Диалоги. Практика латинского языка - Хуан Луис Вивес

более многочисленную, чем доходную, и попутчиков, которых я предпочел бы видеть поблизости, а не в моем доме. Прикажи служанке зашить бока этой рубашки и притом шелковой ниткой.

Гомезулус. У нее ее нет.

Беллинус. Тогда льняной, или шерстяной, или даже, если ей угодно, веревочной [152]. У этой служанки никогда нет того, что нужно, а чего не нужно, у нее – вдоволь.

А ты, Гомезул, – я не хочу, чтобы ты был прорицателем, – выполни мою просьбу и сообщи мне; не гадай, что будет. Выбей пыль из чулок (seminicrurales), потряся их, потом тщательно почисти жесткой щеткой. Войлочные ботинки (udones) [153] равным образом сделай чистыми, ведь они уже пропитаны потом и издают зловонный запах. Фу! Убери их отсюда, меня постоянно раздражает очень сильная вонь.

Гомезулус. Хочешь рубашку (interula) [154]?

Беллинус. Нет, по лучам солнца сужу, что день будет жарким. Принеси мне камзол (thorax) [155] с полурукавами из шелка и байки и простую тунику [из британской ткани] [156] с длинными платяными завязками.

Мальвенда. Вернее [из германской] [157]. Что это значит? Куда же ты думаешь идти, что так украшаешь себя вопреки своему обычаю, особенно когда день будничный? И требуешь ременные язычки (ligulas) [для ботинок?] схожие с военными?

Беллинус. А ты почему надел легкую шелковую одежду недавно из мастерской, хотя у тебя есть из козьей шерсти и потертая из дамаскина?

Мальвенда. Я отдал ее в ремонт.

Беллинус. В своих одеждах я, право же, больше стремлюсь к удобству, чем к украшению. [А у тебя] эти крючочки и кнопки смещены, ты всегда их чрезмерно, неосмотрительно ослабляешь.

Мальвенда. Я скорее пользуюсь клепками (globulis) и глазками (ocellis), что приличнее и менее трудно при одевании и раздевании.

Беллинус. Не все судят одинаково об этом, как и обо всем остальном. Положи это нагрудное покрытие туники (pectorale hoc tunicae) в сундук, ты не будешь его доставать все лето. Эти ремни (astrigmenta) сильно ослаблены и непрочны. Пояс не зашит и разорван, позаботься о ремонте, но смотри, как бы не вшили бесформенные узлы.

Гомезулус. За полтора часа этого нельзя будет сделать.

Беллинус. А потому прикрепи [пояс] ниткой, чтобы не висел. Дай подвязки (periscelides).

Гомезулус. Вот они. Я приготовил тебе башмачки (calceolos) с сандалиями [158] с длинными ремнями, хорошо очистив [их] от пыли.

Беллинус. Башмаки получше очисти от грязи и начисть до блеска.

Мальвенда. Что такое язычок в башмаке? О нем среди грамматиков был острый спор, как обычно обо всем: следует ли говорить ligula или lingula.

Беллинус. Язычок пришивается к испанским башмакам с высокой подошвой. Здесь у них ее нет.

Мальвенда. И в Испании уже отвыкли приставлять его из-за галльской обуви.

Беллинус. Дай мне твой костяной гребешок.

Мальвенда. Где твой деревянный и притом парижский?

Беллинус. Ты не слышал, что я вчера бранил Гомезула?

Мальвенда. Ты называешь бранью битье?

Беллинус. Было такое. Он сломал в гребне пять или шесть частых зубцов, из редких – почти все.

Мальвенда. Недавно я читал, что один писатель советовал нам причесывать голову костяным гребнем, водя сорок раз ото лба к макушке и затем к затылку. Что ты делаешь? Это означает не причесывать, но гладить. Дай гребень.

Беллинус. А вот это означает не причесывать, но скрести или сгребать, думается мне, голова у тебя из обожженной глины.

