Тройка - Степан Чепмэн

— О, конечно, они не признаются в этом, но на самом деле, я уверен, они знают.

Мейзер встал за креслом Винга и положил руку младшему ангелу на плечо. Он заговорил, и в его тоне послышались просительные нотки.

— Послушай, Винг, я понимаю, как это все выглядит со стороны. Застой. Никакого прогресса. Трое моих последних пациентов крепко завязли. Да, это все правда. Но пойми, это лишь то, что лежит на поверхности. Разве ты не видишь, Винг? Я загнал их в это состояние, но иного пути нет. Им была необходима обреченность. Они жаждали, нуждались в том, чтобы утонуть в отвращении к себе. А как еще им взрастить в себе желание и возможность выкарабкаться?

Винг был ошеломлен. Теперь наконец у него сложилась полная картина происходящего. Он не знал, как именно это происходило, но зато теперь четко представлял, что произошло. Остальные ангелы были правы. Мейзер действительно сошел с ума. У него, вслед за пациентами, поехала крыша. Винг быстро соображал.

«Ладно, Уивер разберется с ним, — сказал он себе, — потому что ситуация уже дошла до ручки».

Мейзер вновь опустился за стол и, постукивая по нему, возбужденно продолжал:

— Говорю тебе, им надо пройти через это, и они пройдут! И тогда посмотрим, что скажет Уивер! И тогда посмотрим, кто из нас сумасшедший! Уивер и все остальные будут ползать передо мной на коленках и клясться, что они никогда не сомневались во мне! — Мейзер настолько увлекся, что не заметил, как опрокинул чашку с кофе.

Коричневая лужа потекла по столу и залила бумаги Винга. Но ни один из ангелов не двинулся, чтобы спасти их. Мейзер раскраснелся от волнения. Винг поднял бумаги, дал кофе стечь и положил обратно в портфель. Потом встал и направился к двери.

— Ладно, я и правда не уполномочен судить об этой ситуации, — сказал он. — Я просто собираю данные. Потом напишу рапорт, и больше ты от меня об этом ни слова не услышишь.

Дверь за Вингом закрылась.

Успокоившись немного, Мейзер подошел к стене, щелкнул выключателем, и комната погрузилась во тьму.

В темноте ему легче было собраться с мыслями. Потерев подбородок, он подошел к мониторам.

Бронтозавр сжимал в пасти голову старухи. Она безвольно болталась в воздухе, одна из ее рук, похоже, была сломана. Когда челюсти чудовища сжимались, лицо и шею женщины заливала кровь. Монитор был черно-белым, и кровь на нем выглядела черной.

Мейзер отвел глаза от экрана.

Лейтенант Винг прошел обратно по коридору, миновал бильярдный стол и мраморный павильон и вышел на заснеженное поле. Портфель он держал под мышкой, а тростью в правой руке рассекал падающий снег.

Спустя некоторое время он остановился и прислонился к березе. Похлопал себя по куртке, достал еще одну самокрутку, затем стал копаться в карманах в поисках зажигалки.

Падающий снег. Шипение статических разрядов. Стенка вибрирующей электролюминесценции. Броуновское движение черных муравьев по черному песку.

Переключение внимания.

Часть вторая

Рецидив

Глава 6

Едва в себя, опомнившись, придешь,Как сердце ранит пониманья острый нож.И ты — истекая кровью опять —Готов умирать, умирать, умирать.

Ева спала в канаве на обочине федерального шоссе номер 80, неподалеку от Родео, штат Нью-Мексико. В высокой траве вокруг нее пели сверчки. Она спала крепко — день выдался тяжелый. Днем они поспорили с Алексом, и он своими челюстями раскусил ей череп. Убив ее, он погнался за Наоми, но той повезло — она была джипом и поймать ее было непросто. Алекс постепенно успокоился, а потом они вдвоем с Наоми вернулись посмотреть на труп Евы. Все изрядно устали и помотали себе нервы.

После захода всех солнц Алекс свернулся между двумя домами и заснул (ему нравились замкнутые пространства, когда их можно было найти). Наоми, как верная собачка, пристроилась рядом.

Ева продолжала надеяться на то, что луна все-таки взойдет. Здесь такого не бывало. Она лежала в канаве, чувствуя сладость утомления, мертвая для окружающего мира.

Ева спала, ей снились лучшие дни.

Завернувшись в саронг из зеленого шелка, я стояла по лодыжку в игривой пене Карибских волн. На белом песке позади меня валялись сухие водоросли и медузы. Пляж кишел маленькими крабами. В теплой воде лужиц, оставшихся после прилива, весело копошились морские уточки, выгребая планктон своими лучеобразными, покрытыми перьями руками.

