Беглец из Кандагара - Александр Холин

С этими словами ассистент рейхсминистра щёлкнул тумблером прибора, и полковник почувствовал, как из эбонитового круга ему в лицо хлынул поток невидимого света, будто бы лёгкий бриз коснулся щёк и сразу же растаял где-то за головой.

ГЛАВА 4

Полковник Бурякин вдруг увидел перед собой, как на экране телевизора, улочки славного города Кирова, в котором прошли годы детства маленького Юры. Более того, улочки стекались ручейками на городскую площадь к обкому партии, в котором отец мальчика работал тогда секретарём, то есть являлся непосредственным хозяином Кировской области со всеми вытекавшими отсюда привилегиями и уважительным поклонением местных жителей.

Юрка Бурякин был в ту пору не то чтобы хулиганом, но конфронтация с отцом витала в воздухе постоянно. Неизвестно даже, почему. Возможно, на ребёнка и взрослого действовал природный закон «отцы и дети», а может, какие другие причины, но мальчику преодолеть сакральный барьер пока что было невозможно. Не стремился к этому и отец, поскольку ему заботиться надо было о благосостоянии всей области, и на одного только сына времени, как всегда, не хватало.

В это время Юра познакомился с красавицей Тамарой из соседнего двора. Правда, Тома была красавицей только для него одного, но этого Юра ещё не мог понять и осмыслить. Да и надо ли? Тома была той частицей ещё непознанного мира, который привлекал своей запрещённостью, таинственностью и удивительным щекотанием где-то под ложечкой, когда Тома смотрела, не отрываясь, мальчику в глаза. Так умеют делать только девочки. И то не все!

Отец у Тамары был военный, и она как-то раз сказала своему поклоннику:

— Знаешь, Юрка, ты, наверно, тоже будешь работать в обкоме партии, как твой папочка. А я люблю военных! Только военный способен на подвиг! А ты… ты хороший, но к мужскому поступку, тем более к подвигу, ещё не готов.

Самолюбие забулькало у Юры под ложечкой, но ответить он ничего не смог. В общем, зря переживал мальчик, потому что человеческие страсти всегда откликаются на зов, а тем более затронутое самолюбие, и призывают к сумасбродным, необоснованным поступкам.

Как-то раз в парке возле дома он наткнулся на парней из их школы, которые устроили Тамаре «пятый угол». Несколько здоровых отморозков били девочку кулаками — куда попадёт! Она стояла посреди них, обхватив голову руками и, не выдержав очередного удара, тут же рухнула на траву, превратившись в маленький бесформенный комочек, обтянутый коричневой школьной формой с белым фартуком, уже вымазанным капавшей из носа кровью.

— Уйдите, паскуды! — накинулся Юрка на хулиганов. — Уйдите, мрази, не трогайте её! Что она вам сделала?!

Поскольку Юра тоже пытался попасть в носопырку, особенно отморозку Хряку, то «пятый угол» продолжился, но уже для самого Юрки. Всё же мальчику удалось подобрать валявшийся на земле обломок толстой тополиной ветки и с размаху заехать этим дрючком по голове одному из нападавших. Драка сразу же прекратилась, но Хряк, хищно улыбаясь, сам пошёл навстречу ставшему спиной к дереву Юрке. Тот в очередной раз размахнулся, пытаясь угодить Хряку в голову, но, видимо, не рассчитал удара. Хряк перехватил Юркину руку, вывернул и прохрипел мальчику в ухо:

— Ты, защитник долбанный! Знаешь, что эта кикимора завучу нажаловалась на то, что я у неё двадцать копеек стырил?

— Ты зачем девочку бьёшь, мразота? — в свою очередь, злобно прошипел Юрка. — Я тебе сто раз по двадцать копеек отдам, только её не трогай!

— Идёт! — сразу согласился Хряк. — А ещё лучше, если ты прямо на крылечке обкома, где твой пахан работает, поиграешь немножко на гармошке и то, что тебе в кепку кинут, отдашь нам. Тогда твоя кикимора больше ни одного синяка не получит. Согласен?

Юра сначала опешил. Но предложение, поступившее от отморозка Хряка, было заманчиво: во-первых, Тому никто и никогда больше пальцем тронуть не посмеет; во-вторых, вся школа знала, что Юра здорово умел играть на миниатюрной гармошке, но никто никакого гонорара мальчику ещё не выплачивал; в-третьих, показать отцу, что его сын тоже на что-то способен!

— Идёт, — кивнул Юрка и пожал протянутую ему Хряком руку. — Только за слова отвечаешь?

— Зуб даю, — подтвердил Хряк и провёл ребром ладони себе по горлу. — Замётано.

На следующий день с утра Юрка взял с собой маленькую гармошку, на каких играют разве что клоуны, и отцовскую суконную кепку — для сбора податей. Заявился к парадному крыльцу обкома партии города Кирова и окинул оценивающим взглядом место первого в своей биографии бизнеса. Народу в обком проходило много, и многие действительно кидали в бездонную кепку мелочь, а один из райкомовцев не пожалел дать даже настоящий бумажный рубль, что было просто неслыханно! Такого успеха Юрка сам не ожидал. Надо же, так он за день, играя на гармошке, сможет заработать гораздо больше, чем его отец зарабатывал за месяц!

Но первые радостные чувства заступничества за любимую девочку, переплетённые с радостью первого заработка, рухнули, когда тяжёлая стеклянная дверь обкома партии резко распахнулась. Оттуда озлобленный, взлохмаченный, со сбившимся на сторону галстуком выскочил отец. Ударов, последовавших за этим, Юра уже не помнил. Помнил только глаза Томы, которая тоже почему-то оказалась здесь, на крыльце обкома партии. Этот взгляд, в котором отражались восхищение поступком, радость за настоящего заступника, испуг за него, поскольку взбесившийся отец наносил мальчику нешуточные тумаки, на всю жизнь запомнился Юрию Михайловичу.

На этом воспоминания полковника Бурякина оборвались. Видимо, с детских времён сохранились из наиболее ярких только эти. Но прибор, сумевший преподнести всё как интересный фильм, прокручиваемый по телевизору, действительно был достижением особо опасных преступников. Только на этом, кажется, сеанс ещё не кончился. Ведь лаборант Гесса говорил о связи времён. Значит, сейчас должны показать будущее. И действительно, эбонитовая пластина снова стала превращаться в экран телевизора, но изображение на нём выглядело вовсе не как прекрасное будущее.

Узкими горными тропами пробирался в ущелье Джиланды караван Усман-бека с богатым и неповоротливым обозом. Путь в ущелье был далеко не единственным, но горными тропами пока можно было проходить без лишних проблем и стычек с рыскавшими по округе красноармейцами комдива Фрунзе. Аллах берёг Усман-бека и позволял ему до сих пор благополучно избегать боёв со свирепыми красноармейцами. А за ущельем, куда уже почти дошёл обоз Усман-бека, их ожидал спасительный перевал Тагаркаты, за которым никакие красные уже не страшны, ведь там, за Гиндукушем, за Гималаями, начинался Тибет — таинственная страна нераскрытых и похороненных человеческих тайн, которые были доступны разве что йохи[17] да ламаистским священникам. Там, в высокогорьях Тянь-Шаня, давно существовало целое государство, неизвестное остальному процивилизованному миру. В разные эпохи со времён развития человечества сюда стекались народности и просто племена, не нашедшие себе места в остальном приличном, воспитанном в цепях насилия и агрессии мире. Туда решил переправиться вместе со своим народом, воинами и гаремом сам Усман-бек, которому претило соседство с тоталитарным красноармейским режимом.