Поющая в репейнике - Анастасия Машкова

Первой спохватывается тетя Аля.

– Добавочки, конечно! – она подливает Полкану супа и снова подпирает щеку.

– Простите меня. Расклеился что-то… Но завтра, в семь ноль-ноль… Так ведь? В семь? Я готов. Решительно готов. И незачем было размазывать меня по стенке. Да!

Супин пытается собраться с мыслями и восстановить привычную мину непререкаемого достоинства.

– Отдохните, Павел Иванович, а утром посмотрим, – подает голос Рита. – Вы сегодня ничего не выяснили? Не были у генерального в больнице?

Супин обреченно мотает головой.

– Все впустую. И генеральный плох. Придется нам идти на крайние меры. И мне… страшно. А вам? Неужели вам всем не страшно? А если тюрьма? А если охрана Кашина схватит и покалечит? Или вовсе убьет? Рита, что вы молчите?!

Маню поражает искренность, с которой Полкан расписывается в своей слабости.

«Он – настоящий. Конечно, не Бэтмен. Да и к свиньям этого голливудского шута! Хочу встретить вот такого, живого…»

Рита пожимает плечами.

– Никакой охраны быть не должно. Водитель и нянька. Но, быть может, вам и вправду лучше не рисковать? В конце концов, помогать человеку, который лишает вас работы и едва ли не сажает в тюрьму, – абсурд.

– Бросьте, Кашина, делать из меня слизняка. Мне ведь тоже нечего терять. Выбора нет.

Он скребет ложкой по тарелке, подбирая остатки лапши. Посуда после трапезы аккуратиста выглядит образцово – можно и не мыть.

Тетя Аля тянется к холодильнику. Маня категорично машет на тетку. Аля сникает и снова укладывает щеку-плюшечку на руку.

– А где ваши очки? И машина? – спрашивает Маня.

– О! Очки вроде в пальто. Они все падали в грязь почему-то… А машина там… – он неопределенно кивает в пространство. – Не беспокойтесь. Я посплю, встану в пять и буду на месте с машиной в нужное время. Спасибо, как всегда, все очень вкусно.

Супин, покачиваясь, встает:

– Мне бы в душ, если позволите…

Маня бежит в гостиную, достает из шкафа свежее полотенце. Поворачиваясь, она натыкается на Павла Ивановича. Он подхватывает ее под локоть и, быстро склонившись, целует руку.

– Я не стою вашего беспокойства. Вы… Голубцова… вы даже не представляете, кого пустили в дом.

Маня неловко отнимает руку, опускает голову, краснея:

– Вора и растратчика?

– Да уж… – вздыхает Супин. – До Тосика мне – как до луны.

Маня прыскает.

– Может, оно и к лучшему?

Полкан театрально раскидывает руки, мол, как знать?

– Вот полотенце. Шампунь и всякое прочее в ванной. А… ваши вещи?

Маня от смущения говорит излишне деловито.

Супин берет у нее полотенце, грустно ухмыляется:

– Вещи – пустое. Носки за ночь высохнут на трубе. Пардон за прозу.

Маня мгновенно представляет голубые носки в горох, обмотанные вокруг полотенцесушителя, но это отнюдь не сбивает ее романтического настроя. «Горох – это даже мило. В качестве вызова и нестандартного решения… Один известный журналист вообще носки с сандалиями носит, и ничего».

Полкан отворачивается и бредет нетвердой походкой в ванную.

Маня входит в кухню, садится на табурет. Она не замечает, как Аля украдкой сует рюмку в раковину и подмаргивает Ритусе. Рита переводит взгляд на Маню, загадочно улыбаясь.

– Нет худа без добра, да, Манюнь?

– Рит, это просто гадко так думать обо мне, – вспыхивает Маня.

– Прекрати. Это все мудреная наша жизнь. Деревянный Полкан превращается в лирического героя. Смешной Тосик – в непоколебимого воина, а Царевна-Несмеяна – в подлую лягушку.

– А героиня второго плана? Наперсница царевны?

– А она и есть настоящая героиня. И царевна.

Рита усмехается и отпивает из массивной чашки ненавистный растворимый кофе.

Глава пятая

Будильник звонит как припадочный. Так, во всяком случае, кажется Мане. Она прихлопывает невротика. Без четверти шесть. Темень непролазная. Что происходит? Ах, да… Операция, фура, Ника… Маня зажигает настольную лампу, осматривается. Риты в комнате нет. Но из кухни доносится неумолчный стрекот тети Али. Значит, все поднялись раньше Голубцовой. Позор!

– Мы опаздываем?! – влетает она в кухню в пижаме.

– Нет, время есть. Садись пить чай.

Ритуся невозмутима, как караульный у Вечного огня, и так же торжественна.

Она уже одета и даже слегка подкрашена.

– А… Павел Иванович?

– Полкан давным-давно за машиной помчался. Ну, чай наливать, беспокойная ты наша царевна? – усмехается Рита.

– Вот, греночки тепленькие, – Аля подсовывает под руку Мане тарелку.

– Господи, какие гренки, Аля?! Мне кусок в горло не полезет.

– Мань, оставайся ты дома. Я за тебя волнуюсь. И потом, столько народу просто не нужно! – горячо говорит Рита.

– Здра-асьте, приехали! Я тебя не брошу!

Маня смотрит на поникшие тюльпаны в вазе, вздыхает и направляется в ванную. Замешкавшись у дверей гостиной, она замечает, что постель Полкана аккуратно застелена: подушка стоит ровным углом, как, видно, Супина еще в детском саду приучили. Маня вдруг шмыгает в комнату. Подбежав к дивану, с силой прижимает лицо к подушке. Та хранит сладковатый запах одеколона. Сердце пускается в восторженный, дикий галоп.

«Я схожу с ума… С ума…»

Супин является через пару минут. Он сосредоточен и сух. Как, впрочем, и всегда. Его встречает Рита, так как Маня наспех чистит зубы и пытается плохо-бедно пригладить буйные кудри.

– Вы разбили очки? И как же, видно что-нибудь? Вам же за руль… – расстраивается Кашина, глядя на треснутое правое стекло Полкановых окуляров.

– Ничего. Видно. Куплю сегодня новые.

– Надеюсь, что купите, – многозначительно поджимает губы Рита.

В молчании заговорщицы надевают куртки и выходят под предводительством главбуха на улицу. Аля крестит их, высунувшись из окна.

Легкий мороз приятно трогает щеки. Двор, выстланный тончайшей снежной ватой, в желтом свете фонарей кажется тихим и уютным.

До нужной развилки на подмосковном шоссе добираются по пустым дорогам в мгновение ока.

– Тосик! Его фура! – кричит Маня, тыча в стекло.

На обочине стоит красная глыба под белой рыхлой накидкой.

– Небось полночи караулит. Вон как его занесло, – цокает Полкан.

Из кабины выбирается Трофим, завязывая уши шапки под подбородком.

– Точны, – сетует он, глядя мимо Супина.

– Короче, все я тут просмотрел. Впереди – самое узкое место и поворот кстати. Там и устроим засаду.