Москва: мистика времени - Елена Коровина

А Тамара тогда подумала: «Чудит старая актриса. В привидения верит. Неглинка – река Времени… Глупо-то как…»

Но спустя девять лет Тамара совсем по-другому вспомнила эту историю. Потому что и сама попала в нечто подобное.

14 июня 1965 года Неглинка-река снова вышла из берегов. На этот раз «помогли» еще и проливные дожди. Подземные стоки не выдержали столько воды и выплеснули всю ее на поверхность. Липкая подземная грязь, пахнущая всякой мерзостью, распространилась вместе с водой почти на 25 гектаров в центре – от Трубной до опять же Театральной площади. Правда, теперь наводнение не было столь уж мощным – всего-то полутораметровый уровень воды, а местами и меньше. Но все равно вода просочилась в подвалы, нижние этажи домов. Оказался залитым и склад ЦУМа, который, как известно, находится на Неглинной улице. Товары, конечно, промокли, многие пришли в негодность.

Тамара в тот вечер шла по верхней части улицы Кузнецкий Мост. Туда вода не дошла. Хотя затхлый запах витал и здесь, не позволяя останавливаться. И тут…

Тамаре показалось, что второпях она чуть не наступила на грязную кучу. Но та вдруг… подскочила, взвизгнула. И не куча вовсе – девчонка, худущая, вся в лохмотьях, грязная. Приподнялась с мостовой и снова бухнулась – прямо Тамаре в ноги:

– Прости, матушка-барыня! Прости душу грешную!

Тамара отскочила, сама чуть не завизжав от неожиданности и… страха. Что-то в девчонке (или молодой девушке?) было непонятное, вгоняющее в оторопь. Не то, что она была измождена и худа до предела – прям узница Освенцима. И даже не то, что в ноги бухнулась и матушкой-барыней назвала. А нечто совсем странное – от девушки исходило непонятное свечение и веяло холодом, от которого, кажется, вмиг озябло не тело, но душа Тамарина.

А девица тем временем попыталась обнять ноги ошалевшей Тамары. Ну это уж слишком! Тамара тряхнула ногой и тут поняла вообще немыслимое – пальцы девушки прошли сквозь ее ногу, но она не почувствовала никакого прикосновения. Да что же это?! Мало того, что сумасшедшая какая-то, так еще и… призрачная. Неужели действительно – призрак? Но где?! В центре Москвы – на Кузнецком Мосту?!

Из оторопи Тамару вывело причитание девицы:

– Так вы не матушка-барыня? Нет, вижу, что нет! Вот слава те, Господи! А я уж думала – попалась…

– Кому попалась?

– Дак барыне нашей, Дарье Николаевне Салтыковой!

Тамара скривилась – про Салтычиху все помнят. Уж больше двухсот лет прошло с ее смерти, а память о проклятой душегубице живет. И то – за пять лет почти полтораста загубленных душ. Хозяйка пытала крепостных собственноручно – обливала кипятком, протыкала раскаленным прутом, резала ножами. Больше всего ненавидела девушек и молодых женщин, особливо если те, не дай бог, были хороши собой. Изверг. Но почему эта призрачная девица говорит о ней?!

– Дак мы ж в ее владениях! – отозвалась та.

Тамара подняла взгляд по направлению протянутой девичьей руки. Угол Кузнецкого Моста и Рождественки. Теперь это дом с тройным номером – 20/6/9.

– Это сейчас все выглядит не как тогда, при барыне-то. – прошептала девушка. – Я уж не впервой тут оказываюсь. Понимаю, что другие времена. Но все в ужасе – вдруг наша душегубица тоже по временам странствует.

– Как же можно странствовать?! – изумилась Тамара. Она даже позабыла про страх – любопытство взяло верх.

Угол улиц Кузнецкий Мост и Рождественка, дом 20/6/9

– Дак ведь река Неглинка… – протянула призрачная девушка. – По ней и ходим во времени-то…

Тамара вдруг вспомнила отчетливый голос старой актрисы: «Река – проводник Времен. Сама все время обновляется – течет в будущее. А берега, теперь, конечно, каменные своды, все те же остаются. Вот и можно в определенные дни, когда поток обретает самую большую силу, перейти из одного времени в другое».

Выходит, старая актриса не выжила из ума, как тогда показалось Тамаре. Получается, Неглинка – портал времен, дорога для потока Времени.

– Но как вы здесь ходите? – изумилась Тамара.

– Дак я и сама не ведаю… Просто выносит меня. Я-то еще в 1756 годе в Неглинку кинулась. Слава богу, меня Митрич, приближенной к матушкиным покоям, упредил: знает про тебя Дарья Николаевна-то…

– Что знает?

– Что мы с Васяткой-конюхом… ну что люба я ему. Он мне открылся. Ну и я ему в руки далася… По-благородному-то это «любовь» прозывается. Ну а у нас по-простому говаривали – «в руки пошла».

Вона как! Тамара вскинулась – так вот откуда выражение «пойти по рукам». Выходит, изначально оно имело совсем не отрицательный смысл, не осуждающий.

