ППГ-2266 или Записки полевого хирурга - Николай Амосов

18 августа меня срочно вызвали в госпиталь: начался поток раненых. У нас было все готово. Два огромных ящика гипсовых бинтов заготовил Иван Иванович. Сестры накрутили несколько мешков шариков и салфеток. Мы не боялись никакой работы.

«И грянул бой...» В сводках что-то скупо сообщалось о сражениях под Ржевом.

Раненых — масса. 19 августа в Калугу пришло девятнадцать летучек, свыше четырех тысяч раненых, к нам в госпиталь больше четырехсот.

Но мы работали, как часы. Всех раненых мыли, переодевали в чистое, все лежали на матрацах с простынями, три раза в день горячая пища... Всех перевязывали и оперировали в день поступления. И работали только до полуночи. Конечно, всех раненых эвакуировали в гипсах. Раненые не те, что зимой. Солдаты отдохнули, поправились, медсанбаты и ППГ подучились и оснастились, транспорта прибавилось. Заносов не было, машины ходили быстро, летучки подавали регулярно, немецких самолетов не подпускали близко.

Так продолжалось дней десять. Потом еще недели две сочилось по десять-пятнадцать человек в день.

К концу массового наступления раненых у нас было почти триста человек: сорок пять — на вытяжении, сорок шесть — в высоких гипсовых повязках, главным образом, ранениями суставов. Еще человек пятнадцать ампутанов — самые разные — ожидали эвакуации. Задерживать транспортабельных по-прежнему не разрешают. Мы их скоро и отправили. Осталось человек сто раненых, которых мы должны серьезно лечить. Мы знаем, как лечить. Для «коленок» — резекции, для «бедер» — вытяжение, потом гипс.

В Москве проходила фронтовая конференция хирургов, Бочаров взял и меня с собой. Доклады впечатления не произвели, но зато мы побывали в институте Склифосовского и даже у самого Сергея Сергеевича Юдина! Попили чаю, он подарил мне книгу и написал: «Доктору Н.М. Амосову, с приветом. Юдин».

Видел целый ряд раненых в бедро, все в гипсах. Внушительно, но не убедили, потому что все раненые подолгу лихорадили...

Аркадия Алексеевича назначили главным хирургом 5-й армии.

— Хочу поработать в войсковом районе, Никола. От них, от медсанбата зависит все дальнейшее.

— Меня возьмите...

— Уже пробовал — не удается...

Очень жаль. Я не могу сказать, что он мой учитель. Нет к нему такого ученического поклонения, «потолок» его, чувствую, не такой уж недосягаемый, можем и осилить... Я люблю его, как старшего брата, который всегда готов подумать вместе, дать совет, если может, погоревать и порадоваться... Разумеется, он научил нас многим вещам, передал опыт института Склифосовского, Юдина... Это, безусловно, ускорило наш прогресс. Главное, он разрешал дерзать. Зачем анализировать, просто жалко расставаться...

Решил написать диссертацию. Чем я хуже других? Не стал бы об этом думать, если бы немцев не остановили. Но похоже, они накрепко завязли в Сталинграде и не могут перелезть за Волгу. «Теперь подходит наша очередь». Так говорят ребята в комсоставской палате. И уже погонят немцев подальше, чем в прошлый год! Вот только не знаю, как писать. Ни одной не видел и некого спросить. Тема: «коленки», то есть «Хирургическое лечение эмпием коленного сустава после ранений». Число резекций приближается к ста. Результаты последнего периода — считаем его с августа — отличные. На 250 проникающих ранений колена — только две смерти! Кроме того, своя методика операции. Уже приглядел переплетенную конторскую книгу страниц на двести...

23 ноября. Победа! Грандиозное наступление наших под Сталинградом. Ударили с севера и юга, прорвали оборону, гонят немцев, соединились, окружили. Такого еще не было: окружено свыше 300 тысяч немцев. Лида сделала статистику по «бедрам». Выделили два периода: январь — июль, когда были только гипсы, и август — ноябрь, когда стали использовать вытяжение. Прошло почти восемьсот раненых с огнестрельным переломом бедра. Вот результаты: за первый период смертность составила восемь процентов, а за второй — только полпроцента. Ни одной смерти от сепсиса! Да, мы можем гордиться. Но похвалиться некому. Новый инспектор нас почему-то не любит... Написал письмо Бочарову.

Пришел приказ: свернуть ППГ-2266, ввести в штатные нормативы и приготовить к отправке на фронт.

Снова новый начальник. Военврач 3-го ранга Сафонов. Вот он — высок, толст, лицо бесформенное. Кадровый, но ни малейшего военного лоска.

Зато с нами остается майор, наш комиссар.

А вот Ивана Ивановича у нас забрали, это хуже. Ходил в ПЭП, просил, умолял — не дали. Сказали: вам там нечего будет гипсовать, а здесь он нужен.

