Камелии цветут зимой - Смарагдовый Дракон

палату. Может, это страх от неизвестности, как поступит Шэрон. А может, из-за стыда за свою семью и за причиненные проблемы. Она сама до конца и не понимала, что это за чувство. Страх, стыд… вина, злость и обида. В этом захватывающем все ее естество опьяняющем чувстве было невозможно выделить какое-то одно.

Шэрон разговаривал по телефону, когда она вошла. Но поняла, что разговор уже подходит к концу.

– Да, позаботься об этом, пожалуйста, – его рука была перевязана гипсом, и резким ударом чувство, которое бушевало внутри девушки, усилилось, – Нет, сегодня я буду отдыхать после операции. Приходи завтра. Да, я понял. До завтра, – он положил трубку, но Эльза так и не решилась что-либо сказать. – Что стоишь около двери? Садись.

Она села на стул около кровати, на который указал юноша. Тяжелыми движениями она добралась до этого места, но не могла посмотреть ему в глаза.

– Как твое плечо?

– Я в порядке… – но она больше не могла ничего сказать. Ну же, спроси его тоже!

– Ладно. Если тебе интересно, со мной тоже все в порядке.

– Это хорошо…

Они молчали какое-то время, не зная, что сказать еще. С каждой минутой тишина становилась еще более тяжелой, как будто пропасть между ними росла с неимоверной скоростью.

– Врач сказал, я проведу в больнице около недели, пока не приду в стабильное состояние. Когда тебя выписывают?

– Сказали, через дня два-три.

– Ясно, – он потер глаза. – Тебе есть, куда идти?

– Не думаю… Но это мои проблемы, я что-то придумаю.

– Да посмотри же ты уже на меня! – он поднял голову Эльзы за подбородок. – Что происходит?

– Ничего… – он увидел, как ее взгляд снова ищет что угодно, лишь бы не встречаться его.

– Всего несколько часов назад ты цеплялась за меня, а сейчас даже в глаза боишься посмотреть. И это «ничего»?

– …

– Слушай, – он тяжело выдохнул, – Ты ни в чем не виновата. Ты не виновата в том, что у тебя такие родственники. Просто тебе не повезло, вот и все, – Эльзе вдруг захотелось плакать. – Завтра придет мой друг, он должен уладить дела на работе. Тебе не нужно это сделать?

– У меня нет работы.

Это был разговор не о чем, оба понимали, но что-то продолжало обоих не заканчивать до жути скучный и бессмысленный разговор.

– Мать не разрешала?

– Не разрешала ту, которую хочу.

– Знаешь, нельзя слушать тех, кто не дает тебе принимать решение.

– Я знаю, – она почувствовала на себе его взгляд. Такой холодный и чужой. Как будто это был совсем другой человек, не тот, что был под ее окном прошедшей ночью.

– Мне нужно отдохнуть после операции.

– Да.

Она поднялась, и не заметила, как ее шаг стал более уверенным и быстрым, чем тот, когда она вошла. И Шэрон горько усмехнулся, когда за ней закрылась дверь. Ему казалось, она потеплеет к нему после такого «широкого жеста», но оказалось, что его действия только отдалили их.

Эльза просто блуждала по больнице и не понимала, в поисках чего. Внутри образовалось неприятное чувство, от которого она не понимала, как избавиться. Все мысли были заняты Шэроном, и пониманием, что такого она еще ни к кому не чувствовала. Даже перед Линетт чувство вины ощущается по-другому потому, что она оказывалась виновата и не по делу. И смотреть Шэрону в глаза с каждым часом казалось все сложнее и сложнее.

– Код «синий». Третий этаж. Остановка сердца в реанимации. Код «синий». Третий этаж, – внезапно раздалось по коридору из динамиков. – Аппарат ИВЛ в отделении интенсивной терапии. Третий этаж главного здания.

Она увидела, как из-за угла выбежал мужчина во врачебном халате. Он бежал так быстро, что некоторые люди оборачивались на него. Профессор забежал в палату, которая находилась в нескольких шагах от Эльзы. Там около кровати работники больницы уже пытались восстановить биение сердца маленькой девочки.

– Держись! Подожди, Азалия! – порывисто кричала рядом женщина, задыхаясь от слез, которые не могли прекратиться.

– Сколько? – забежавший врач подбежал к мужчине, который проводил массаж сердца.

– Десять минут. Я не могу вернуть синус, – в воздухе отдавался прерывистый звук монитора пациента, который больно давил на уши.

– Нет, ни за что! Пожалуйста, сделайте еще раз! – кричала женщина, держась за ногу своей дочери. – Вы же в прошлый раз вернули ее!

– Госпожа, вы должны отпустить Азалию сейчас, – мужчина все пытался спасти маленькую девочку из крепких лап смерти, но прекрасно понимал, что этого может не произойти.

– Пожалуйста, попробуйте еще раз! Пожалуйста! Пожалуйста!

– Я сделаю это, – сказал мужчина, снимая белый халат. – Я продолжу.

Он приложил все усилия, чтобы вернуть маленькую девочку. Смотря на показатели, он все продолжал и продолжал делать массаж сердца. Девушка рядом продолжала давать девочке кислород, ведь сама дышать она уже давно не могла. Мешок Абу все сужался каждую секунду в надежде, что сейчас все получится. Получается каждый раз.

– Азалия! Азалия! Пожалуйста, продержись еще! – комнату заполнял крик страдающей женщины и сигнала, который издавала аппаратура.

Врач продолжал массаж сердца несколько минут, пока не понял, что стараться не придется. Последние нажатия были очень слабыми и безнадежными. Он повернулся к женщине, тяжело вдыхая воздух. Он метался в поисках подсказки, какие слова подобрать матери, которая теряет своего ребенка.

– Госпожа, – выдохнул он, – Ей, должно быть, очень больно. Вы должны дать ей отдохнуть сейчас.

Выражение его лица говорило о многом. Этот пациент был не очередным в его списке, и говорить так об этой девочке было ему очень тяжело. Женщина начала немного дрожать от услышанного, и схватилась за кровать. Она посмотрела на свою дочь и села рядом с ней. В этот момент аппарат, стоящий рядом с кроватью, издал протяжный и колкий звук остановки сердца. Работники, не в состоянии смотреть, отвели глаза от этой разбитой женщины.

– Моя… маленькая Азалия… – плача говорила женщина, – Ты хочешь уйти, но я… не хочу тебя отпускать… – врач закрыл влажные от слез глаза, – Если останешься здесь еще на чуть-чуть, тебе станет слишком больно… Я бы хотела еще немного побыть с тобой… Прости, Азалия, что… заставила тебя пройти через эту боль… Прости меня… – она вытерла рукавом свои слезы, и снова посмотрела на лицо своей дочери, – Азалия, я очень сильно… люблю тебя, – она опустилась к лежащей девочке и еле-еле коснулась ее губ.

Этот прощальный поцелуй врезался в голову Эльзе, как заостренный осколок, от которого очень сложно избавиться. Женщина выпрямилась, держась за маленькие ручки своей дочери. Врач посмотрел на свои часы, но заговорить смог не сразу.

– 14 ноября 2016 года, 14:29, —он сделал большую паузу, не зная, хватит ли у него смелости. – Официальное время смерти Азалии Каллахан.

И женщина начала задыхаться от боли, которая наступила после этих слов. Словно она оказалась под водой и только-только из нее вынырнула. Все в палате чувствовали это, и никто не мог