Лунные бабочки - Александр Экштейн

— Рими, — легло в него пониманием внутреннее и облаченное время хорузлита, — ты весь запыленный. — В хорузлите Время исполняло контролирующие функции, с ним можно было общаться, оно было сотворено из той же космической субстанции, что и элохимы. — Войди в аидный нейтрализатор, Рими, отряхни с себя пыль поверхностной жизни статик-раба, пообщайся с демиургами. Сейчас в Аду и у нас моменты концентрированного осмысления. Опять пришли «лунные бабочки».

Рими был раньше Леней Светлогоровым, а до Лени — главным специалистом по иудаизму в ООН Адином Штейном, а до Адина Штейна — архитектором Гусаком Вайсом в Праге, а до Гусака Вайса — осведомителем гестапо Арнольдиной Шмерлин в варшавском гетто. До Арнольдины Шмерлин он пребывал в созвездии Агност, проходил через очистительное безумие Серой звезды, параболический вакуум которой заглатывает «черные дыры» и мини-секундных белых карликов Вселенной, до очищения в Агносте был римским императором, а еще раньше — богом Шивой, то есть человеком доэлохимно-демиургового периода. Теперь же Рими — лазурный лама, вернувшийся из информационного поля статик-рабов на поверхности земли, временно вошедший для прохождения карантина в аидный изолятор и сразу же увидевший за его прозрачно-прохладной оболочкой пламенно-плазменный мир бледных демиургов…

— А, Рими, — вырвался из вязко-густой крови огненной плазмы причудливо-лицеобразный овал лемурианца Василиска. — Ты умер, потому что опять пришли те, кого мы не можем объяснить?

Действительно, лазурные и демиурги не могли понять природу «лунных бабочек», как не могли понять природу самой Луны, которая была инородной в плывуще-схемной конструкции Солнечной системы. Земля тоже когда-то была инородной, но ее адаптировали, благо в то время энергия клио-вселенных была в пределах досягаемости, и даже планетарное межгалактическое облако Рааай было на расстоянии мыслетворения. Тогда Рими был Шивой, плоть от плоти настоящим землянином.

— Я всегда удивляюсь, когда вижу задающего вопросы лемурианца. — Рими увидел вдали полыхающе кольцеобразные контуры самого мудрого демиурга Велиала. — И не беспокоюсь при мысли о «лунных бабочках».

— Мы тоже, — уплыл в воющее плотное пламя Василиск, и за ним долго уплывала его шестиметровая усмешка.

Рими, в отрезке Шивы, был преобразован демиургами в неодемиурга и вовлечен в сотворение хорузлита-лунита, а затем погружен в информационный свет элохимов. Он, Шива, и другие перволюди, возникшие одновременно с Землей, — Кецалькаатль, Сатана, Кришна, Вишну, холодный Арктик, расплывчатый и грозный Стрибог, скальный Один, обволакивающий Агар, Ахей, Куикуилько и другие, — все прошли через ритмично-временную неодемиургность и все рожали нити хорузлитно-лунитной планеты внутри земной плоти. Если бы не они, то хорузлит не смог бы вживиться в чрево земли, произошло бы отторжение. Любопытным было то, что перволюди багрового периода очень комфортно чувствовали себя в алогичной действительности и легко, пройдя через провалы умирания, вливались в элохимство.

Рими чувствовал, как аидный нейтрализатор вытягивает из него вирусы последнего воплощения по имени Леня Светлогоров. Из спрессованного до монолитной непроницаемости огня выдавился глаз Сатаны, первоземлянина-неодемиурга, зрачок которого напоминал взрыв ядерной бомбы.

— Шива, — прошел через лазурного Рими на диапазоне параллельности зов, — а ведь эти беспороды, статик-рабы, слишком заразились от промежуточных людей дерзостью мысли, и опять, уже во второй раз, явились «лунные бабочки».

Рими откликнулся на зов одного из своих многочисленных братьев безучастной отстраненностью, и глаз Сатаны задернулся пламенем.

Ясность и чистота созвучия с элохимным миром постепенно заполняли Рими, лазурного ламу седьмой агностической степени спирального знания. Сатана вновь выдавился губами из пламени:

— Шива, а ведь статики не такие уж и рабы. Вот ты, например, должен был воплотиться в статика, чтобы понять причину высшей деградационности. К тому же у меня есть уверенность, что они собираются к Юпитеру, да, Шива?

— Уйди, Сатана, — свирельно прозвучал Рими. — Я хочу отсутствовать, мне неинтересно говорить об этом.

И Сатана вновь, на этот раз окончательно, запахнулся пламенем, из которого еще несколько раз выдавливались оттеночные образы демиургового мира неформности, духи-гении двадцати четырех состояний существования, но видя, что лазурный сосредоточен на возникающем решении, они оставили его в покое.

