Семерка - Земовит Щерек

— Действительно, а что вы чистите?

— Польшу, — одновременно ответили Удай с Кусаем, после чего поглядели друг на друга и захихикали, словно пара кроликов в мультике.

— Понял. И как идут у вас дела?

Как раз в этот момент вы пересекли административную границу города Сломники. Закат все так же не желал кончаться, так что небо над крышами из поддельной черепицы, металлочерепицы, просто черепицы или просто жести и из всего, чем только можно было крыть крышу, то розовело, то оранжевело. Ты не был уверен, действие ли это эликсиров или нет, но чувствовал себя, следует признаться, все страньше и страньше. Чувствовал ты себя каким-то очень даже легким. Иногда тебе даже казалось, что прямо сейчас влетишь под крышу микроавтобуса. Ныска тем временем карабкалась под горку, ехала мимо домов, обложенных утеплителем; мимо щитов, рекламирующих вилы и повидла, и постепенно приближалась к рынку.

— Вот, к примеру, видишь ты этот город? — спросил Ардиан. — Сломники.

— Ну, вижу.

— Ну, и чего ты видишь?

Ты рассмеялся.

— То же самое, что и в любом другом польском городе: хаос, бардак, срач. И буквы. Дохуя букв. Дохуя и больше.

— Вот именно, — заметила Швитеж. — А как этот город выглядит по-настоящему?

— Боюсь, что именно так и выглядит, — ответил ты.

— Ты не понял. То есть, ну да, сейчас он выглядит именно так, но…

— Может и по-другому, — Ардиан снова повернулся к тебе, блеснув зубами. — Китайцы строят у себя европейские города. Если им хочется заиметь, к примеру, германский город, они едут куда-нибудь в Баварию, в Гарниш-скажем-Партенкирхен, и строят себе, понимаешь, именно такой.

— Что-то такое я слышал.

— А если хотят французский, тогда отправляются в Шатоваль-допустим-Пердеж, и тоже такой у себя строят. Если английский — тогда фотографируют, ну, не знаю, какой-то Ньюкастыл-апон-Срайн и выстраивают себе английский городишко с пабами на углу и всем таким, врубаешься.

— Угу, — сказал ты. — А если хотят польский? Что тогда?

— В том-то и оно, — еще сильнее блеснул зубами Ардиан. — В том-то и компот!

— Перестань валять дурака и скажи ему, в чем дело, — рявкнула Швитеж.

Рынок в Сломниках

— Тут как раз и дело, что была бы проблема. Ведь польские города так уже заросли всем этим дерьмом, этими рекламами, сайдингом, утеплителем, достройками, ну, ты врубаешься, что я имею в виду…

— Ой, понимаю…

— …что очертаний давней Польши уже и не видать. Той самой Польши, которую китайцы, если бы строили польский город, должны были бы скопировать. Вот до меня, к примеру, дошло, что этой страны я совершенно не знал, что я понятия не имею, как эта страна выглядит по-настоящему.

— А у нее имеется какая-то форма? У этой страны?

— Погляди, например, на этот городишко.

— Сломники.

— Вот, гляди, эти дома, этот рынок, эти улицы обладают своей характерной формой. Низкие, двухэтажные домики, крыши крутые, иногда характерный такой срез спереди, видишь? Например, вон там. Улочки, которые могли быть милыми и приятными, если бы все это осмысленно было охвачено. Все городки центральной Польши выглядят, приблизительно так же. И ведь это красивые городки, Павел. Действительно.

Ты фыркнул.

— Так это что же, Енджеюв — красивый город? — спросил ты. — Щекоцины? — Широким жестом провел по кругу. — Сломники?

— Да. И Енджеюв, и Щекоцины, и Сломники. Только тысячелетний польский народ по собственному желанию засрал их и зарыгал, и теперь должен ездить за границу, чтобы психически почувствовать себя хорошо.

Ты глядел на Сломники и, честное слово, увидел это. Улочки городка, которые ты всегда воспринимал в качестве последовательности случайных застроек, как пространство, сквозь которое нужно проскочить с закрытыми глазами, а чего иного можно в нем делать, теперь приняли некую форму. Очертания. — Ну, действительно…

— Как раз это Клинерзы и чистят, — сообщил Ардиан. — Мы желаем возвратить Польше ее очертания.

— Удачи, — буркнул ты. — Правда, придется немного попахать.

— Ах, — вмешалась Швитеж. — Так ведь известно, что сами же всего не уберем. Но мы хотим дать сигнал, начать, понимаешь, акцию.

— И что это означает?

— А означает это, что мы собираемся расхуяривать на мелкие хуйки самые крупные шиты[119] в Польше, — сообщил Кусай (или Удай, ты понятия не имел, кто из них кто). — Швебодзиньскего Иисуса[120], Лихень[121], э-э-э, чего там еще, ага, те же самые отели Голембевского[122].

