Рыба-одеяло - Константин Золотовский

– Нет, я золы не скидывал, – сказал кочегар Вострецов. – А боль­ше бросать некому.

И действительно, на рейде в этот день других судов не было. Рейд был пустынен, только чайки с криком вились над чудовищем.

– И я не бросал, – сказал из дверей камбуза поваренок Петя Ве­ретенников.

Петя сегодня замещал взрослого повара и впервые самостоятельно готовил обед. Он прилежно вертел ручкой мясорубки, мечтая просла­виться флотскими битками с луком на весь Лебяжий рейд.

– Гляди, гляди! – испуганно зашептал водолазный сигнальщик.

Морское чудо вытянулось чуть не к самому берегу, и посредине его образовался неровный зубчатый провал.

– Пасть раскрыло! – прошептал кто-то из курсантов.

Чудовище, покачавшись на воде, снова стянулось и стало медленно погружаться. Чайки поднялись и улетели.

Чудо-рыба исчезла так же неожиданно, как появилась. Курсанты облегченно вздохнули.

– Ушла! – на полный голос объявил сигнальщик.

– Водолаз Лошкарев, на трап! – отдал команду дядя Миша.

– Пустить воздух!..

– Проверить шлем!..

Курсант-телефонист надавил пальцем на бронзовую пуговку голов­ного золотника и проверил, хорошо ли сидят в гнездах шлема кружки подводного телефона.

– Исправен! – сказал он и сырой тряпочкой вытер Кузькину шерсть, приставшую к ободку.

– На сигнал и шланг!

– На телефон!..

Двое курсантов стали к сигналу и шлангу, а один вынул из ящика телефонную трубку.

– Надеть шлем!..

Лошкарев ушел под воду.

А капитан судна Сухарев отправился в порт за вспомогательным буксиром для судоподъема и отвалил от «Устрицы» на катере.

И тут, откуда ни возьмись, из-за борта вынырнуло прежнее чудо­вище.

– Явилось! – закричал самый худенький курсант.

Все, как один, ученики сбежались к борту.

Только Петя Веретенников не выглянул из камбуза. У него на плите жарился лук и закипало молоко.

Чудовище плыло по пенному следу катера.

Катер резко повернул к порту, и чудовище на обратной волне пока­тилось прямо на «Устрицу».

– Чего ему от нас надо?.. – Курсант, стоящий на телефоне спу­щенного на грунт Лошкарева, побледнев, бросил вверх мембраной теле­фонную трубку, мимо ящика подводного телефона.

Чудовище бежало на «Устрицу», приплясывало на морской зыби, то втягивая, то вытягивая свои колючие отростки, и тихонько пело:

«Ах вы, сени, мои сени,Сени новые мои...»

Голос был явно мужской, но очень тихий, еле слышный, с хрипот­цой и потрескиванием.

«Сени новые, кленовые,Решетчатые...»

– Это рыба-одеяло! – закричал Вострецов. – Узнаю по голосу!

Курсанты сразу притихли. Кочегар Вострецов не раз побывал в тропических морях и дважды обошел вокруг света.

– Я ее встречал, когда на «Сакко и Ванцетти» ходил в Индийский океан, – сказал Вострецов. – Она напала на искателей жемчуга, упер­лась в скалу, вытянулась резиновым одеялом и задушила всех ныряль­щиков. В другой раз она закутала в одеяло индийское судно и утянула на дно. Потом водолазы видели это судно: мачты обломаны, у матросов вся кровь высосана, и на теле синие пятнышки от ее колючек, а у кого голова, у кого рука объедены.

– Значит, она людоедка? – робко спросил самый худенький из кур­сантов.

– Людоедка! – Вострецов сделал страшные глаза. – Ей только по­давай мяса!

– Ну, уж это ты чересчур загнул! – шепнул кочегару боц­ман. Вострецов славился среди старых моряков как знаменитый за­ливала.

– А не обознались ли вы? – робко спросил Толя Цветков. – Дей­ствительно ли это та самая рыба-одеяло, или, говоря по-латыни, анималь маринум куверкулюм?

Курсанты с надеждой посмотрели на Толю.

– Своими глазами видел! – сказал Вострецов.

– Как же это малоизученное одеяло, изнеженное тропиками, могло благополучно приплыть в наше холодное море?

– Оно местное, балтийское, – сказал Вострецов. – Разница только в том, что это, на холоде, еще больше жрать хочет!

– Почему же оно не описано во флоре и фауне Балтийского моря?

– Зачем записывать? Его каждый рыбак знает.

– Как же оно рождается?

– Плодится, как всякая другая рыба. Вылупливается из икры, ходит в куче, прижавшись друг к дружке, чтобы не съела севрюга или хищная щука. А уже через пару месяцев в такое превращается, что от него все молодые моряки бегут.

