Пляски с волками - Александр Александрович Бушков

class="p1">– Ну, это другое, – подумав, сказал я, пусть и нехотя. – Вот во всяких там прорицателей и гадальщиков я, в принципе, готов поверить. В сорок третьем гадала мне одна цыганка, и, представь себе, все сбылось. Причем никак не скажешь, что она шарлатанила, все совсем по-другому обстояло. Но вот во что я никогда не поверю, так это в оборотней. Их не бывает. Завяжи с этакими мыслями. Еще дойдет, чего доброго, до замполита. Взыскание он тебе, конечно, не влепит, но смотреть будет чуточку иначе. А ты ведь в полку на отличном счету, в партию вступал в декабре сорок первого, под Москвой, в самое тяжелое время. И на батальон тебя вот-вот утвердят, мне в штабе дивизии определенно говорили. На хрена тебе мистику разводить с твоей-то биографией и послужным списком?

– Я и не развожу, – сказал Федя твердо. – Не дурак и не дите малое.

– Вот и ладушки, – сказал я. – Я, конечно, сигналить на тебя никому не пойду, но все равно неприятно мне, что ты к этой мистике словно бы серьезно относишься… Ладно. Схожу посмотрю, как там Сипягин с эпистоляром управляется, да и Петруша возвращается. Смысла мне нет тут долго торчать, нет никакой необходимости…

Маугли местного разлива, новости и документы

С моим рапортом подполковник Радаев разделался быстро и занялся гораздо более длинным сипягинским. Читал быстро, но внимательно, попыхивая немецкой сигаретой «Юно». Ну а я, как и полагалось в таких вот случаях, сидел смирнехонько и ждал, когда он закончит. Благо вопросов он не задавал.

Подполковник Радаев – мужик примечательный. Лицо словно вытесано тупым секачом из сырого полена – но за физиономией портового грузчика, а то и биндюжника кроется светлый ум, цепкий и острый, золотые мозги прирожденного контрразведчика. Я к нему пришел уж никак не зеленым стажером, наподобие Петруши, но за год службы под его началом научился кое-чему крайне полезному…

От нечего делать в который раз посмотрел на портрет Верховного на стене, в который раз отметил окаймлявшую его широкую полосу выцветших обоев – явно прежде тут висел гораздо больший по размерам портрет Гитлера. Закурил. Радаев это разрешал, они сам дымил как паровоз. Подполковник чуть заметно поднял брови: очень похоже, дошел до того места, где я упомянул об откровенных намеках некоторых на волка-оборотня.

Конечно, фамилий я не приводил: не стоит по таким пустякам стучать ни на Федю (он мне не закадычный друг, но безусловно старый добрый боевой товарищ, «альтер камерад», как говорят немцы), ни на Сипягина – справный солдат. Но и не упомянуть о том, что они говорили, не мог. Порой приходилось, канцелярски выражаясь, «фиксировать характерные высказывания», и я решил, что это как раз тот случай, тем более в отсутствие убедительных стопроцентно материалистических версий. Вот и написал обтекаемо: в беседах со мной двое военнослужащих упоминали о волке-оборотне, с каковым и связывали странного покойника. Конечно, всерьез они в свои слова не верили, но такое впечатление, как бы это выразиться, теоретически допускали…

Радаев отложил бумагу, неторопливо закурил и невозмутимо глянул на меня:

– Вот так, значит… Волк-оборотень… Фамилий ты не указал… но я их и не спрашиваю. Еще дойдет до какого-нибудь особо ретивого замполита, возбудится, болезный. Политика партии и правительства касаемо дел церковных сейчас, конечно, другая, не то что во времена воинствующих безбожников, но это ж не церковные дела, а махровая мистика… Совсем другой коленкор. Мало ли что… Ну а сам-то ты что о волках-оборотнях думаешь?

– Они бывают только в сказках, – сказал я, ничуть не кривя душой. – Немецкие вервольфы, славянские волкодлаки…

– Китайские лисы-оборотни… – кивнул он. – Я в свое время на Дальнем Востоке такого наслушался. Ну а есть у тебя какая-то материалистическая версия насчет этого странного покойника? Или хотя бы наметки? Не может не быть наметок, у тебя хватило времени как следует все прокачать. Так как?

– Кое-какие наметки есть, – сказал я, нисколечко не промедлив. – Именно что вполне материалистические. Временем ограничиваете?

– Ничуть.

– Ну что же… Я не большой любитель страшных сказок. Тут другое. Когда мне было лет десять, я в кладовке нашел несколько годовых подшивок журнала «Мир приключений». Был такой в двадцатые годы…

– Помню, – кивнул Радаев. – Интересный был журнал, жаль, что давно не выходит… И что ты там вычитал?

Я отвечал без запинки, будто отличник у доски:

– В Средневековье была такая психическая болезнь… Люди искренне считали себя волками, как обычные психи – Наполеонами. Ни в каких волков, понятно, не превращались, не носились голыми по полям-чащобам. Иногда нападали на прохожих, кусали их чувствительно, а то и до смерти загрызали. Человек ведь тоже может другого загрызть, а уж покусать… Для них даже есть научно-медицинское название – ликантропы.

– Ага! – сказал он все так же невозмутимо. – Улавливаю ход твоих мыслей. Хочешь сказать, этот покойничек – ликантроп местного разлива? Вот и тешил свою хворь, благо осень теплая и голым ночами бегать гораздо сподручнее, чем зимой?

– Вот именно, – сказал я. – Немцы психически больных уничтожали целеустремленно, но безобидный деревенский дурачок, особенно в глуши, мог им и не попасться на глаза. Я таких встречал на оккупированной территории, повезло им выжить…

– Так… – по его тону и выражению лица, как всегда, не удавалось определить, что он думает и как мои слова оценивает. – Но ведь тогда получается, что он по ночному лесу шлялся не в одиночку, а именно что в компании волков. Сипягин уверенно пишет: «…несколько пар волчьих глаз». Да и до того волки к палацу подходили… ну, не большой стаей, но безусловно группой.

– А почему бы и нет? – сказал я. – Мы с вами не зоологи и даже не охотники. Аллах их ведает, волков… Я в том же «Мире приключений» читал, что однажды в Индии поймали двух девочек, прижившихся в волчьей стае. Даже имена помню – Амала и Камала. Заблудились в лесу совсем крохотными. И ведь волки их не сожрали, а приняли в стаю, как Маугли у Киплинга. Правда, в той же статье писали, что Киплинг действительность здорово приукрасил: эти девчонки членораздельно говорить не умели, ходили исключительно на четвереньках, мало что в них осталось от человека. Почему бы и не предположить, что мы столкнулись с чем-то похожим? Только, в отличие от тех девчонок, наш покойник безусловно не жил мало-мальски долгое время в волчьей стае.

– Почему так думаешь?

– Труп я осмотрел внимательно, – сказал я. – Писали, что у Амалы и Камалы на локтях и коленках были здоровенные ороговевшие мозоли. Ну, понятно, они несколько лет