КАРОЛИНЕЦ - Рафаэль Сабатини

– Великодушен? Если бы я в этом был уверен. Я хотел бы многого, но могу слишком мало.

– О, как это похоже на вас – не помнить своих благородных поступков. Разве не вы убедили лорда Уильяма не арестовывать Гарри? Разве этого мало?

– Совсем ничего. Я должен был спасти его. Но не ради него, потому что я его не знаю, а ради вас, потому что он… он пользуется – или пользовался – вашей благосклонностью. Я понимал, что если не сделаю этого, то вы будете страдать; и потому, даже ценой своего долга, я… О, что я говорю? В итоге я ошибся и изменил своему долгу напрасно.

– Я никогда не забуду того, что вы сделали, никогда!

– В таком случае, я потерпел не полную неудачу. Это достаточная награда для меня.

– Но что теперь будет с Гарри? Что делать, о, что же делать?

Лицо Мендвилла стало угрюмым.

– Что тут можно сделать? С одержимым не поспоришь. Я надеялся, что, когда он увидит, куда идет и какой опасности себя подвергает – остановится. Но я знаю наверное, что, если его не смогла обуздать мысль о том, что он обижает вас, то уж личную безопасность он вовсе не примет в расчет. По крайней мере, так было бы со мной. Но мы часто заблуждаемся, судя о других по себе. О, будь оно все проклято! Если бы мне удалось под предлогом спасения Фезерстона задержать его, мы смогли бы запереть мистера Лэтимера под замок и держать там до тех пор, пока не кончатся злополучные беспорядки. А они скоро кончатся – сразу, как только прибудут войска.

– Это и было вашим истинным намерением?

– Что ж еще? Какой другой имеется способ спасти его от собственного безрассудства? Возможно, если вы увидитесь с ним…

– Я? Увижусь с ним? – Миртль пристально посмотрела на своего спутника. Ее личико посуровело, а выражение глаз стало строгим.

Капитан Мендвилл высказал свое предположение исключительно для проверки и теперь получил представление о твердости духа, таившегося в этой хрупкой фигурке. Он не догадывался, что ее поведение объяснялось обидой на Гарри, который почти не обращал на нее внимания в продолжение разговора. Позднее, обдумав все более спокойно, она наверняка поймет, что Гарри просто не представилось такой возможности, но сейчас ею руководила одна только обида.

– Не думаю, что когда-нибудь снова захочу его видеть. С этим покончено. По-вашему, у меня нет гордости? Такого вы обо мне мнения? – Миртль остановилась и глядела теперь на него почти надменно.

– Какое значение имеет мое мнение? – В голосе Мендвилла сквозила печаль.

– Почему же, позвольте спросить, оно не имеет значения?

Они не подозревали, что стоят на виду у Лэтимера, который хмуро наблюдал за ними из зарослей. Он не мог разобрать, о чем они говорят. А увидел он то, как капитан Мендвилл, оставив повод, взял руки Миртль в свои, глядя на нее с высоты своего роста взглядом, полным нежности.

– Я… Я не смею ответить вам, – выговорил капитан робко. – Я не смею. И еще: я не трус, хотя, Бог свидетель, страшно боюсь, что вы могли так подумать.

– Подумать так? Роберт! Вы проявили удивительное терпение. Только храбрый человек мог вести себя подобно вам.

– Моя дорогая, ваши слова переполняют меня радостью. А что до того, что я думаю о вас… – Мендвилл не закончил и наклонился, чтобы поцеловать ее руки.

Он почувствовал, как Миртль невольно отпрянула и попыталась высвободить их, словно испугавшись тех слов, которые он вот-вот может произнести. Мендвилл снова положился на всемогущую силу терпения и сменил тон, убрав из него лишнюю торжественность.

– Если бы я признался, что считаю вас достойной восхищения, вы бы надо мною посмеялись, я знаю. – И он сам улыбнулся. – Поэтому, раз вы так настаиваете, я скажу, что вы – самая очаровательная кузина в колониях. И добавлю, что в Роберте Мендвилле вы найдете постоянного и надежного друга.

– Друга – о, да! – ее пальцы стиснули его ладонь и, наконец, освободились. – Я в вас не ошиблась. Как редко у женщины бывает друг, истинный друг, на которого можно положиться. Возлюбленного она может найти, если захочет, но друга… Благослови вас Бог, Роберт.

Они двинулись дальше. Мендвилл, утвердившийся в положении старшего брата, которое он неудачно попытался было изменить, положил даже руку на плечо Миртль, как бы обняв ее по-родственному на одно мгновение.

– Всегда рассчитывайте на меня, моя дорогая Миртль. Что бы с вами не приключилось, всегда требуйте моей помощи. Вы обещаете?

– Да, с радостью, – отвечала она, смеясь.

Красный рукав с обшитыми золотой тесьмой обшлагами, обнимающий плечи Миртль, и ее обращенное к Мендвиллу личико было последнее, что различили сощуренные глаза Лэтимера.

Мистер Лэтимер понял, что он слишком долго пробыл вдали от Чарлстона, и все известные ему циничные афоризмы женоненавистников теперь показались Лэтимеру, как это ни прискорбно, весьма близкими к истине. Он медленно порвал маленькую записку, и, когда возвращавшаяся Миртль вскоре показалась одна на аллее, пренебрег представившейся возможностью объясниться. Он дождался, пока она скроется за деревьями, и только после этого отправился искать своего грума, чтобы немедленно отправиться в Чарлстон.

Глава VII. МЕНДВИАВЕЛЛИ

Этим же вечером капитан Мендвилл вернулся в резиденцию губернатора. В гостиной происходило небольшое столпотворение. Лорд Уильям оживленно беседовал с гостями, приглашенными ее светлостью. На приеме присутствовало немало тори вроде Раупеллов и Роггов; явилось несколько человек, подобных зятю ее светлости, Майлсу Брютону, и столь консервативных в методах оппозиции правительству, что они оказались – во всяком случае, с точки зрения вигов – где-то посредине между обеими партиями; остальные, составлявшие основную часть гостей, принадлежали к семьям, которые сэр Эндрю назвал бы кланами мятежников.

Перед проницательным и отчасти презрительным взором капитана Мендвилла предстала модель всей колонии. Две партии тайно враждовали, каждая вооружалась, но параллельно прилагала лихорадочные усилия для сохранения мира, ибо ни одна из них не чувствовала себя созревшей для боевых действий и ни одна не знала, что сулит ей война; каждая готовилась к сражению, как к последнему средству, и все же стремилась не приближать ее в надежде, что такая необходимость отпадет.

Пробираясь сквозь толчею к его светлости, капитан очутился перед леди Уильям Кемпбелл, прекрасной юной дамой. Она была лишь чуточку пониже своего супруга – вице-короля, ее стройная осанка и горделивая посадка головы говорили об уверенности в себе, а грацией и обаянием она могла сравниться с богиней Гебой.

– Вы опоздали, – упрекнула леди Кемпбелл капитана, – и, заслуживаете наказания, хотя, несомненно, сейчас рассыплетесь в извинениях, о несчастный раб долга!