— Ого! А как?

— Кусай с Удаем, если можно так выразиться, спецы по взрывам, — сообщил Ардиан. «Поваренную книгу анархиста» знают как свои пять пальцев.

Близнецы поклонились, сначала один, потом другой, после чего первый увидел, что второй поклонился после него, в связи с чем тоже поклонился, чтобы было смешнее, но тут второй тоже сделал так же, и так они несколько минут еще дурковали.

— Да перестаньте же вы дурака валять! — гаркнула на них Швитеж.

— Ну вот, сразу же и перестань, — обиделся то ли Удай, то ли Кусай. — Думаешь, раз тебе папаша ныску купил, так уже и командовать можно?

Памятник Иисусу в Швебодзин, 1941. Последнее фото перед разрушением (фейк).

Статуя после строительства, 2010 г. Высота статуи 36 м. Высота холма-постамента: 16 м.

— Вот именно, банальное желание первенства, — заметил Кусай или Удай и показал Швитежи язык. Девица увидала это в зеркале заднего вида и показала ему средний палец. Близнецы тут же показали «fuck» и ей.

Сломники уже закончились, но еще какое-то время тащили свою несчастную судьбину: тянулись какие-то ограждения, какие-то коробки из пустотелых блоков, какие-то плакаты на тряпках КУПИ ЖЕ ЗИМНЮЮ РЕЗИНУ — КУПИ, НЕ ЖАЛЕЙ — А ТО НА СКОЛЬЗОТЕ ЛЕТНИЕ НАПРАСНО ПОТРЕШЬ, ЭЙ!

— В общем, насколько я понимаю, лично я должен заинтересоваться всем делом в качестве журналиста?

— Да! — ответили одновременно Ардиан и Швитеж.

— А вы, случаем, не ебанулись? — спросил я. — Взрывы? Да вас же посадят, это как два пальца об асфальт. И компенсации всю жизнь будете выплачивать. Разве не должны вы действовать, скорее, как тайные партизанские отряды?

— А вот это как раз — и нет! — вскочил Ардиан. — Потому что мы желаем раздуть восстание!

— Жертвы просто обязательны, — довольно драматическим тоном прибавила Швитеж.

— Ты это… — заметил Удай или Кусай. — За тебя папаша-нотариус всегда залог уплатит или там компенсацию.

— И и чего вы пиздите! — разоралась Швитеж. — Мы для чего учредили фонд и профиль на Фейсе завели, чтобы туда платили фоловерсы и сапортеры[123]. На возмещения будем брать из добровольных взносов!

— Вот почему нам так важна шумиха, — улыбнулся Ардиан от самого чистого, какое у него только имелось, сердца. — У тебя аппарат есть?

— Нет.

— Так что ты за журналист?

— Потому что я, курва, off duty, — даже обиделся ты.

— Ничего страшного, — сообщил Ардиан. — У нас есть. Даже камера. Хочешь снять на видео нашу акцию по поджогу Старопольского Замка в Ксёнжу Вельким?

— Вы собираетесь его подпалить? — сделал ты большие глаза.

— Ага, — сказали одновременно Удай с Кусаем. — Коктейлями Молотова!

Ты был слегка разочарован слабым действием эликсиров, в связи с чем раскрыл веджминский ящичек и критично глянул на содержимое. Взял пузырек с зеленым содержимым, открутил пробочку и понюхал.

— Чего это у тебя там такое? — заинтересовался Ардиан.

— Энергетический напиток. Веджминский.

— Что, уже и такие производят? — без особого интереса бросил Ардиан. — Слушай, мы провели рисерч по делу того старопольского Замчища. Как журналиста, тебя ведь это должно заинтересовать, не так ли?

— Ну ты даешь. — Весь этот Ардиан уже начинал действовать тебе на нервы. Ты выдул зеленый эликсир. Гадость редкостная.

Ардиан же вытащил из бардачка несколько сложенных страниц с напечатанным на принтере текстом.

— Значит так, мужика зовут Лыцор Иероним. Ну и он, понимаешь, такой очень даже раскрученный бизнесмен. У него дохрена фирм, сеть бензозаправок «Хробры»…

— А, вспоминаю… Так это его? Хм!

— …сеть продовольственных магазинов «Мешко», и вообще. Еще какие-то склады, какие-то автомобильные салоны…

— А его автомобильные салоны не называются, случаем, «Пяст Колодзей»? — стрельнул ты наугад.

Ардиан просмотрел листки.

— Да. А ты откуда знал? Выходит, чего-то как журналист ты волочешь[124]. Это тебе в плюс. Во всяком случае, говоря в общем, вредитель ужасный, если говорить о публичном пространстве. Ага, он больше всех дал денег на Голгофу возле костела в той деревне, из которой он родом. Да и с самой деревней история тоже веселая.