Драгунский секрет - Дмитрий Линчевский

Неожиданно впереди послышался отрывистый шепот: «Чи, чи, чи», словно осипший воробей зачирикал. Туманов резко натянул поводья, негромко сказав: «Стоять». Леденец не сумел вовремя затормозить и, отклонив голову (успел же, мерзавец), врезался в мощный круп воронца. Алексей с разгона поцеловал его в хвост.

— Подлец! — невольно вырвалось из набитого конским волосом рта.

— Ты кого обласкал? — поинтересовался Илья Петрович.

— Леденца.

— Что, на ногу наступил?

— Понимаю ваш упрек его росту, но хочу заметить, что сегодня на горке он многих скакунов за спиной оставил.

— Ладно тебе, — хохотнул Туманов. — Нормальный конь, обыкновенный рост. По сравнению с ишаком, так великан.

— Вот именно, — буркнул Алексей вытирая лицо. — А почему остановились?

— Дозор просигналил.

— Это чириканьем, что ли?

— Угу.

Невдалеке тихо крякнула утка.

— Вперед, — сказал Илья Петрович, неизвестно зачем махнув рукой (было слышно по шороху одежды). Кто б еще этот знак видел.

Отряд снова тронулся в путь. Судя по густому аромату зрелых ягод, вошли в лес. Удивительные, все-таки, люди, эти «кавказцы». Тут не можешь за передней лошадью без приключений удержаться, а они там, в одиночку, рыщут, дорогу указывают. Поразительно.

— Ветка! — послышалось впереди.

— Ветка! — прозвучало ближе.

Не успел Алексей изумиться еще одному обстоятельству — зачем, спрашивается, в лесу говорить о ветках, когда они тут всюду (не пустыня ж) — как встретил физиономией мохнатую дубовую лапу. Фуражка тотчас покинула голову, на лбу соскочила шишка.

— Зараза! — схватился он рукой за больное место.

— Что там? — справился командир.

— Ветка.

— Упредили ведь.

— Я не понял.

— А ты какой язык понимаешь? Парле франсе?

— Нет. Я не понял, что это упреждение.

— Ты, верно, думал, что люди, заметив в лесу ветку, стали дружно изумляться?

— Наподобие того.

— Соображать надо — не в пустыне ж находимся.

Алексей с ужасом представил, что могло бы случиться, окажись он здесь один. Наверное, так себя чувствуют слепые котята, когда мать переносит их на новое место: ничего не видят, тем более, не понимают.

Где-то на левом фланге послышался мерный шум воды. Отряд начал круто забирать на него. Вероятно, лес заканчивался, потому что подул теплый ветерок. Через некоторое время воздух заметно посвежел. А, спустя пару минут, — о, радость! — перед глазами явилась река. Вода в ней была такой же темной, как все окрест, но глянцевый отблеск нет-нет, да и мелькал в частых волнах. Мрак отступил. У берега обозначились силуэты дозорных.

— Как глубина? — поинтересовался Туманов, подъезжая к ним.

— Коню по брюхо, ваше благородие, — ответил знакомый голос.

— Славно. Ноги мочить не придется.

Алексей не сразу понял, кто говорил с командиром, а когда сообразил, чуть не задохнулся от восхищенья.

— Трифон, голубчик, ты ли это?!

— Я, ваш бродь. Не признали?

— Нет, конечно. Темно ж вокруг.

Да и как его было признать? Ожидал ведь встретить настоящих героев с драконьими глазами, жестким нравом, звериным чутьем, а увидел своего Тришку, простого русского паренька. Впрочем, и героя, без сомненья.

Там, где воронец поглаживал воду брюхом, маштачок уже мыл шею.

— Осторожно, мой друг, не замочите ног, — сказал Туманов, подгибая колени. — Здесь, кажется поглубже, чем ожидалось.

— Угу, — тихо булькнуло в ответ.

Илья Петрович беспокойно оглянулся. Из воды торчали две головы: Леденца и Алексея…

К аулу подошли тихим шагом. Полковник, собрав на пригорке командиров, уточнил задачу.

— Итак, господа, позвольте вам напомнить диспозицию. Туманов со своим отрядом заходит в деревню…

— В аул, — поправил Илья Петрович.

— Да, да. Именно туда следует он. Второй и третий эскадроны перекрывают все выходы из села.

— Аула.

— Да, да. Именно из него. Постарайтесь взять его кругом.

— Кольцом.

— Я имел в виду, окружить, — возразил Евграф Аристархович.

— Тогда все точно. Виноват.

— Да, да. Итак, есть ли теперь вопросы, господа?

— Вопросов нет, — в унисон ответили два драгунских капитана.

— Все ли вам понятно?

— Решительно все! — заверили они.

Туманов дополнил.

