Полное собрание сочинений в десяти томах. Том 2. Стихотворения. Поэмы (1910–1913) - Николай Степанович Гумилев

Звонко лопаются и дрожит

Пена в них или груди юной,

Самой нежной из Афродит.

Вот и я выхожу из дома

Повстречаться с иной судьбой,

Целый мир, чужой и знакомый,

Породниться готов со мной:

Берегов изгибы, изломы,

И вода, и ветер морской.

Солнце духа, ах, беззакатно,

Не земле его побороть,

Никогда не вернусь обратно,

Усмирю усталую плоть,

Если Лето благоприятно,

Если любит меня Господь.

102. Ислам

О. Н. Высотской

В ночном кафе мы молча пили кьянти,

Когда вошел, спросивши шерри-бренди,

Высокий и седеющий эффенди,

Враг злейший христиан на всем Леванте.

И я ему заметил: «Перестаньте,

Мой друг, презрительного корчить дэнди,

В тот час, когда, быть может, по легенде

В зеленый сумрак входит Дамаянти». —

Но он, ногою топнув, крикнул: «Бабы!

Вы знаете ль, что черный камень Кабы

Поддельным признан был на той неделе?» —

Потом вздохнул, задумавшись глубоко,

И прошептал с печалью: «Мыши съели

Три волоска из бороды Пророка».

103. На Палатине

Измучен огненной жарой,

Я лег за камнем на горе,

И солнце плыло надо мной,

И небо стало в серебре.

Цветы склонялись с высоты

На мрамор брошенной плиты,

Дышали нежно, и была

Плита горячая бела.

И ящер средь зеленых трав,

Как странный и большой цветок,

К лазури голову подняв,

Смотрел и двинуться не мог.

Ах, если б умер я в тот миг,

Я твердо знаю, я б проник

К богам, в Элизиум святой,

И пил бы не́ктар золотой.

А рай оставил бы для тех,

Кто помнит ночь и верит в грех,

Кто тайно каждому стеблю

Не говорит свое «люблю».

104. Неаполь

Как эмаль, сверкает море,

И багряные закаты

На готическом соборе,

Словно гарпии, крылаты;

Но какой античной грязью

Полон город, и не вдруг

К золотому безобразью

Нас приучит буйный юг.

Пахнет рыбой, и лимоном,

И духами парижанки,

Что под зонтиком зеленым

И несет креветок в банке;

А за кучею навоза

Два косматых старика

Режут хлеб... Сальватор Роза

Их провидел сквозь века.

Здесь не жарко, с моря веют

Белобрысые туманы,

Всё хотят и всё не смеют

Выйти в полночь на поляны,

Где седые, грозовые

Скалы высятся венцом,

Где засела малярия

С желтым бешеным лицом.

И, как птица с трубкой в клюве,

Поднимает острый гребень,

Сладко нежится Везувий,

Расплескавшись в сонном небе.

Бьются облачные кони,

Поднимаясь на зенит,

Но, как истый лаццарони,

Всё дымит он и храпит.

105. Падуанский собор

Да, этот храм и дивен, и печален,

Он — искушенье, радость и гроза,

Горят в окошечках исповедален

Желаньем истомленные глаза.

Растет и падает напев органа

И вновь растет, полнее и страшней,

Как будто кровь, бунтующая пьяно

В гранитных венах сумрачных церквей.

От пурпура, от мучеников томных,

От белизны их обнаженных тел,

Бежать бы из-под этих сводов темных,

Пока соблазн душой не овладел.

В глухой таверне старого квартала

Сесть на террасе и спросить вина,

Там от воды приморского канала

Совсем зеленой кажется стена.

Скорей! Одно последнее усилье!

Но вдруг слабеешь, выходя на двор, —

Готические башни, словно крылья,

Католицизм в лазури распростер.

106. Брюсов и Сологуб

Беда пришла для символизма: Брюсов

Решил: «Теперь мне Северянин люб».

Юдоль печали Федор Сологуб

Сказал: «И я не из породы трусов».

Однако столько ж минусов, как плюсов,

В афере этой; с молоком у губ

Игорь Васильич был совсем не глуп,

Сбежал от них и остальных турусов.

Орлы над бездной, где же <простыня?>

Любимая, что, ласково маня,

Открыл под вами Игорь Северянин?

Грозит вам бездна, имя ей просак.

Уж вам друзья Олимпов и Пруссак.

Был символизм и <весь?> от сердца ранен.

107. Африканская ночь

Полночь сошла, непроглядная темень,

Только река от луны блестит,

А за рекой неизвестное племя,

Зажигая костры, шумит.

Завтра мы встретимся и узнаем,

Кому быть властителем этих мест;

Им помогает черный камень,

Нам — золотой нательный крест.

Вновь обхожу я бугры и ямы,

Здесь будут вещи, мулы тут;

В этой унылой стране Сидамо

Даже деревья не растут.

Весело думать: если мы одолеем, —

Многих уже одолели мы, —

Снова дорога желтым змеем

Будет вести с холмов на холмы.

Если же завтра волны Уэби

В рев свой возьмут мой предсмертный вздох,

Мертвый, увижу, как в бледном небе

С огненным черный борется бог.

Восточная Африка, 1913 г.

108

Какая странная нега

В ранних сумерках утра,

В таянье вешнего снега,

Во всем, что гибнет и мудро!

Золотоглавой ночью

Мы вместе читали Данта,

Сереброкудрой зимою

Нам снились розы Леванта.

Утром вставай, тоскуя,

Грусти и радуйся скупо,

Весной проси поцелуя

У