Несравненное право - Вера Камша

Я как могла быстро пошла по тропке, и за первым же поворотом наткнулась на тех, кого хотела бы встретить меньше всего. На моем пути стояла Эанке Аутондиэль, отступать мне было некуда, а прятаться не за кого. Эльфийка была вместе с мрачноватым эльфом, которого я видела мельком раз или два. На меня же красотка уставилась с тем непередаваемым выражением, с которым благородная дама взирает на неожиданно оказавшуюся на ее дороге крупную жабу. В этой неприятной ситуации утонченность не позволяет подобрать юбки и завизжать, падать в обморок нельзя — грязно, а реагировать как-то надо. Я не нашла ничего лучшего, чем повести себя, как вышеупомянутая жаба, а именно, сохранить полную невозмутимость. Мне нужно было вперед, и я шла вперед.

Правду сказать, мне было страшно. Очень страшно. Я не забыла наше недавнее приключение, когда только магия Тины и своевременное появление Астена спасло нас от серьезных неприятностей. Сейчас же я была совершенно одна, и Эанке со своим спутником могли сотворить со мной все, что угодно. Кстати, этот надутый красавец — я вспомнила, он был из Дома Лилии, от которого Астен советовал держаться подальше, — уставился на меня так, как будто я была не просто жабой, а жабой ядовитой, огнедышащей и в придачу ко всему ярко-фиолетовой.

Я продолжала упрямо идти прямо на них. А что мне еще оставалось? Вся моя сила заключалась в неясных слухах о моем якобы могуществе, слухах страшных и загадочных, но ничем пока не подтвержденных. Я чувствовала, как у меня по спине бегут мурашки, платье под плащом стало липким и тяжелым, но я шла, глядя прямо и чуть вверх на поднимающийся над островом лунный серп.

Когда я почти поравнялась с Эанке, та заговорила, и в ее голосе я ясно почувствовала свою смерть. Эльфийка приказывала мне остановиться и ответить на какой-то ее вопрос, я же продолжала идти, сосредоточившись на луне и повторяя про себя всплывшие в мозгу дурацкие ритмичные строчки, памятные еще по Тарске.

Как ни странно, они расступились, освобождая мне проход. Это испугало меня еще больше, но я продолжала маршировать, не оглядываясь, так как оглянуться означало выдать свой страх. Да какой там страх — древний холодный ужас. Я топала вперед и… с ходу налетела на кого-то, стоявшего посредине тропы. Ужас наконец прорвался наружу, я дико вскрикнула. У меня перед глазами все поплыло, и я в последний раз в жизни потеряла сознание. К счастью, ненадолго. Придя в себя, я обнаружила, что пребываю в объятиях Астена, сосредоточенно вглядывавшегося в мое отнюдь не прекрасное лицо:

— Они что-то с тобой сделали?

— Нет, — честно ответила я, — просто я ужасно перетрусила. Шла вперед, ничего не соображая, думала только о том, чтоб не оглянуться.

— Тут было чего испугаться. — В сумерках разобрать выражение лица было трудно, но голос Астена звучал устало и невесело. — Не появись я, они бы вряд ли так просто тебя отпустили. Но как вышло, что ты осталась одна? Мы же договаривались, что прогулок в одиночку и даже вдвоем с Тиной больше не будет…

Разумеется, я ему рассказала все. Кажется, на этот раз у меня вышло довольно толково, во всяком случае, принц ни разу меня не перебил, разве что произнес какое-то короткое заклинание; и камень, украшавший тонкий серебряный обруч, который Астен последнее время носил не снимая, засветился мягким серебристым светом. От этого и без того грустное лицо эльфа приобрело вовсе потусторонний вид, как у святого со старой иконы. Я в своей способности в самый неподходящий момент думать Проклятый знает о чем, поймала себя на мысли, что наши клирики где-то откопали старые эльфийские портреты и переделали в святые образа. Вряд ли люди, даже причисленные Церковью к лику святых, обладали той совершенной и как бы бесплотной красотой, какую они обрели на иконах. А вот для эльфов это было обычным делом.

Я невольно улыбнулась этой своей фантазии. Как ни странно, после обморока мне стало свободно и легко, словно страх, вызванный встречей с Эанке, и дурацкие предчувствия, охватившие меня на болоте, пригрезились в дурном сне. А реальностью были объятия Астена и его огромные ласковые глаза.

Нет. Так дело не пойдет. Он, конечно, хорошо ко мне относится, да и как иначе, раз об этом его просил родной сын, но эта его доброта не должна меня обманывать. Между Перворожденными и людьми не может быть ничего большего, чем дружба. Я невольно отстранилась от Астена, который, разумеется, этого даже и не заметил, он глядел куда-то в пространство. Такие лица бывают или у тех, кто молится, или у тех, кто творит заклятия. Судя по всему, этим принц-Лебедь и занимался. Наконец он вздохнул и повернулся ко мне.

— Я нашел Клэра, он здесь, совсем рядом… И, боюсь, ты была права, и случилось самое страшное. Его мысли сейчас… как бы это сказать, — эльф посмотрел на меня с выражением эландца, собирающегося объяснять жителю Атэва, что такое снег… — дело в том, что я могу слышать мысли тех, кого знаю, если те не очень далеко. Но мысли Клэра сейчас словно горячие уголья, к ним не притронуться, а мыслей Тины я не слышу. Никаких. Я могу найти только одно объяснение — с ней что-то случилось. Что-то непоправимое.

— Найдем их, — потребовала я от Астена. Ничего глупее придумать я не могла, но тот кивнул золотистой головой.

— Конечно, найдем. Они где-то рядом.

Они действительно были рядом. В одном месте кусты боярышника росли не так густо, как везде, и, зная этот лаз, можно было изрядно сократить путь с берега в поселение. Тина эту дорогу, видимо, знала. Она возвращалась к нам с красками и корзинкой, в которой лежали все еще теплые хлебцы, вино и раскатившиеся теперь по маленькой треугольной полянке розовые яблоки. Смерть, похоже, была мгновенной. Это была не магия, а простая, хоть и очень красивая, стрела. Белоснежная эльфийская стрела, прекрасная, как все, что создавал Дивный Народ. К несчастью, стреляли они так же безупречно.

Последняя Незабудка лежала, зарывшись лицом в припорошенную снегом золотую траву. Она ушла туда, откуда не возвращаются. Клэр сидел рядом, бессмысленно глядя на рассыпавшиеся серебристо-пепельные волосы подруги. Странно, но он даже не попробовал ее приподнять, перевернуть. Нас он тоже не видел. Астен внезапно прижал меня к себе и так же внезапно отпустил, почти оттолкнул, а затем подошел к Клэру и опустился рядом с ним на колени. Кажется, он что-то говорил — ветер относил слова, да и по-эльфийски я пока понимала с трудом. Если б не древняя убежденность Лебедей в том, что человеческая речь — речь земли, на которой они живут, и ее нужно знать, я бы здесь долго оставалась немой и глухой. Но сейчас, в миг наивысшего горя, эльфы заговорили на древнем языке, языке Звезд, который они некогда принесли в этот мир.