Курсанты смущенно глядели друг на друга.

Чудовище чуть приостановилось на гребне волн, помолчало, покачи­ваясь, и опять запело:

«Славное море – священный Байкал,

Славный корабль – омулевая бочка...

– Здорово поет! – поражались курсанты.

– Писцис кантабиле! Поющая рыба! – сказал по-латыни Цветков.

– Вот именно канат бери! – подхватил Вострецов, лукаво косясь на телефонную трубку. – Я их немало наслушался. С борта «Сакко и Ванцетти» сколько раз видел, как оно выплывает и поет иностранные песни, щелкает, как птичка колибри, мяукает и свистит, как удав...

– Во-первых, удавы не мяукают, – поблескивая очками, возразил Цветков. – Это не научно. Во-вторых, людскую речь воспроизводят только попугаи.

– Оно попугайной породы, – объяснил Вострецов.

Тут сигнальная веревка три раза сильно дернулась в руках сигналь­щика.

Ученики начали выбирать из воды водолазный шланг и сигнал.

Чудовище замолчало.

– Почему оно не поет? – спросил Толя Цветков.

– Голодное. Не до пения, – объяснил Вострецов.

– Как бы оно Лошкарева не сожрало, – забыв свою ученость, испуганно сказал Цветков.

– Полундра!.. До чего на грунте жрать хочется! – прохрипело чу­довище, приплясывая на волне у выпущенных водолазом пузырьков воз­духа, становившихся все крупнее и бурливее.

– Петя, брось ему мяса! – попросил телефонист.

Петя Веретенников молча набрал в чумичку горсть перемолотой в мясорубке свежей баранины, вышел из камбуза и швырнул мясо за борт. Мясной фарш для битков не успел утонуть, как на него накину­лось чудовище и стало жадно клевать, только дрожь пошла по всему телу от проглатывания.

– Людоедка! – прошептал самый худенький курсант.

Тем временем Лошкарев благополучно поднялся на борт.

Съев мясо, чудовище продолжало молча идти на «Устрицу».

– Не наелась! – сказал телефонист.

– Да уж ему теперь только подавай! – усмехнулся Вострецов. – Рыбе-одеялу ваша горсточка мяса – что слону бублик.

– Сколько же ей требуется мяса? – солидно спросил Веретен­ников.

– А у тебя его много в кладовой? – осведомился Вострецов.

– Килограммов девяносто, – ответил Петя

– Брось ему хоть половину!

– Не выйдет! – сказал Петя. – Поет слабо и ругается. Не стану на него запасы тратить.

– Багор ему надо, а не мясо! – храбро закричал самый худенький курсант.

– Что ж, попробуем! – Боцман подмигнул Вострецову и поднял с палубы длинный шест с железным острием и крючком на конце. – А ну, разойдись!..

Своим оружием – багром – боцман владел в совершенстве: подхва­тывал на лету брошенную с берега веревку и без промаха ловил шлюпку на самой крутой волне. Он нацелился на чудовище, широко размахнулся и метнул. Раздался всплеск, багор исчез, пробил чудовище, как масло, а оно даже не поежилось, и ни единая капля крови не окрасила воду. Неужели боцман промазал?

– В самую середку попал! – сказал боцман.

– А крови нет! – прошептал телефонист.

– Оно бескровное! – объяснил Вострецов.

– Винтовку! – приказал ему боцман. – Проверим для наглядности твое одеяло пулей.

Вострецов был на «Устрице» первым снайпером, от его пуль все щуки на Лебяжьем рейде всплывали со дна вверх брюхом.

Он зарядил винтовку.

– В эту рыбу сколько ни бей, все дыры мигом затягиваются оде­яльным клеем, – сказал Вострецов.

– Огонь! – весело крикнул боцман.

От винтовочной пальбы проснулся пес Куська, зевнул, увидел сво­бодный водолазный шлем, спрятал в него голову и захрапел в чувстви­тельный кружок микрофона.

Когда в ногах Вострецова валялась целая обойма медных расстре­лянных гильз, все увидели, что чудовище цело и невредимо.

– Я же говорил! – развел руками Вострецов. – Пули бесполезны.

Рыба-одеяло, урча и посапывая, приближалась к борту.

– Почему оно урчит по-собачьи? – спросил телефонист.

– Одеяло даже и залаять может!

Зеленовато-серая груда, блаженно похрапывая, наплывала на «Устрицу».

– А не увернуться ли нам от нее, как увернулся катер? – предложил один из курсантов.

– Совершенно верно! – поддержал Цветков. – Есть основание предполагать, что этот вид морского млекопитающего неповоротлив, движется по прямой и сворачивать не умеет, как некоторые травоядные организмы, например, разъяренный бык.

Но было уже поздно. Рыба-одеяло плескалось у самого борта «Устрицы».