Колыбельная - Сара Дессен

— Я тебе говорила, что он будет здесь! — сказала одна из них, блондинка, другой. Затем они обе захихикали. Та, что повыше, попятилась назад, в сторону двери, а ее сестра пошла вперед и плюхнулась рядом с Декстером.

— Мы тебя искали.

— Правда, — Декстер вежливо улыбнулся. — Ну, здравствуйте.

— Здравствуй, — сказала блондинка, и я состроила гримасу в темноте. — У тебя есть сигаретка?

Декстер похлопал себя по карманам.

— Неа, — ответил он: — Не курю.

— Неужели! — блондинка стукнула его по ноге. — Я думала, все парни из групп курят.

Девушка повыше ростом, все еще стоящая у двери, нервно оглянулась назад.

— Я курю, — сказала блондинка: — Но если моя мать узнает, она меня убьет. Убьет меня.

— Хмммм, — ответил Декстер, словно это его действительно заинтересовало.

— У тебя есть девушка? — неожиданно спросила блондинка.

— Меган! — шикнула ее сестра: — Боже!

— Я просто спрашиваю, — Меган ближе придвинулась к Декстеру. — Это просто вопрос.

— Ну, — начал Декстер: — На самом деле…

И на этих словах, я повернулась и пошла тем же путем, что пришла сюда, смеясь над собой. Я была близка к тому, чтобы совершить глупость — снизить свои стандарты, которые, если судить по Джонатану, уже и так были ниже некуда. Так я вела себя раньше, жила только настоящей секундой, часом, желая, чтобы был парень, который хотел бы переспать со мной, не более того. Я изменилась. Я покончила с этим, как и с курением — ну ладно, с одной промашкой — как и с выпивкой — главным образом. Но плана «не спать с кем попало», я правда придерживаюсь. Полностью. И я была готова покончить с этим, или немного изменить, для подобия Френка Синатры, который с легкостью мог бы переключиться Меган с Огайо.

Внутри на танцпол принесли торт, моя мать и Дон позируют возле него, их руки переплетены с ножом для торта, в то время как фотограф бегает вокруг них, вспышки только мелькают.

Я стою сбоку от толпы, наблюдаю, как Дон кормит мою мать, кусочком торта, аккуратно отправляя его в рот. Вспыхивает еще одна вспышка, чтобы запечатлеть этот момент. Ох, любовь.

Оставшаяся часть ночи проходит довольно мило, как я и предполагала. Моя мать и Дон покинули нас под град пузырьков из рисинок (при этом уборщицы из отеля выглядят весьма враждебно), Хлоя целовалась с племянником Дона в фойе, а Джесс и я застряли в ванной с Лиссой, и придерживали ее, пока из нее выходил обед-за-пятнадцать-долларов, а она стонала об Адаме.

— Ты не любишь свадьбы? — спросила меня Джесс, передавая мне новую пачку влажных салфеток, которые я прикладывала ко лбу Лиссы, когда она вставала.

— Я люблю, — причитала Лисса, без сарказма. Она приложила салфетки к лицу. — Я действительно очень, очень люблю.

Джесс закатила глаза, но я просто покачала головой, пока выводила Лиссу из кабинки к раковинам. Она смотрит на себя в зеркало — смазанный макияж, растрепанные и кудрявые волосы, платье с пятном в виде вопроса на рукаве — и фыркает.

— Это худшее время в моей жизни, — она стонет и щурится.

— Сейчас, сейчас, — говорю ей и беру за руку: — Завтра тебе будет лучше.

— Нет, не будет, — Джесс подходит к двери. — Завтра у тебя будет жуткое похмелье, и чувствовать ты себя будешь еще хуже.

— Джесс, — говорю я.

— Но на следующий день, — продолжает она, похлопывая Лиссу по плечу: — На следующий день тебе будет гораздо лучше. Вот увидишь.

Итак, вот такой грязной компашкой мы прокладываем путь к фойе, Лисса идет между нами… Уже час ночи, мои волосы потеряли объем, ноги болят. Конец празднования свадьбы всегда чертовски депрессивный, думаю я. И только жених и невеста избавлены от этого, они уезжают на рассвете, в то время как остальные просыпаются только на следующий день.

— Где Хлоя? — я спрашиваю у Джесс, пока мы боремся со вращающимися дверями. Лисса уже уснула, хотя ее ноги все еще передвигаются.

— Без понятия. Последний раз, когда я ее видела, она стояла у пианино.

Я оглядываюсь на фойе, но там нет Хлои. Когда кого-то тошнило, она всегда оказывалась где-нибудь в другом месте. Словно у нее было шестое чувство или что-то в этом роде.

— Она уже большая девочка, — говорит Джесс: — С ней все будет в порядке.

Мы усаживаем Лиссу на переднее сиденье машины Джесс и слышим шум, перед отелем возникает белый фургон, который, насколько я знаю, принадлежит группе Декстера. Задние дверцы открываются, и наружу выпрыгивает Ринго, уже без галстука на застежке, с водительского сиденья спрыгивает гитарист и следует за ним. Они исчезают внутри, оставляя двигатель заведенным.

— Тебя подвезти? — спрашивает Джесс.

— Нет. Там меня Крис ждет, — я захлопываю дверь, оставляя Лиссу внутри. — Спасибо за все.

— Обращайся.

Она достает из кармана ключи и жонглирует ими.

— Все прошло хорошо, тебе так не кажется?

Я пожимаю плечами.

— Все закончилось, — говорю я: — А это самое важное.

Когда она уезжает, сигналя мне, я возвращаюсь в отель, чтобы найти брата.

В то время как я прохожу мимо белого фургона, Ринго и клавишник несут назад оборудование и спорят.

— Тед никогда не помогает, — ворчит клавишник, запихивая большой громкоговоритель в конец фургона, который с грохотом приземляется на пол. — Исчезновение уже устарело, знаешь ли.

— Давай просто уберемся отсюда, — отвечает Ринго. — Где Декстер?

— Им нужно пять минут, — говорит ему клавишник. — Потом они могут идти.

Он тянется к окну со стороны водителя и нажимает на клаксон, который громко орет в течение пяти секунд.

— Ох, хорошо, — саркастически замечает Ринго. — Это приведет к успеху.

Несколько секунд спустя гитарист — неуловимый Тед — выходит из вращающихся дверей. Он выглядит весьма раздраженным.

— Прекрасно, — кричит он, когда подходит к фургону. — Действительно отлично.

— Залезай или иди пешком, — процеживает сквозь зубы клавишник. — Я серьезно.

Тед забирается внутрь, сигнал звучит еще раз, и затем они ждут. Декстера нет. Наконец, после препираний на передних сиденьях, фургон с пыхтением уезжает, сворачивая направо на главную дорогу. Сигнал поворотника, конечно же, не работает.

В отеле команда уборщиц трудится в приемном зале, чистит стаканы и убирает скатерти. Букет моей матери — восемьдесят цветков — стоит никому не нужный на откидном столике, все еще такой же свежий, как и девять часов назад, когда она впервые взяла его в церкви.

— Они тебя бросили, — я слышу, как кто-то это произносит. Я поворачиваюсь. Декстер. Господи, помоги мне. Он сидит на столе напротив ледяной скульптуры — два переплетенных, быстро тающих лебедя — на тарелке перед ним.