Искушение. Книга 2. Старые письма - Илья Кирюхин

— Оперуполномоченный Ильин, а кресло? — вопрос начальника заставил Валентина вздрогнуть. Действительно, у Блюмкина стояло старинное деревянное кресло, якобы, некогда принадлежавшее одному из опричников Ивана Грозного. В частных разговорах Блюмкин упоминал, что это был не просто опричник — это был личный палач царя, он исполнял указания Грозного в особо важных случаях. Якобы, он был не русский, а чуть ли не француз.

Сам Яков Георгиевич, на совести которого было немало загубленных душ, частенько принимал гостей в этом кресле. В богемной Москве ходили небылицы, что он ночами, сидя в этом кресле, обдумывает «кровавые чекистские» планы, завернувшись в свой красный шелковый халат, который привез из Тибета.

Читая оперативные донесения, Валентин посмеивался над мрачными фантазиями завсегдатаев московских литературных салонов и кафе до тех пор, пока не увидел своими глазами кресло и кроваво-красный халат. Шелк цвета свежей крови не был привычно блестящим, непонятным образом он создавал иллюзию струящейся густой жидкости, проще говоря — крови. А небольшие бледно-розовые драконы вышивки окончательно создавали впечатление безжалостно порубленного тела. Однажды, представив себе Блюмкина в этом халате развалившимся в черном кресле с топорами в качестве подлокотников и орнаментом из искусно вырезанных черепов, член ВКП(б)[66], оперуполномоченный Московского управления ГПУ Валентин Кириллович Ильин понял, что он панически боится этого кресла. Боится тем неуправляемым животным страхом, который парализует волю и тело.

Неожиданно на лице Бокия появилась улыбка.

— Валентин Кириллович, успокойся, понимаю — боишься ты этого кресла.

Ильин и раньше подозревал, что Глеб Иванович Бокий каким-то образом догадывается о том, что думает собеседник, но сейчас он понял, что Бокий — у него в голове и читает его мысли. Одновременно с этими мыслями его неприятно поразило, что «хромает» наблюдательность, которую Валентин особо тренировал. Оказалось, что у Глеба Ивановича гетерохромия, а такой факт оперуполномоченный ГПУ был просто обязан заметить и запомнить.

Стоило этой мысли промелькнуть в голове, как Бокий стал массажировать виски, прикрыл глаза, и проворчал, засопев:

— Опять голова разболелась. Пора отдохнуть.

— Товарищ Начальник Специального отдела, да — боюсь. — Валентин ощущал полный паралич воли. Мозг работал совершенно отдельно, с ужасом наблюдая как бы со стороны, как вытянувшийся в струнку опер Ильин признается в том, что он трус и боится старой мебели.

— Признаюсь, я тоже его побаиваюсь, — миролюбиво сообщил Бокий, вставая из-за стола, — ты успокойся, с сегодняшнего дня ты переводишься в другое подразделение, и перед тобой будут другие задачи.

— Глеб Иванович, а как же Блюмкин? — от растерянности, Валентин забыл о субординации, — как же наши поиски? Неужели все так и бросим?

— Валентин, я тебе уже сказал — успокойся, никто ничего не бросил, но мы свою задачу выполнили. Теперь это не наша «головная боль», — усмехнулся Бокий, — а по поводу кресла, забирай его себе, может быть это поможет тебе избавиться от своих страхов.

Он подошел к Валентину, похлопал его по плечу.

— Поступаешь в распоряжение Мессинга Станислава Адамовича[67]. Не сегодня — завтра он сменит Трилиссера на посту начальника иностранного отдела. А о том, чем занимался здесь, до поры забудь.

— А Илья Свиридов? — не мог не спросить о друге Ильин. — Он остается?

Начальник спецотдела вздохнул.

— Илью тоже забрали. Разлетаетесь голуби. За Свиридовым Менжинский выслал машину еще под утро. Возможно, он уже где-то летит над просторами нашей Родины. Так-то. Но ты не расстраивайся, встретитесь еще. А кресло забери, жалко, если такой антик кто-нибудь на дрова пустит.

После представления новому начальству Валентин отправился на квартиру Блюмкина. Когда он вошел в затененную плотными шторами комнату, где одиноко на черном битумном полу стояло черное кресло, ему на мгновение показалось, что рядом с креслом кто-то стоит. Неясная полупрозрачная тень, напоминающая человека в длинном до пола плаще или хитоне, растаяла на его глазах.

Валентин, было, хотел перекреститься, но вовремя себя одернул — не хватало еще, чтобы кто-нибудь из сослуживцев увидел — конец карьере.

