Мартин-Плейс - Дональд Крик

Когда Фиск вернулся к себе после перерыва, на его столе лежала памятная записка. Взглянув на подпись, он взял лист и начал читать.

«Кому: Мистеру У. Фиску.

От кого: От мистера Арнольда Б. Рокуэлла.

Ввиду ухода мистера Э. Холскома на пенсию я рад утвердить ваше назначение на пост старшего статистика компании.

Ваш нынешний пост со следующего понедельника займет мистер Дж. Росс, и я был бы весьма признателен вам, если бы вы ознакомили его с новыми его обязанностями и сообщили ему, что я буду иметь с ним беседу несколько позже. Выбор преемника мистеру Россу предоставляется на ваше усмотрение, как и остальные перемены в штатном расписании бухгалтерии.

Ваша рекомендация мистера М. Льюкаса на должность главного бухгалтера была рассмотрена со всем надлежащим вниманием, и выбор мистера Росса отнюдь не означает несогласие с вашим мнением.

Учитывая высокую квалификацию мистера Льюкаса и его несомненные способности, правление назначило его моим помощником и просило меня специально указать, что это ни в коей мере не предопределяет возможную будущую кандидатуру на пост управляющего в ущерб лицам, имеющим на него право в силу занимаемых ими должностей.

Фиск еще раз внимательно перечитал записку. Заверение в последнем абзаце предназначалось непосредственно для него. Льюкаса не готовят в управляющие. Как помощник Рокуэлла, он может остаться помощником и следующего управляющего, своего рода доверенным клерком ad finitum[1]. И все-таки его грызли сомнения. Льюкас может использовать свое положение, чтобы подкопаться под других ответственных работников и в первую очередь под него самого. Его колючие глаза снова зарыскали по записке, словно пытаясь различить в ней знамения будущего, и только потом он взял трубку внутреннего телефона.

— Говорит Фиск, — сказал он. — Будьте добры, мистер Росс, зайдите ко мне в кабинет.

Он отпустил кнопку, положил памятную записку на середину стола и принялся ждать.

Заложив руки за спину, Рокуэлл смотрел вниз, на улицу, на машины, движущиеся, как и его мысли, неторопливо и целеустремленно.

Теперь, когда эта памятная записка отослана, ему придется поговорить с Льюкасом. Дольше откладывать нельзя. Старость, подумал он, влечет за собой много принудительных неприятностей, и это одна из них. Но тут есть и некоторая компенсация: то удовлетворение, которое он получит, руководя молодым человеком, наблюдая за его развитием, прививая ему свои собственные принципы и идеалы. Он был уверен, что сделал хороший выбор. Конфиденциальная характеристика не оставляла желать ничего лучшего — правда, не хватает гибкости взглядов, и этим придется заняться. Так, впрочем, часто бывает с высококвалифицированными специалистами: они следуют книжным правилам, страдают определенной узостью, скептически относятся ко всему, что может наложить на них обязательства, выходящие за раз навсегда установленные пределы. Однако Льюкас молод и, следовательно, поддается воздействию. Это будет не так уж трудно…

Когда Льюкас вошел в кабинет, Рокуэлл поднял голову от бумаг на столе и встретил его сердечной улыбкой.

— Добрый день, Мервин. Садитесь, пожалуйста.

Он отложил недочитанное письмо, стараясь подметить радостное возбуждение, которое не может не почувствовать молодой человек, знающий, что наступил один из решающих моментов его жизни. Он увидел сдержанную сосредоточенность, говорившую о скрытой силе, неожиданной и неприятной в неофите. Он сказал:

— Ну, Мервин, правление рассмотрело вопрос о вашем назначении на пост старшего бухгалтера, и вы были наиболее вероятным кандидатом, однако это место получит мистер Росс, а для вас было решено создать совершенно новую должность — моего личного и доверенного помощника.

Сосредоточенный взгляд Льюкаса не изменился. Ни улыбки, никакого видимого знака радости — только по-прежнему слегка нахмуренные брови, мысленная оценка предложенного и вежливое, но осторожное согласие:

— Благодарю вас, мистер Рокуэлл.

— Ваши прежние обязанности были строго ограничены и определены, а теперь вам придется заняться самыми основами деятельности нашей компании, — продолжал Рокуэлл более официальном тоном, — и вам необходимо будет научиться оценивать всю совокупность различных взаимодействующих сил. Управление такой компанией — это не просто процесс занесения записей в книгу, и в первую очередь вам надо будет воспитать в себе гибкость мысли — отнюдь не распущенность, но умение видеть дальше жестких и суровых требований годового баланса.