Мальвенда. А тебя, из масла (butyraceum) сделанного, я не осмелюсь даже коснуться.

Беллинус. Ты, стало быть, хочешь, чтобы мы взаимно бодались?

Мальвенда. Не хочу с тобой соперничать в безумии и не сравню мой добрый ум с твоим помешательством. Вымой же, наконец, руки и лицо, но более всего рот, чтобы говорить чище.

Беллинус. О, если бы столь быстро душу полностью очистить, как руки; принеси таз для мытья рук.

Мальвенда. Потри немного тщательнее суставы рук, к которым прилипла очень плотная грязь.

Беллинус. Ошибаешься. Думаю, это скорее окрашенная и сморщенная кожа. Вылей эту воду, Гомезул, в сточный канал и принеси сюда сетку для волос (reticula) и войлочную круглую шапку с каймой (pileam clavatam), принеси еще наколенники (ocreas).

Гомезулус. Дорожные для путешествия?

Беллинус. Нет, городские.

Гомезулус. Испанский плащ (cucullio) [159] или мантию (palla) [160]?

Беллинус. Выйдем из дома?

Мальвенда. Почему же нет?

Беллинус. Принеси в таком случае дорожный плащ (lacerna) [161].

Мальвенда. Выйдем же наконец, чтобы не упустить время прогулки.

Беллинус. Веди нас, Христос, по путям тебе приятным, во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь. О, сколь прекрасна утренняя заря! Поистине, розового цвета и, как называют [ее] поэты, золотая. Как я рад, что поднялся! Выйдем за город.

Мальвенда. Выходим, ведь я целую неделю не выходил за ворота. Но куда пойдем сначала. Куда затем?

Беллинус. К крепости или к стенам картузианского монастыря [162]?

Мальвенда. Или скорее в луга св. Якова?

Беллинус. Туда – наименее вероятно утром, скорее – вечером.

Мальвенда. Итак, к картузианцам через францисканцев и крытую колоннаду (Bisthum) [163]. Отсюда через Брюссельские ворота, потом вернемся через картузианцев к божественной службе. А вот и Иоанн. Будь здоров, Иоанн.

Иоанниус. И вам много доброго. Что за необычная вещь? Встали так рано утром?

Беллинус. Что касается меня, я спал крепчайшим сном, но этот Мальвенда, крича и докучая мне, сорвал меня с постельки.

Иоанниус. Правильно сделал, ведь эта прогулка восстановит у тебя силы и освежит. Пойдем к померию [164]. О, восхитительный и достойный поклонения Творец такой красоты! Это Его творение заслуженно называется mundus, а по-гречески космос [165], словно украшенный и изящный.

Мальвенда. Будем гулять без напряжения, но медленно и спокойно. Пройдем, прошу, в этой прогулке вокруг городской стены два или три раза, чтобы спокойнее и свободнее созерцать столь достойную благородную красоту.

Иоанниус. Обрати внимание: нет никакого ощущения, которое не наполнялось бы каким-то превосходным наслаждением. Прежде всего глаза – какое разнообразие света, какие одежды земли и деревьев! Какие ковры, какие живописные полотна могут сравниться с этим? Это все природное и истинное, то другое – выдуманное и мнимое. Справедливо испанский поэт [166] назвал май живописцем мира.

Далее – уши, которые воспринимают пение птиц и особенно соловья. Слушай его на иве; от него, как говорит Плиний, рождается мелодичный звук совершенной науки музыки [167]. Наблюдай тщательно и заметь разнообразие всех звуков: то соловей не делает остановки, но поет, не переводя надолго дыхания, ровно, без изменения, то понижает голос, поет уже проще и короче, то вибрирует (переливчато) словно завивает (кудрявит) голос. То удлиняет голос [и] тотчас же возвращает [к прежнему], то поет длинные строки, словно героические, то короткие, как сапфические, иногда очень короткие, как адонические [168]. Соловьи даже имеют как бы училища и школы музыки. Упражняются более молодые, и они усваивают звуки, которым