– Матушка-то этого не выносила совсем! – все объясняла девица. – Она ж Кровавой Барыней не враз стала. А как муж умер да осталась она без мужской ласки-то, начала ухажеров приманивать. Ну и влюбилась в одного – Николай Андреевич Тютчев его звали.

Тютчев… Что-то вспоминается. Действительно, дед нашего знаменитого поэта Тютчева имел какую-то любовную интрижку…

– Хороший был барин, добрый, – продолжала девушка. – Частенько нас предупреждал, что матушка не в духе. Но однысь увидел Кровавую Барыню в деле, как она дворовых-то секла – так любовь с него, словно чулок, и спала. Убежал он от матушки-то. Ну а потом и вовсе другую замуж позвал. Так наша барыня-то так осерчала – два десятка девок кипятком залила. Одну, на сносях уже молодуху, прутом железным проткнула. Господь Спаситель, как же кричала, бедная… Мотька, слуга, тогда ухи заткнул – не было возможности крик-то такой страшный слушать, – дак матушка в сердцах, распалясь, ему ухи-то и отрезала. Очень уж она тогда на всех влюбленных осерчала. Особливо на девок. Все ей казалось, раз не может наказать невесту Тютчева, так своих девок изведет. Ну и изводила. Так что, прознав, что ей про меня с Васяткой известно стало, я в Неглинке и утопилася. Все легче, чем издохнуть, проткнутой железякой-то. Потому я тоже ребеночка ждала. Ну а раз меня не достать уж было, Салтычиха-матушка Васятку кипятком в бочке залила.

– И как же теперь? – со страхом осведомилась Тамара.

– А ничего… – Девица улыбнулась. – Тута много девок – кто от любви в речку кинулся, кого мужики, чтоб скрыть свой грех, столкнули. За века-то тут тысячи душ последний приют нашли. Но беда – тесно нам. Вот и выталкивает вода наружу. А кто и сам выходит. У нас же цель имеется. Если кто живую душу вместо себя в речку заведет, так сам из водного плена вырвется. Но мы, Салтычихины девки, другую цель имеем. Хотим в каком-нибудь времени Кровавую Барыню подстеречь и с собой уволочь.

– Не выйдет у вас, – проговорила Тамара осипшим голосом. – Ее за зверства осудили в 1768 году и подвергли гражданской казни.

– Казнили? Вот счастье-то! – Девушка всплеснула руками.

– Нет, гражданская казнь – это когда человека привязывают к позорному столбу. Ее на Красной площади при всех привязали. Над головой у нее сломали шпаги.

– Это зачем?

– Так показали, что лишают ее дворянства, что теперь она – никто. А потом увезли в Ивановский монастырь и там посадили в каменный мешок.

– Это хорошо! – улыбнулась девушка. – Выходит, перед смертью она узнала, что такое страдания. Но с другой стороны – плохо. Ивановский монастырь в Белом городе. Там Неглинка не течет. А мы не можем выходить за пределы реки-то. Значит, нам Кровавую Барыню не словить ни в каком времени. Плохо… Но может… – Призрачная девица подняла глаза на Тамару. – Может, я тебя словлю?

Тощая призрачная рука протянулась к Тамаре, начала расти на глазах, пытаясь дотянуться до горла, засветилась в наступающих сумерках… Тамара взвизгнула и непроизвольно перекрестилась. Конечно, как и все жители Страны Советов, она не должна была верить в Бога. Но уж слишком часто Тамара общалась со старой актрисой Яблочкиной. А Александра Александровна верила стойко и истово, даже несмотря на то, что вера запрещалась и высмеивалась. И вот теперь Тамара непроизвольно вспомнила молитву, которой ее учила старая актриса.

– Отче наш, – зашептала Тамара, – иже еси на Небесех…

Призрак бедной утопленницы дернулся и растаял в вечернем сумраке. Был или привиделся? Непонятно. Одно ясно: старая актриса спасла жизнь своей верной поклоннице.

Поток Времени

Район реки Неглинки

Конечно, в нашем городе Москва-река – градообразующая. Недаром у города и реки одно имя. Но Неглинка – река тайная. И хотя в лучшие времена была у нее длина всего-то 7,5 километра и числилась она лишь притоком Москвы-реки, но влияние ее на жизнь города всеобъемлюще. Даже заключенная в 1817 году в трубу и спрятанная под землю, она мистическим образом воздействует на москвичей.

Река-миф. Река-призрак. Но ее символы на всей поверхности центра: район Самотеки с Самотечной площадью – там, где река текла, казалось, возникая сама собой, но на самом деле питаясь из многочисленных ручьев; Цветной бульвар – там, где некогда по берегам были разбиты цветочные сады, Трубная площадь и Трубные улицы – там, где реку спрятали в трубу, Неглинная улица – ну это название говорит само за себя. А чего стоит только проложенный через Неглинку Кузнецкий мост – тоже мост-призрак, которого уже давно нет, на месте которого теперь крепкая булыжная мостовая. Но ведь именно там, на Кузнецком, обосновались самые легендарные московские призраки: серый экипаж с призрачным возницей, который забирает в вечность ночных зазевавшихся прохожих, призрак несчастной француженки Жужу, погибшей под колесами лихача в начале ХХ века, или вот уже упоминаемые призраки замученных крепостных Кровавой Барыни Салтычихи.