на Виттельбаха у нас есть.

Глава тринадцатая

Обезоружив группировку врага, Владимир начал отступление и вскоре к нему присоединились другие части, «гулявшие» по Эльзасу, принеся достаточно оптимистичные новости. Около восьми тысяч французов были убиты и где-то столько же — ранены. Потери венедов были вдесятеро меньшие — да и те по большей части из-за сверхскоростного марша и сопутствующих проблем.

Уходили уже не так поспешно: как бы не повернулась ситуация, боя Померанский не боялся. Не хотел, это да — ПОКА экономическая мощь Франции превышала аналогичную в Империи едва ли не на порядок, да тут ещё и Англия, да местные «сепартисты» вроде баварского Виттельбаха… В общем, в прямом бою французам ничего не светило, но боя хотелось избежать — большие сражения могут перерасти в Большую Войну, а начнись длительное противостояние, тут могут начаться проблемы… А против Англии и Франции одновременно… Рано ещё.

А пока… пока есть шанс, что французы отойдут в сторону и сосредоточатся на других проблемах.

Вернувшись, Рюген приступил к осаде баварского лагеря. По сути, дел в данном случае у него не было — Фольгест справлялся вполне грамотно и император просто сидел в шатре либо фехтовал. По какой-то неясной причине, настроение у Владимира было скверным: казалось, что он что-то упустил, но вот что?

Пришли известия из Ольденбурга — Николич решительным ударом расправился с ганноверскими частями, сделав это буквально за несколько часов до подхода англичан. Но по правде говоря, битву нельзя было назвать особо жестокой — ганноверцы откровенно боялись славян и после трёхчасового артиллерийского обстрела полки начали сдаваться. Впрочем, «вялой» битву могли бы назвать разве что венеды, чья артиллерия показала прямо таки эталонную работу, сократив число ганноверцев почти на треть, израсходовав для этого почти весь наличный порох.

Возможно, немецкие подданные английского короля и проявили бы большую стойкость, если бы не два НО. Во первых, Георг несколько заигрался, вытягивая всё новых и новых солдат для своих колониальных войн. Так что после длительного падения уровня жизни и дичайшего оттока мужчин боеспособного возраста, уровень патриотизма тоже упал. Во вторых, ганноверцы прекрасно знали, что пусть в бою венеды не знают пощады, но вот к пленным относятся вполне гуманно, а перспективы поработать в шахтах и на лесоповалах их не пугали — за деньги-то. Да и всё не под пулями стоять…

Однако ганноверцы-ганноверцами, а английские пехотинцы оказались куда более стойкими. Удачно подойдя, они застали вояк Николича усталыми, с катастрофическим недостатком пороха для орудий — бритты ухитрились отбить венедский обоз и пополнить запасы было негде.

Так что роли переменились и венедам пришлось отходить с боем, потеряв только убитыми и тяжелоранеными почти десять тысяч. Англичане потеряли около пятнадцати тысяч, но им не нужно было экономить порох, а так бы результаты сражения были более… симпатичные. Свою роль сыграл и тот факт, что нависла угроза со стороны Дании и около двадцати тысяч кадровых солдат пришлось оставить для обороны Штральзунда — ибо ополченцы-ополченцами, но кадровые как-то надёжней…

«— Это как отбили!?» — Дошли до Владимира строки из письма. Его аж тряхнуло от негодования — экое позорище! Однако прочитав информацию до конца, успокоился: да, славяне сработали небезупречно, но достаточно грамотно, просто на этот раз командование англичан оказалось лучше. В конце-концов, нельзя же считать противников совсем уж неумёхами…

Части, которыми ранее командовал Святослав, сражались отдельно. Здесь получше: генерал-поручик Новиков успешно сорвал высадку итальянских союзников Англии. Не то чтобы много убитых противников, но пластуны из морской пехоты сумели сжечь и повредить достаточно значительное количество транспортных и грузовых судов, так что сыны Италии предпочли отойти в море и выгружаться под охраной английских частей — пусть дольше, зато безопасней.

За безопасность Венедии Грифич не беспокоился — серьёзно пострадать может разве что Ольденбург, бои всё равно идут на территории Ганновера и Гессена. Ну и части резервистов потихонечку подтягиваются… Единственное, что всерьёз заботило императора, так это перевод войны маневренной в войну позиционную. Если бритты окопаются… а они занялись именно обустройством лагерей у побережья… То могут начаться проблемы: снабжать по морю намного проще, дешевле и быстрее, чем по суше, да и перебрасывать войска так гораздо удобней.