Американский экспресс - Илья Петрович Штемлер

ах да: Снегом покрытые…» За окном точно как в романсе. Словно поезд пересекает Воронежскую область ранней весной. Лишь английские слова на встречных строениях возвращают меня к реальности. Через два с половиной часа, согласно расписанию, закончится штат Огайо и начнется штат Индиана — самое сердце Америки.

Из кармана плаща торчит уголок газеты «Новое русское слово», так до сих пор я и не удосужился просмотреть прихваченный в дорогу номер. Но все исправимо. Развернув газету, прочел броский заголовок: «Чикагские Ромео и Джульетта». Под заголовком две фотографии. Тонкое высокоскулое девичье лицо с крупными улыбчивыми глазами обрамлено гладко зачесанными светлыми волосами, а рядом лицо молодого человека — открытое, бровастое, белозубое, с крепким волевым подбородком, помеченным детской круглой ямочкой. И вот я читаю: «Дэвиду Бувелеру было девятнадцать лет, а Кэти Санч — восемнадцать. Они жили в Чикаго. Семейство Бувеле-ров — убежденные протестанты, а семейство Санч — набожные католики. Отец Дэвида — владелец небольшого, но преуспевающего издательства, отец Кэти — автомеханик в гараже. Молодые люди полюбили друг друга, но не проходило и дня, чтобы родители не попрекнули их за это. Бувелер-старший грозился лишить Дэвида наследства, если тот женится на католичке. Мамаша Санч твердила Кэти, что дочь совершит смертный грех, если выйдет замуж за еретика-протестанта. Дэвид и Кэти всегда были хорошими детьми и уважали родителей. Они решили сочетаться законным браком, а потом уйти из этой постылой жизни… Жених был в смокинге, невеста в белом подвенечном платье с фатой. На церемонию бракосочетания собралось двадцать два человека, не было только родителей и родственников, но их никто и не ждал. В кармане смокинга Дэвида лежала записка, а в сумочке Кэти — два совершенно одинаковых пистолета тридцать восьмого калибра. Церемония была не церковной, а светской, и чиновник муниципалитета наскоро провозгласил мистера и миссис Бувелер мужем и женой. Молодожены поцеловались, обменялись кольцами и скромно отошли в сторону, чтобы им никто не мешал. Кэти открыла сумочку, один пистолет протянула мужу, другой взяла сама. На глазах гостей каждый из них пустил себе пулю в голову. Они были супругами не более трех минут. В записке, обнаруженной у Дэвида, — фотокопия помещена в газете — говорилось: «Мы знаем, что принадлежим друг другу, и Господь соединил нас. Но мы знаем и то, что никогда не будем счастливы на этой земле, так как наши семьи против нашей любви…»

Я вглядывался в их прекрасные юные лица. Совсем еще дети. На глаза набегали слезы. Воображение мое рисовало образы тех юнцов из Вероны, история которых известна миру благодаря гениальному Шекспиру. Вот какими они были на самом деле, вот их фотография, как бы пришедшая к нам из глубины веков. Можно ли найти более веские доказательства их чувств друг к другу, чем те, которые предъявили миру эти двое — Кэти и Дэвид Бувелер… Нет в моем сердце оправдания тем, кто толкнул этих детей к столь трагическому доказательству искренности и силы своей любви. Ни оправдания, ни прощения! Разве любовь к своему Богу требует таких жертв?! Нет, здесь не любовь к Богу, а слепая вера в безгрешность собственных истин. И эта вера сильнее любви к Богу. Эта вера может сотворить самое страшное зло…

Еще я подумал вот о чем. Если в далеких отсюда краях религиозная и национальная вражда отчасти замешана на трудностях жизни, то почему так бурно она проявляется и здесь, в «благословенной Америке», где по замыслу отцов-основателей межнациональная и расовая дискриминация поставлены вне закона?! Чудеса фантазии проявил Господь, когда создавал свое Земное Воинство: и разные национальности, и разные цвета кожи, и разные формы носа и курчавость волос, и разный цвет глаз, и разный образ мыслей… Однако в итоге трудами Его воспользовался дьявол, чтобы посеять среди людей семена вражды и ненависти. Каждое лыко дьявол вставил в строку, ничем ему не угодишь: коротконосые презирали длинноносых, и наоборот; черноглазые клянут голубоглазых, и наоборот. А о национально-религиозной вражде и говорить нечего. Ярость вызывает факт, когда наиболее оголтелое проявление вражды возглавляют религиозные деятели. С амвонов церквей, мечетей, костелов и синагог — проповедуя любовь к ближнему и всеобщее равенство — сыплют на головы ослушников проклятия. Ненависть объединяет людей прочнее любви. В ненависти люди сбиваются в стаи — так проще, нет виноватых, все равны, одна злость на всех. Любовь же требует уединения, несуетно-сти, у каждого своя любовь… И после подобных проповедей многие люди выносят не смирение, а злобу — они знают, кто их враг, знают, каке ним поступать. Надо лишь дождаться удара колокола. Но как показывает опыт человечества, злоба оборачивается самоуничтожением. Таков ее удел. Человек по своей природе — хищник, запах крови его пьянит, отбивает память. В этом есть изощренная каверза дьявола. Преступник, затевая преступление, убежден, что он удачливее других…

Много раз по дороге к метро я проходил мимо тяжелого аляповатого фасада бывшего концертного зала. По воскресным дням у массивных стеклянных дверей толпился народ, преимущественно негры, хотя и белокожего люда было предостаточно. Все прекрасно одеты, с иголочки. Особенно умиляли дети-негритята. Мальчики в костюмчиках и обязательно при галстуке, девочки в ярких платьях и с бантом на курчавых головках.

Как-то меня окликнул мальчуган в сером элегантном костюме, белый воротничок рубашки бритвой подсекал темно-коричневую шею. Я вгляделся. И с трудом узнал — это ж Стив, мой сосед-филиппинец, паренек лет пятнадцати, шныряющий обычно по улице в приспущенных гармошкой широченных штанах, в майке, по моде, навыпуск, чуть ли не до пола, в вывернутом на сторону кепаре с длинным козырьком. Стив чем-то напоминал мне старину Гекльберри Финна… А сейчас — настоящий франт. Стив подмигнул заговорщицки и повел скулой в сторону концертного зала: мол, не туда ли я направляюсь — что это я нарядился в костюм, а не в свои наждачно-грубые джинсы? Я, кивнув и в одночасье переменив свой план, затесался в толпу, увлекшую меня в фойе бывшего концертного зала…

Мистер Стенли, владелец зала, был человеком праведным. Он не поддался искушению дьявола в лице итальянской мафии, он проявил стойкость духа. В результате чего в центре Джерси-Сити вместо богопротивного казино появился молельный дом секты «Свидетели Иеговы». Шесть тысяч волонтеров не покладая рук трудились в течение трех лет над реставрацией обветшалого здания. И построили дворец, в полном соответствии с собственным представлением о грядущем — после Армагеддона, когда каждому воздастся по его заслугам, — о грядущем счастье человечества. Настало время — считают «свидетели» — пересмотреть основы Ветхого и Нового Заветов. Основы эти за тысячелетия