Истоки морали: В поисках человеческого у приматов - Франс де Вааль

Еще одно свидетельство можно получить из сравнения осиротевших детенышей разных человекообразных обезьян, проведенного Ванессой Вудс. Как ни печально, и шимпанзе, и бонобо в Африке нередко становятся жертвами охотников. Взрослых животных убивают и продают на мясо, а малыши часто оказываются в заповедниках, где люди с любовью ухаживают за ними до тех пор, пока те не повзрослеют и не смогут сами о себе позаботиться. Вудс провела детальное сравнение детенышей обоих видов и выяснила, что малыши бонобо в моменты возбуждения (к примеру, во время кормежки) склонны к сексуальному контакту, тогда как у крошек-шимпанзе такой склонности нет. Таким образом, различия между видами проявляются уже в раннем детстве.

Правда ли, что люди — это падшие ангелы? Босх на своем панно «Сад земных наслаждений» изобразил, как Адама и Еву сводит вместе некто, напоминающий Христа. Первые люди здесь выглядят нетрадиционно: они не едят запрещенных плодов, и их не изгоняют из Рая. Но если бы не грехопадение, что ожидало бы их впереди? Райский сад вожделения?

Короче говоря, если мы наберемся смелости называть секс сексом и сосредоточимся на известных видах внутривидового (в противоположность межвидовому) насилия, мы неизменно будем получать решительные доказательства в пользу того, что бонобо — относительно мирный вид и что сексуальное поведение у них выполняет и нерепродуктивные функции и используется, в частности, для приветствия, разрешения конфликтов, при распределении пищи. Часто употребляемые гиперболы (к примеру, «шимпанзе родом с Марса, а бонобо — с Венеры»), конечно, избыточны, но если бы их описывали просто как ласковых существ, то никто бы о них и не услышал. Что бы мы ни обнаружили в последующие годы, когда исследователи бонобо вернутся в Африку, вряд ли можно ожидать возврата к «гоббсовской» модели. Я просто не могу себе представить, чтобы эти приматы превратились из мягких и сексуальных существ в отвратительных жестоких зверей. Единственный ученый, которому довелось долго наблюдать в лесу и шимпанзе, и бонобо, японский приматолог Такэси Фуруити, сказал об этом лучше всего: «У бонобо всё и всегда мирно. Когда бы мне ни случилось увидеть бонобо, они вечно наслаждаются жизнью».

Еще студентом мне довелось побывать в почившем ныне голландском зоопарке, где держали «карликовых шимпанзе», как раньше называли бонобо. Именно тогда я впервые увидел представителей этого вида. Меня поразил контраст между ними и шимпанзе — контраст во всем: в поведении, манере держаться, внешности. Шимпанзе похожи на мускулистых бодибилдеров, в то время как бонобо казались скорее интеллектуалами. У них были тонкие шеи и руки, похожие на руки пианистов; казалось, место им в библиотеке, а не в спортивном зале, как шимпанзе. В то время о бонобо почти ничего не было известно, и я там же, на месте, решил, что ситуация должна измениться. Прежде мне рассказывали, что эти обезьянки — всего лишь мелкая разновидность шимпанзе, но теперь очевидно, что все не так.

В тот день я стал свидетелем небольшой ссоры самки и самца из-за картонной коробки. Некоторое время ее участники бегали вокруг коробки и колотили друг друга чем попало; затем вдруг схватка прекратилась, и они занялись любовью! Это казалось странным: я привык к шимпанзе, а они не переходят так легко от гнева к сексу. Я решил, что тут простое совпадение или что я пропустил что-то, что объяснило бы внезапную смену настроения; оказалось, однако, что для бонобо — явных поклонников «Камасутры» — увиденная мной сцена совершенно обычна. Но узнал я об этом лишь несколько лет спустя, когда сам начал работать с ними.

Я никогда не стремился стать обезьяньим сексологом, но это получилось само собой. Я видел, как они делают это во всех возможных позициях и даже в некоторых таких, которые нам трудно вообразить (к примеру, вниз головой, уцепившись за ветку задними конечностями). На мой взгляд, главное в сексе бонобо — его совершеннейшая легкомысленность и то, насколько хорошо он интегрирован в общественную жизнь этих приматов. Большинство из нас иначе смотрит на свою любовную жизнь; у нас полно комплексов, пунктиков и тормозов. Некоторые даже не могут заниматься этим при включенном свете! Вот почему все подмигивают мне, как только слышат, что я работаю с бонобо, — как будто это увлекательнейшее занятие, гарантирующее мне ежедневное вкушение запретных радостей. Но чем больше наблюдаешь за бонобо, тем больше их секс начинает напоминать рутинную проверку электронной почты, процедуру умывания или просто приветствие. Обычное, будничное занятие. Мы приветствуем друг друга руками — к примеру, пожимаем руки или похлопываем друг друга по спине, — тогда как у бонобо принято «генитальное рукопожатие». Сексуальные контакты у них очень короткие и измеряются секундами, а не минутами. Мы связываем секс с продолжением рода и желанием, но у бонобо он выполняет самые разные задачи. Наслаждение всегда является целью, а продолжение рода — всего лишь одна из функций секса. Именно этим объясняется тот факт, что занимаются сексом пары самого разного состава.