Колокольчики внутреннего времени сообщили Рими об окончании карантина, и он, покинув аидный нейтрализатор, сразу же стал пропускать через себя непрерывный поток глобально-детальной информации…

Глава двенадцатая

Руководитель рыболовецкого АО «Приазовское», что в семидесяти километрах от Ростова-на-Дону, Иван Степанович Нечитайло, был погружен в думы. Еще бы. На территории АО, сконцентрировавшегося в трех приазовских селах Чулек, Нахапетово и Люлякино, поселилась молодая семья невиданной для этих мест колоритности. Мало того что фамилия у них была Волчанские, так они вдобавок к этому бросили вызов и руководству акционерного общества, и районной власти, и даже, в какой-то мере, всему привычному и накатанному укладу жизни приазовских сел юга России. Во-первых, Волчанские купили лучший дом на центральной усадьбе в Нахапетове, прямо на берегу моря, и тут же, разрушив его, приступили с помощью наемных строителей с Украины к постройке нового, который своей архитектурой напоминал гибрид канувшей в Лету французской Бастилии с виллой московской звезды театра и кино Александра А. в ближнем Подмосковье. Легко представить себе, как выглядел этот дворец среди далеко не убогих, но очень уж простецких усадеб села Нахапетова. Это была наглость номер один. Во-вторых, вокруг своего демонстративно-экзотического дома Волчанские воздвигли, с помощью тех же строителей и двух арендованных автокранов, высокий забор из огромных глыб дикого кремниевого камня, тем самым скрыв дом и двор от любопытных взглядов. Это была наглость номер два. А в-третьих, они вели себя так, будто вокруг них не существовало начальства. Установили у себя спутниковую антенну, связь, завели дружбу с наиболее предприимчивыми и работящими аборигенами. Но волновало руководителя и фактического владельца АО «Приазовское» другое. Из Ростова стали поступать так называемые намеки для дебилов, то есть его покровители из областной администрации сообщили ему прямым текстом, чтобы он, черт побери, продал свой пакет акций, позволяющий владеть несколькими десятками кубических километров Азовского моря, вот этому, напоминающему Пьера Ришара, клоуну по имени Григорий Прохорович Волчанский, которому там, в Ростове, как сказали его покровители, кто-то тайно и мощно покровительствует. «Киллера нанять, что ли? — подумал Иван Степанович и тут же отмахнулся от этих мыслей. — Да нет, нельзя, я же не мразь с рогами».

Что бы там ни думал Иван Степанович Нечитайло, а жители Нахапетова полюбили и зауважали супружескую пару Волчанских. Конечно, никто в рыбацком селе не знал, да и не мог знать, что Григорий Прохорович и Анастасия Гансовна были убийцы категории «солнечные», способные к интеллектуально-аналитическому восприятию как классифицированных, так и неожиданно-хаосных ситуаций. Откуда жители Нахапетова могли знать, что «Григорий да Настя» обладали интеллектом уровня «2 трилистника» и аномальными физическими возможностями? Не смогли бы жители Нахапетова понять разницу между системой «Вольфрам», по которой обучался Григорий Прохорович, и системой «Черная вдова», по которой обучалась Анастасия Гансовна. Зато аборигены села хорошо усвоили, что «Гриня да Настя» разбираются в деревенских делах, не отказывают в помощи, грамотные, богатые, нос не задирают, в общем, хорошие люди, хозяева, одним словом. Им даже не завидовали, сразу же признав за ними право на исключительность. Конечно, некоторые странности замечались за Волчанскими, но они только прибавляли чете дополнительный шарм ХОЗЯИНА. Так, однажды подросток, сын бригадира Жарова, Колька, ранним туманным утром видел, как Анастасия Гансовна, будучи на сносях — на девятом месяце, определили женщины села, — шла босиком вдоль Донца к дальней роще. На ней было широкое лиловое одеяние странного покроя, напоминающее одновременно сарафан и рясу. Подходя к десятиметровой ширины протоке, пересекающей ее путь, она не пошла, как все, к галечной отмели выше по течению, а, разогнавшись, высоко подпрыгнула и, совершив в воздухе сальто, опустилась на ноги уже на другом берегу протоки. Кольку до того потрясла картина летящей через протоку беременной женщины в странном одеянии, что он даже влюбился в нее и рассказал об этом по секрету лишь своему закадыке другу Ваське Ветрову, а тот разнес по всему Нахапетову. Правда, «разнес» как-то странно, начиная свой рассказ с вопроса: «Слышал, Колька Жаров головой так сильно стукнулся, что у него видения начались и его скоро в больницу увезут?» Если человек «не слышал», то Васька начинал рассказывать ему о «видении», о «летящей ранним туманным утром через протоку беременной Анастасии Гансовне с развевающимися волосами и в сиреневых одеяниях». В Нахапетове именно так и решили, что Колька «сильно стукнулся», мать даже повезла его, несмотря на протесты, к доктору в районное село Неклиновку, но доктор отправил их обратно, объявив матери Кольки: «Не морочь мне голову, баба дурная».