Канский — с нами. И Быкова, и Лида Денисенко, и Маша Полетова и Зиночка...

Нам дали машину — ЗИС-5. Конную тягу тоже сохранили, все 22 повозки. Все штатное имущество погрузили и сверх того еще многое сумели захватить: белье, медикаменты.

Наши войска на юге решительно наступают, мы тоже собираемся наступать. Настроение у всех отличное!

Встретили Новый год. Второй военный год... Устроили маленькую вечеринку с патефоном для медицинского и командного состава.

Ездили в Москву: сдал кандидатские экзамены и представил диссертацию к защите... Звучит... А? «Представил к защите». Да, да, в 1-й Московский медицинский институт, не куда-нибудь. Секретарь поморщилась, увидев мою конторскую книгу, исписанную фиолетовыми чернилами. «Я еще не видела такой диссертации... Неужели нельзя на машинке?» Упросил: «С фронта!»

Глава девятая. УГОЛЬНАЯ.

ППГ-2266 снова едет на фронт в воинском эшелоне. Назначение неизвестно. Уже добрались до Мичуринска, думали, едем в Харьков. И вдруг — крутой поворот на запад, на Орел. Даже разочаровались. Весь наш путь — по освобожденной территории. Сутками стоим на разрушенных замерзших станциях, со взорванными водонапорными башнями и сожженными вокзальчиками. Где-нибудь в землянке или в заиндевевшем вагоне сидит небритый телеграфист, к которому бегаем узнавать сводку. Только сводки и радуют душу!

О завершении Сталинградской битвы мы узнали морозным утром, когда остановились в поле перед Ельцом. Ждали, надоело, вылезли из вагонов. Очень красивое утро. Рядом по шоссейной дороге ехали машины. Одна остановилась, из кабины выглянул молоденький командир и прокричал:

— Под Сталинградом порядок! Немцы разгромлены! Паулюс в плену!

Все закричали:

— Ура! Ура!

Утром 6 февраля, наконец, остановились. Станция Русский Брод.

— Выгружаться!

Мороз двадцать градусов. Прямо на земле вдоль путей разложено добро: ящики со снарядами, бочки с селедкой и солониной, мешки, насыпанные горы пшеницы. Дальше виден поселок — на голых холмах жалкие кучки обшарпанных домиков, между ними машины и снова штабеля грузов. Гражданских лиц не видно. Население эвакуировано перед боями. В отдалении видно зенитки. С полчаса толкали наши вагоны, пока нашли местечко, где выгрузиться. Прибежал комендант.

— Сбрасывайте, сбрасывайте как попало! Потом разберетесь, пути нужны!

Все дружно взялись и быстро выгрузились. На санитарной машине подъехал командир в белом полушубке, представился:

— Начальник армейского ПЭПа Хитеев.

Потом оглядел критически наши вещи и начал хохотать.

— А пианино вы не привезли?

На снегу нелепо торчали два больших платяных шкафа, письменный стол, на нем настольная лампа.

Майор защищался:

— Все нужные вещи, товарищ начальник.

— Ну-ну. Дело ваше. Слушайте приказ. Наступление началось. Потери большие. Сегодня же развернуться и принять раненых. Сегодня же! Все. Выполняйте.

Сел в кабину и уехал. Скоро приехали из санотдела четыре санитарные полуторки с капитаном.

— Складывайте все быстро! Я повезу вас в только что освобожденную деревню, надо сменить медсанбат. Бросали в машины, что поближе лежало, забрались наверх сестры и врачи, поехали. Капитан успокоил:

— Тут восемнадцать километров. Мигом домчим — и обратно. Все заберем.

Мигом не домчались, потому что дороги товарищ не знал. Начало смеркаться, когда подъехали к назначенному пункту — в село Покровское...

Тут мы увидели передовую. Нет, тыл, конечно, но — дивизии. Передовая для солдата — это его окопчик. Для госпиталя — пятнадцать километров от него. Такова психология.

Пулеметные очереди слышны отчетливо, но дело не в этом. Покровское было полностью сожжено немцами, остались полуразрушенная церковь и школа. В них ютился медсанбат, мы видели, как подходят машины с ранеными, их выгружают и ставят носилки прямо на снег. Поди требуй от них радикальную обработку «бедер»!.. Затурканный начальник медсанбата сказал, что километрах в трех есть деревня Угольная, сплошь забитая ранеными их дивизии, и что они лежат там совсем без помощи... Указал нам дорогу.

Да, вот она — настоящая война!

Подъезжаем к Угольной уже при луне. Видны домишки, разбросанные в беспорядке между голых огромных лип. Много разрушенных, остались лишь печки, припорошенные снегом, и черные трубы. Окоченели совершенно — целый день на таком морозе... Одеты обычно, как в Калуге: гимнастерка и шинель.