Тайна месье Каротта - Анна Красильщик

люди, а какие-то домашние животные. Взрослые – как власть, про которую говорила бабушка. И за что нам, детям, столько страданий? В этот момент у меня зазвонил телефон. Бабушка. Легка на помине, как говорит мама.

– Я тут перебирала разные бумаги и обнаружила кое-что любопытное. Приедешь ко мне в выходные – вместе изучим.

– Ладно. Ты давно говорила с Йоханом?

– Буквально вчера. Он сейчас поехал в Африку снимать каких-то кабанов.

– Везет ему. Я бы тоже хотел снимать каких-то кабанов, а не ходить в школу.

Глава 20

Пластинка

В выходные я не поехал к бабушке. И знаете почему? Из-за зубов. Лучше бы я родился вомбатом – у них всего двенадцать. Или черепахой – у них вообще нет зубов. Или муравьедом. Или усатым китом. В общем, один зуб сначала потемнел, а потом начал болеть. Я долго не хотел говорить об этом маме, но в конце концов выдал себя, когда пил горячий чай. Зуб как будто выстрелил мне в голову, и я закричал, а мама тоже закричала, а потом позвонила зубному врачу и записала меня на воскресенье. Сама она со мной не поехала, а послала папу.

Ровно в десять утра (это нормально – идти к зубному в воскресенье рано утром?) мы с папой припарковались у дома, на котором было написано «Счастливые зубки». Кто только придумывает эти названия? Доктор велел мне лечь в кресло (хотя, скорее, оно напоминало кровать) и открыть рот.

– Зубы чистим плохо. Вот тут у нас кариес на четверочке, пятерочка уже в таком предкариесном состоянии, камушки между передними зубками. Плохо, Марк. Ты знаешь, как нужно чистить зубы?

Я не успел ничего ответить, потому что доктор ответил сам:

– Ровно две минуты, по минуте на челюсть, от красного к белому. Папа, вы должны следить за сыном – а то у него к совершеннолетию все зубы выпадут. Четверку надо подлечить, запломбировать. Сейчас будет укольчик, – и он вонзил мне в десну иголку. Я подскочил и схватил доктора за руку, но хватка у него была железная.

– Терпим-терпим. У собачки боли́, у кошечки боли́…

«Причем тут собачка и кошечка», – хотел сказать я, но мой рот одеревенел, поэтому я не смог выговорить ни слова.

Через час доктор закончил меня мучить:

– Я бы вам советовал показаться ортодонту.

Мы пошли в соседний кабинет, где сидела другая доктор, и не в белом халате, а в розовом. Она называла меня солнцем – совсем как врач, к которой мы с папой ходили, когда я был маленький.

– Ну что, солнце, нам нужна пластинка. Папа, слепочки надо сделать.

И она набила мне рот чем-то типа пластилина. Когда мне было пять лет, я однажды попробовал пластилин.

– Слепочки готовы, пластинку можно будет забрать через неделю. Солнце, ты какую хочешь – зеленую, красненькую, голубую – с бабочкой или с божьей коровкой?

Я посмотрел на папу, а он пожал плечами. Тогда я сказал:

– Никакую. Я не хочу ходить в пластинке.

– Солнце, у тебя зубки в ротике не поместятся, все съедут друг на друга.

– Делайте зеленую. С бабочкой, – решил папа.

А еще через неделю мне надели пластинку.

– Главное, не забывай ее надевать, иначе все бессмысленно, – сказала мама. – И чистить тоже.

Но я забывал, и к напоминаниям об уроках, чистке зубов, вовремя ложиться спать добавилось надеть пластинку.

Глава 21

Вишневый пирог

Последнее время у меня постоянно было плохое настроение. Во-первых, из-за пластинки: она действительно ужасно воняла и мешала говорить, спать и жить. Во-вторых, потому что мне все надоело. Даже с бабушкой последнее время было веселее.

– Смотри, – и она положила передо мной на стол старую книжку в потрепанной кожаной обложке.

– На что? – сказал я умирающим голосом.

– Открой. – Бабушка скрестила на груди руки.

Я открыл книжку, которая оказалась толстым блокнотом.

– И? – сказал я и посмотрел на бабушку трагическим взглядом.

– Морковкин, возьми себя в руки. У тебя есть семья. Ты сыт, одет и обут. Все живы, слава богу. Это тетрадь бабушки Лиды. Если бы не ты, я бы, наверное, никогда не полезла бы на антресоли разбирать всякий хлам. Я с папиной смерти туда и не заглядывала. А тут полезла, нашла – и на тебе.

– Что – на мне?

– Говорю же, тетрадка его бабки. Там и фотография ее есть в молодости. Ну то есть как в молодости – это по нынешним меркам, а в то время она уже старухой считалась в свои сорок. Вот погляди.

На желтой странице была вклеена фотография. Женщина в белом платье под белым зонтиком. А внизу подпись: «Лето в Некоузе. 1874».

– Что такое Некоуз?

– Наверное, какая-то деревня. Мне кажется, я на Лиду похожа чем-то, ты не находишь? Посмотри, там еще ее записи. Смотри, прелесть какая – рецепт вишневого пирога.

– Моего любимого?

– Почти. До меня этот рецепт дошел немного в другом виде. Получается, это наша семейная реликвия.

– Может, испечем? – спросил я без особой надежды.

– Испечем, конечно! – вдруг обрадовалась бабушка. Только вишни-то сейчас нет. Хотя можно и замороженную купить.

И мы с бабушкой пошли в магазин и купили замороженную вишню, а еще лимон и сметану. Бабушка выложила вишню на дно формы для пирога и велела мне засыпать ее сахаром. Потом я просеивал муку через специальную кружку с ситом и мешал с солью и ванилином. А бабушка натерла лимон и взбила яйца. Мы проделали в муке с солью, лимоном и ванилином дырочку. Бабушка вылила туда взбитые яйца, а потом смешала все в один сладкий крем. Под конец она добавила сметану и молоко и велела мне вылить все это на вишню. Духовка уже нагрелась, и через сорок минут пирог был готов. Я решил, что это самый вкусный пирог, который я пробовал, и бабушка со мной согласилась. Даже несмотря на то, что он был с солью и сахаром[28].

Глава 22

Блендер, три тюльпана и кухонное рабство

Я не заметил, как наступил март. А это очень хорошо по двум причинам. Во-первых, началась весна. Во-вторых, у меня день рождения. Обычно я начинаю думать о нем за полгода и каждый день напоминаю маме, сколько еще осталось дней, но в этот раз я не стал так делать. Мама теперь была похожа на бомбу, которая