Извозчика нашел быстро и, погрузив тяжеленное кресло, закрыл повозку пологом, хотя дождя не было — не хотел, чтобы видели, что он везет антикварное кресло к себе на квартиру. Всю дорогу его не оставляла мысль, что он делает что-то не то. Неизвестно, как к этому отнесется брат. Иван с августа жил в Москве, экстерном заканчивая вечернюю школу, он готовился к поступлению в дорожный институт. Не испугает ли это кресло Элю. Если у него появлялось чувство страха, то что сказать о юной нежной девушке? Как раз сегодня договорились с ней пойти в «Художественный» на «Новый Вавилон» Козинцева и Трауберга. После фильма наверняка придут к нему домой, а там — это черное чудище. Одним словом, сомнения обуревали молодого оперуполномоченного ОГПУ Ильина по дороге домой.

Поздно вечером, когда с занятий в вечерней школе вернулся Иван и увидел в углу гостиной мрачное произведение средневековых краснодеревщиков, он пришел в восторг.

— Братец! Этот древний табурет я оставляю за собой, — радости парня не было предела. Он с важным видом сел, положил руки на подлокотники, наступил брови и «страшным» голосом прорычал:

— Всех в плети, а боярина Квакушу — на кол!

— Ты бы еще Хрюшей-Говнюшей боярина обозвал, — откликнулся старший брат, который только что проводил свою барышню Эльвиру и пытался очистить стол, чтобы поужинать.

— Как ты смеешь, холоп несчастный, указывать своему государю! — Иван стукнул кулаком по подлокотнику и выпучил глаза.

— Будешь бузить, останешься без ужина, Ваше царское величество, — миролюбиво пригрозил старший.

С тех пор, Иван, когда был дома, практически не вылезал из кресла. Он умудрялся залезать на вытертую кожаную подушку с ногами и, сидя по-турецки, «грыз гранит науки», жевал толстенные бутерброды или спал. Теперь черное, украшенное черепами, кресло с дремлющим младшим братом уже не вызывало прежнего чувства страха у Валентина.

Накануне Нового года, когда приехали родители из Огибаловки, Софья Ивановна, охнув, схватилась за грудь, когда увидела «черное чудище». Старший сын успокаивал ее, как мог. Он уже не понимал, как это старое уютное кресло могло еще недавно вызывать у него чувство панического страха.

— Валентин, убери ты эту страшную вещь из дома, не добрая она, — уговаривала сына Софья Ивановна.

— Маменька, я это кресло не отдам, мне в нем учится здорово, все запоминаю сразу, — запротестовал младший брат Иван.

Ванечка обладал магическим воздействием на мать. Если он о чем-нибудь просил — отказать ему она была не в силах. Так наследие царского опричника-француза и опричника нового революционного времени надолго обосновалось в квартире Ильиных.

Глава 13

11:00. 25 октября 2012 года. Москва. Центральный офис Андрея Гумилева.

Предложение Беленина заставило серьезно задуматься и Гумилева, и его начальника службы безопасности. Концентрация в одних руках и мобильной связи и контроль за одной из обширнейших социальных сетей, свидетельствовали, что Михаил Борисович или те, кто за ним стоит, стремятся контролировать огромный круг населения. Учитывая, что социальные сети объединяют, главным образом, молодежь, наводило на мысль о том, что Беленин имеет далеко идущие политические планы.

Андрей дал указание аналитикам Санича подготовить ситуационный прогноз последствий согласия на сделку. Результат его поразил — нефтяной олигарх стремится выйти из своего бизнеса и начинает готовить техническую и социальную базу для выборов в 2018 году. Возможно, он даже планирует создание новой политической силы, опирающейся на радикально настроенную молодежь поколения Y[68] и тех, кто идет им на смену. При вероятности прогноза более 90 % было ясно, что все так и есть. Единственно, что не смогла определить аналитическая система «Покров» — сам ли Беленин, или стоящие за ним «кукловоды», «рулят» этими процессами. Исходной информации системе оказалось маловато.

— Что ты думаешь по этому поводу, Олег? — Гумилев впервые не мог для себя решить, как ему поступить. Он никогда не стремился в политику. Тем более, что нынешний политический курс в стране был для него выгоден и понятен. Сотрудники его корпорации зарабатывали, по российским меркам, баснословные деньги. Отчисления в бюджет были немногим меньше «нефтянки». Конечно, одолевала мелкая и крупная коррупция. Взятки требовали все: и в министерских кабинетах и мэры провинциальных городков. Подчас, дешевле было посылать сотрудников работать в зарубежные лаборатории или оборудовать исследовательские центры в загородных коттеджах и на квартирах. Правда, не очень удобно управлять таким хозяйством, но людям нравилось, и результаты были хорошие. Были направления и секретные, но для них были созданы соответствующие условия — лаборатории в центральном офисе корпорации уходили на много этажей под землю, и только ФСБ было информировано об этом.