— Имейте в виду, что вы стоите не только в оцеплении, но и в резерве, который в любую минуту может получить приказ на вход.

— Ясен день, — кивнули капитаны.

— Тогда, с Богом, — напутственно изрек полковник.

Сказать, что в ауле было светлей, чем в лесу, значило бы покривить душой. Тем не менее, ориентироваться здесь было гораздо легче. Идешь без помех, значит — улица. Уперся в забор, понимаешь — за ним сад. Нащупал ворота, догадываешься — внутри дом. Так, крадучись и запинаясь, без труда окружили татарскую саклю. Едва залезли во двор, с лаем выскочила злобная собака (непонятно, отчего молчала ранее — заманивала что ли?). Большая она была или малая, сказать было сложно — темно. Но, судя по тому, что зубы ее сомкнулись в области поясницы (ближе к низу), можно считать — уж точно, не моська. И вот, какая странность: во двор заскочили сразу десять драгун, а тяпнула она лишь одного. Почему? В смысле: не почему, одного, а почему именно его, Алексея?

Дверь хозяин не открыл, разразившись грубой кавказской бранью. Для того, что б ее понимать, не нужно знать местный язык: не комплиментами же лаял горец. Туманов упредил его, что б не упорствовал, иначе драгуны запалят хату. Татарин подобных угроз не испугался, потому как сакля его была выложена из камня. Тогда Илья Петрович сказал, что теперь же перебьет все окна и, ворвавшись в дом, порубит каждого шашкой. Хозяин сначала притих, а, услышав лязг вынимаемого из ножен палаша, живо отпер двери.

— Ты что, басурманин, в прятки со мной решил поиграть?! — Отпихнув горца, влетел в саклю Туманов. — Обыскать здесь все!

Драгуны, не мешкая, устремились к сараям и навесам. Вспыхнули факела. Темнота попятилась. Алексей воспрянул духом.

— Где русский офицер? — спросил командир, ступив на широкий, с красным орнаментом, ковер, лежавший посреди комнаты.

— Не понимаем, — покачал головой татарин, которому на вид можно было дать лет 50–55.

— Русского языка не знаешь?

— Плох, плох, — подтвердил тот, кутаясь в темно-зеленый халат.

— Тогда собирайся, будем разговаривать в крепости.

После этих слов из соседней комнаты выскочили две женщины и с жуткими воплями бросились на Туманова. Одна, что была в желтой, до пола, рубахе, принялась выталкивать его из дому. Вторя, помоложе, подбежала к басурманину и, прильнув к нему, закрыла собой. Илья Петрович сначала упирался шутейно, но когда татарка вцепилась в него когтищами, оттолкнул ее прочь. Хозяин, сипло гыркнув, кинулся к стене, на которой висели кинжалы и сабли. Туманов резко выхватил палаш. И, что удивительно, горец остановился на полдороге, будто получил удар в грудь. Злобная дерзость его в один миг улетучилась.

— Что хочешь, урус? — спросил он на довольно сносном русском.

— Вот и заговорил, — с удовольствием констатировал Илья Петрович. — Так, где наш офицер?

— Не знаю.

— Тогда собирайся, едем в крепость.

Женщины, как по команде, заголосили. Пожилая вновь бросилась на командира, молодая опять прижалась к басурманину. Туманов не стал дожидаться повторения мизансцены и заранее вытащил палаш. Татарка, увидев пред собой кончик лезвия, встала, как прилипла. Отпихнуть его рукой побоялась, оно было заточено с обеих сторон.

— Что хочешь, урус? — заново спросил хозяин.

— Наш офицер где? — в который раз повторил командир.

— Не знаю.

Илья Петрович нервно вздохнул.

— Теперь, я, кажется, должен сказать, что б ты собирался? — женщины вновь приготовились раскрыть рты. — Но я поступлю иначе. Драгунам, взять его!

Прежде, чем татарки заголосили, двое крепких ребят схватили басурманина за руки за ноги и бревном выволокли на улицу. Туманов, распорядившись, что б дом хорошенько обыскали, вышел следом.

У ворот уже собралось пол-аула жителей, большей частью, горластые женщины. Крики, завывания, проклятья посыпались на головы драгун со всех сторон. Если на вас когда-нибудь нападала стая уличных собак, вы поймете, что такое, возмущенные татарки.

— Разойдись к ядреной матери! — отбивались от них служивые.

Алексей продирался сквозь толпу к Леденцу, на которого решили погрузить хозяина (конь невысок — удобно). Но пройти каких-то десять сажень оказалось труднее, чем переправиться через реку. Давно уж были оторваны медные пуговицы, эполеты, кинжал. Остались только винтовка да сабля, и то, лишь потому, что в обе вцепился руками. Неглупый прием — напускать женщин на войска, шашкой здесь не помашешь — слабый пол, все-таки. Опять действовала горская тактика.