Обсуждая многофункциональность секса, трудно не отметить, что некоторым людям она очень нравится, а некоторых с такой же силой отталкивает. Отрицательное отношение связано с установившимися взглядами на роль мужских иерархий, территориальности и насилия в эволюции человека; именно поэтому, вне всяких сомнений, антропологи игнорируют бонобо. В нашем прошлом, с их точки зрения, нет места приматам-хиппи. Однако бонобофилия ненамного рациональнее. Зачастую она отражает идеализированные представления людей о наших предках. На лекциях о бонобо я иногда сталкиваюсь с поклонниками свободной любви — им кажется, что у них много общего с этим биологическим видом, — или с теми, которые мечтают быть похожими на бонобо. Некоторые рассуждают о том, что человек, должно быть, прямой их потомок; подразумевается, что нам следует жить по обычаям матриархата и полностью отказаться от сексуальных ограничений.

Наши предки и свободная любовь — эта ассоциация имеет библейский подтекст. Не то чтобы Библия поощряла промискуитет, но в ней сказано, что до грехопадения человек не был в курсе. О приматах иногда говорят, что они ведут непорочную жизнь в чистой, первобытной среде — примерно так мы представляем себе рай. Считается, что у них нет сексуальных ограничений. Существует даже официальная теория на этот счет: французский антрополог Клод Леви-Стросс[45*] предположил, что человеческая цивилизация началась с запрета на инцест. А прежде мы занимались этим с кем попало, не обращая внимания ни на какие кровнородственные узы. Табу на инцест перенесло нас в новую эпоху: из природы в культуру. Но как же ошибался Леви-Стросс! Подавление инбридинга, как называют это биологи, хорошо развито у многих живых существ, начиная от плодовых мушек и грызунов и кончая приматами. Это почти обязательное требование у любого вида, размножающегося половым путем. У бонобо сексуальные отношения между отцом и дочерью невозможны, потому что самки в период созревания покидают стаю, чтобы присоединиться к одному из соседних сообществ. Секс между матерью и сыном тоже полностью отсутствует, несмотря на тот факт, что сыновья держатся рядом и часто кочуют вместе с матерями. Практически это единственные комбинации партнеров, между которыми в стае бонобо никогда не бывает сексуальных отношений. И без всяких табу.

Начиная с Руссо с его «благородным дикарем» доисторического человека часто представляют себе как этакое беззаботное существо, которое живет в идиллическом мире и которому не приходится ни минуты беспокоиться о завтрашнем дне. Судя по всему, Маргарет Мид, американский антрополог, придерживалась именно таких взглядов, когда описывала любовную жизнь обитателей Самоа, а в недавнем документальном фильме британская ВВС распространила эти западные предрассудки на некое «затерянное» амазонское племя. Два антрополога, знакомые с перуанским племенем матсигенка, утверждают, что фильм целиком сфабрикован. Начать хотя бы с того, как члены съемочной группы входят в деревню. Они попросту отошли в сторону от утоптанной дороги, чтобы снять, как им приходится прорубать себе путь сквозь джунгли в поисках этого неуловимого племени. Говорят, что в фильме множество вопиющих ошибок перевода, превращающих невинные замечания («вы пришли издалека, оттуда, где живут гринго») в бессмысленно агрессивные заявления («мы убиваем чужаков стрелами»). Когда старый вождь деревни задумчиво говорит «Сексом я буду заниматься в другой день», за кадром звучит перевод: «Я занимаюсь сексом каждый день».

Стоит подумать о происхождении человека, и воображение пускается во все тяжкие. Мы представляем себе наших предков вне культуры, языка и любых технических достижений — и с минимумом сексуальных ограничений. Звучит нереалистично, но за 200 лет до Руссо человечество уже готовилось к подобным фантазиям о происхождении; это очевидно из почти одновременного появления «Утопии» английского гуманиста Томаса Мора и «Сада земных наслаждений» Босха. Мир Мора предполагал существование социального государства, отсутствие частной собственности и разрешение эвтаназии — но свободной любви в нем не было. Более того, добрачный секс наказывался в Утопии пожизненным воздержанием. Фантазия Босха, напротив, рисует целую счастливую толпу обнаженных мужчин и женщин, резвящихся на центральной панели «Сада»; они услаждают и нёбо, и гениталии. Что пытался сказать нам художник? Традиционная интерпретация состоит в том, что триптих показывает гибель невинности, за которой следует адское наказание, изображенное на правой панели. Кажется, все просто: секс греховен, а грешникам место в аду. Если это так, то моральная позиция автора «Сада» не слишком отличается от позиции автора «Утопии». Но сегодня мы знаем, с каким трудом раскрывают секреты живописи Босха. Наряду с «Тайной вечерей» Леонардо да Винчи, созданной примерно в это же время, «Сад земных наслаждений», вероятно, представляет собой самое обсуждаемое произведение искусства, о котором написано больше, чем о любой картине всех времен. Каждому последующему поколению эта работа Босха кажется свежей и часто говорит больше о самом зрителе, чем собственно об авторе или времени ее создания.