Рокуэлл посмотрел в окно, и, когда он вновь заговорил, его слова предназначались не для тесных пределов кабинета, а для всего города, для всей страны, одним из многих сердец которой был этот город.

— «Национальное страхование» не просто деловое предприятие, Мервин. Это учреждение, в первую очередь заботящееся о нравственной основе нашей нации. — Он помолчал, а затем продолжал с решимостью: — Это может показаться вам слишком смелым утверждением, однако оно соответствует истине. Да, конечно, мы — финансовое учреждение, однако для нас альтруизм — куда более действенная сила, чем, скажем, для большого универмага. — Он улыбнулся. — Я прибегнул к такому сравнению, только чтобы пояснить свою мысль.

Льюкас кивнул. Все это было лишним — и забавным. Когда нужно рассуждать о выеденном яйце, Рокуэлл — настоящий гений. Делец-политикан. Спорить с ним не приходится, но от его слов остается ощущение, что ты повисаешь в пустоте.

— Все дело в том, Мервин, что мы ничего не продаем. Страховой полис не продается — это договор, заключаемый на основе взаимного доверия. Он создает «определенные моральные ценности — бережливость, честность, независимость, самостоятельность, чувство ответственности — все то, без чего нация не может стать «сильной. Короче говоря, мы творим тот стимул и тот идеал, которые невозможно обрести в существующем на налоги государственном обеспечении и тем более в благотворительности. Вы согласны с этим?

— Да, — ответил Льюкас, — я с этим согласен. (Кем себя считает этот напыщенный болван, мессией, что ли?)

— Я так и предполагал, — Рокуэлл взял сигарету и пододвинул через стол папиросницу к Льюкасу. Тот ответил вежливой улыбкой, означавшей отказ, и Рокуэлл продолжал:

— У меня есть друг, банкир, который не верит в эту мою теорию, а я считаю, что главная беда нашего времени заключается именно в отсутствии веры в высокие принципы. Это прямой вызов нам. И ответить на него мы можем, только демонстрируя наше единство с обществом и способствуя опровержению идеи послевоенных лет, будто финансовая машина — это бездушное чудовище.

Рокуэлл откинулся на спинку кресла, испытывая большое удовольствие оттого, что мог высказать такие глубокие мысли. Но был ли он понят? В конце концов он сказал:

— Перед вами открывается возможность увидеть себя одним из строителей нашей страны, Мервин, а может ли человек пожелать для себя более достойного будущего? — Он улыбнулся. — Ну, пожалуй, наставлений для одного дня достаточно.

Льюкас пожал протянутую через стол руку, выслушал поздравления. А не встать ли смирно и не отдать ли честь? — подумал он. Он поблагодарил. Ну, это, во всяком случае, позади. Но, может быть, его ждет что-нибудь и похуже.

Оставшись один, Рокуэлл почувствовал некоторую неуверенность. Он встал, подошел к окну и остановился на своем обычном месте, глядя вниз, глядя в прошлое. Такие минуты всегда ярко освещают твою собственную жизнь. Закат его политической карьеры сразу же после войны лишил его доступа к тому широкому полю деятельности, которое открылось бы перед ним, стань он министром или послом; а мысль о том, что его политические противники, сводя с ним счеты, помешали ему получить дворянство, по-прежнему отзывалась глухой обидой. На миг он увидел себя на острие шпиля, откуда нет пути дальше. Этот кабинет и этот стол… Он нахмурился. Такие мысли неоправданны. И опасны — в его возрасте, когда человек легко погружается в воспоминания и сумерки каждого дня кажутся символом времени, которое ему еще остается.

Час спустя на столе Льюкаса звякнул внутренний телефон. Его вызывал Фиск. Льюкас улыбнулся. Фиск вздумал поудить. Ну, сегодня он ничего не выловит. Течение не то.

Льюкас открыл дверь, не постучав, и Фиск резко вскинул голову. Он держался сухо и напряженно.

— Я получил записку мистера Рокуэлла, сообщающую, что вы назначены его помощником, а мое место займет Джон Росс.

Льюкас опустился на стул напротив Фиска.

— Мистер Рокуэлл только что сообщил мне об этом решении.

— Для вас это полезный опыт, однако я предпочел бы видеть вас за этим столом, — бухгалтер сухо улыбнулся. — Это было бы… ну, скажем, более перманентно.