Нет. Не было крабов. И водорослей не было. Скажи правду.

Кскалак. Полуостров Юкатан. Двадцатый век.

Я стояла на огромном пенобетонном причале Кскалакской верфи. Я часто приходила туда на протяжении тех месяцев, что провела в городе. Шла на край самого длинного пирса. Грузовые суда возвышались из ила по обе стороны от меня. За наслоениями облаков садилось солнце. Облокотившись на металлические перила ограждения, я осматривала Залив.

Залив был покрыт твердой коркой оранжевой пены с вкраплениями нефти и плавающими по поверхности белыми хлопьями. Без волн. Без течения. Груды отбросов. Студенистые. Мертвые. Токсичные. Труп океана. Единственным событием в Заливе были пожары, вспыхивающие и гаснущие на лоскутках его мертвой кожи. Жирный коричневый дым сносило вбок. Его гнилостный запах чувствовался в том городе повсюду.

Корка пены была такой твердой, что по ней можно было ходить. Правда, она со временем разъедала ботинки и в ней существовали опасно тонкие места. Можно было провалиться в них, как во внутренности мертвого гниющего кита.

И тьма опустилась на зеркало вод. И Дух реял в темноте.

Нет, это не в этом сне. В этом сне Дух был вне досягаемости, он был скрыт травмированным желто-сиреневым небом.

На носах огромных стальных кораблей находились винты и весла для прорубания затвердевшей пленки пены. На надпалубной конструкции судна справа от меня на сложенном мотке каната сидел человек — морская звезда и чистил металл.

Шум города там, среди громадных кораблей, казался далеким. Огромные весла были сложены и прижаты к корпусам, словно конечности гигантских насекомых. Грузовые краны на палубах были отчетливо видны в лучах заходящего солнца.

О, этот город, грязный и унылый. Город, где не бывает дождей. Сухие ямы жарятся на солнце. Город, где не бывает ветра. Шаки покинули его. Заклинатели дождя, полные презрения, отвернулись от него.

Пошли нам снова Шаки, о мудрый Эхекатл! Верни их, одноглазый Эхекатл! Отец ветров, я молю тебя!

Но никто ничего не слышал. Падшая женщина в черном саронге стояла, облокотившись на ограждение. Красная сумка-мешок свисала с плеча. Она смотрела на пожары в воде. Матрос с лицом как морская звезда чистил металл и смотрел на нее.

В то время ей было шестнадцать, и она уже проработала шлюхой, как говорите вы у себя на севере, больше года в разных городах. Среди своего народа она выучилась двум профессиям: жрицы и проститутки. Проституция была честной работой. По крайней мере, честнее, чем быть жрицей. Ей казалось, что проституция удовлетворяет определенную нужду.

Занимаясь уличной проституцией, она приобрела много полезных навыков. Сидеть часами на железнодорожной станции, читать газету и не привлекать при этом внимания. Это надо уметь. Она читала свою газету и рассматривала людей.

Еще она научилась красиво рассказывать об ужасах своего положения. Это было частью профессии.

Некоторым мужчинам хотелось, чтобы падшие женщины рассказывали им свои истории. Им нравилось узнавать грязные детали ее недавних падений, при этом не обязательно правдивые.

Глядя на нее со стороны, что и делал в тот день матрос с палубы, ни за что нельзя было догадаться, что она родилась морским ангелом. В тот день в Кскалаке на ней было искусственное лицо, и в дальнейшем она его никогда не снимала. Нелегальная косметическая операция, сделанная в другом городе, дала ей лицо женщины-анемона. Для этого пришлось целиком переделать голову и вставить в череп розовые коралловые щупальца.

Поэтому матрос с верхних снастей по щупальцам определил, что перед ним шлюха. Таких, как она, было видно за квартал.

Устав стоять, она присела на швартовный портик, уложив концы длинного шарфа на коленях. Белый шелк лучился радугами, словно раковина морского ушка.

Она никогда до этого не видела радугу или морское ушко — все эти слова пришли позже.

Она сидела и смотрела поверх ржавой оранжевой пены на поверхность океана. Небо занавесом испарений клубилось над морем, как фиолетовые кишки с марганцовочным оттенком.

Она думала об орбитальных станциях, которые построил ее народ, о том, как серебристо-молочные корпуса проносятся сквозь обжигающе-холодное пространство подлунного вакуума. Как в тяжелой тишине мигают их навигационные огни. Об аккуратных и точных тестах на выживание, которые должны были проходить мужчины-моллюски из команд этих станций. Женщина из рода морских ангелов в наряде анемона сидела на портике и мечтала стать мужчиной-моллюском.