Подсолнухи зимой - Екатерина Вильмонт

– Марго! Ты… Ты…

– Ты хочешь сказать, что я самая умная?

– Нет, я хочу сказать, что я самый счастливый на свете, оттого что у меня такая жена.

– А где ты взял журнальчик?

– Мне его принесла Тошка.

– Так… Значит, благородное семейство в курсе. Ничего. Я все улажу.

За ужином царила странная для этого дома атмосфера. Только Эличка, по-видимому, ничего не знала. А Таська, Тошка и Нуцико смотрели на Марго изумленно-испуганными глазами. В какой-то момент, когда Эличка пошла на кухню, она, понизив голос, сказала:

– Прошу вас всех никуда дальше эту пакость не распространять. Эличке не говорите. Я решила наплевать с высокого дерева на эту историю. И больше ни слышать о ней, ни думать не намерена. Я понятно выражаюсь? И обсуждать ее тоже не советую. Обсуждать, собственно, нечего. Все.

Когда через минуту Эличка внесла новое блюдо, ее приветствовали облегченно-восторженными возгласами. Атмосфера разрядилась.

– Тетя Марго крутая! Обалдеть просто! – восторгалась Таська. – Я думала, невесть что теперь будет, а она… Супер!

– Да, мама умная и, кажется, его любит. Но она зря думает, что на этом все кончится.

– Ты считаешь, та тетка будет продолжать?

– Дело не в ней…

– А в ком?

– В друзьях и родственниках.

– То есть?

– Сама что ли не понимаешь? Сейчас начнутся выражения сочувствия, охи, ахи, обсуждения. Маму будут науськивать на Даню, смотреть на нее с жалостью, словом, вони будет еще много, до следующего номера…

– Какого номера?

– Журнала. А это не меньше месяца… А еще всякие благочестивые идиотки начнут выть, что Даня обязан признать ребенка или по крайней мере содержать его… Мама хлебнет… Хорошо бы ей на этот месяц куда-нибудь свалить, но она не сможет…

– Тошка, Нуцико права…

– В чем она права?

– В том, что ты не сможешь быть счастливой…

– Да почему? Если я, например, влюблюсь, я сразу сдурею. Одна мамина подруга, писательница, уверяет, что, влюбляясь, все женщины дуреют. И я не исключение… Правда, мне трудно влюбиться… Ну ничего, авось получится… Ну что твой Воздвиженский?

– Я вчера в Интернете видела, что у него якобы роман с австралийской певицей, аборигенкой… – убитым голосом проговорила Таська.

– Ты поверила и рассиропилась?

– Честно говоря, не очень, она страшненькая такая, и потом, он мне пишет…

– Молодец! Этим интернетовским новостям нельзя верить, хотя я и не исключаю, что он с ней переспал.

– Тошка! – побледнела Тася.

– Таська, молодым мужикам постоянно нужно с кем-то трахаться, да и немолодым, кажется, тоже. Вон дядя Лева…

– Что дядя Лева?

– Говорят, он трахает все, что шевелится.

– Тош, ты зачем все на меня вывалила?

– Нет, насчет аборигенки ты сама… А я просто попыталась тебе объяснить, что если даже там что-то и было, это естественно. А ты, видимо, действительно здорово влюблена, когда ты только приехала, была раз в пять умнее. Да ладно, не злись! Я же тебе добра желаю. Он тебе пишет. Он тебя любит, но пока не как женщину, а как идеал…

– Идеалом быть как-то скучно…

– Это правда. Но ты имеешь шанс из идеала превратиться в живую женщину, и тогда уж у него крышу снесет, не починишь.

Таська зарделась.

– Тош, странно, я иногда злюсь на тебя, а потом понимаю, ты права. И, наверное, оттого, что мы сначала были вроде как на равных… а потом я влюбилась, сдурела, и ты стала со мной говорить немножко снисходительно…

– Снисходительно? Я так выгляжу? Ужасно! А я ни в кого не влюблена и дуреть вроде не с чего… Извини, я буду за собой следить.

– Мне иногда кажется, что тебе не шестнадцать лет, а все тридцать…

– Ерунда, не обращай внимания. Просто я всю жизнь живу среди взрослых и не самых глупых людей.

– Тош, скажи, ты не знаешь, у мамы и дяди Левы… что-то есть?

– По чесноку?

– Аск!

– Мне кажется, еще нет, но наклевывается.

Тошка проснулась от зубной боли. Боль была настоящая, невыдуманная. Она выпила таблетку анальгина, укутала голову теплым платком и мало-помалу ей стало легче. Но утром она заявила, что поедет в город к врачу.

– Что за поразительный ребенок! – воскликнул Даниил Аркадьич. – Сам просится к зубному врачу. Я в ее возрасте боялся зубных врачей больше, чем крокодилов.

– Молодец, Тошка, умница, – ласково погладила ее по голове Эличка. – Поезжай с мамой.

– Конечно, – кивнула Марго, – только после врача ты уж сама действуй. Володя мне будет нужен, у меня сегодня много разъездов. – А Тася с тобой не поедет?

– У меня сегодня урок, – простонала Таська. Она чувствовала себя предательницей. Тошка с ней поехала, когда она притворялась, а теперь…

– Не парься, – шепнула ей Тошка. – Все нормально, я же не боюсь.

Доктор Моисей Израилевич Тошку обожал.

– О, моя любимая пациентка… Что стряслось, зубик болит? Ничего, это дело поправимое. Открой-ка ротик, так… Вот так больно? Нет? Хорошо, а так?

– Ай!

– Все понятно. Сейчас немножко полечим наш зубик и будем жить дальше, весело и счастливо. А как мамочка?

– Нормально.

Слава богу, он этих журналов не читает, подумала с облегчением Тошка.

Минут через сорок доктор ее отпустил.

– Если все будет хорошо, покажись мне на всякий случай месяца через два, а если будет хоть чуточку болеть, сразу ко мне. Ну, привет всему семейству!

– Спасибо, Моисей Израилевич. Как хорошо жить, когда ничего не болит!

– Ты, как всегда, права, моя дорогая.

Тошка вышла на улицу. День был не слишком жаркий, но солнечный. Захотелось пройтись, съесть мороженого, но не раньше, чем через два часа. Отлично, нагуляюсь, а потом с полным правом поем мороженого. Она позвонила Марго и сообщила о результатах визита к дантисту.

– Хорошо, ты меня порадовала, – сказала мама. Но голос у нее был совсем нерадостный. Достают ее с этой статейкой. Но тут я ничем не могу ей помочь.

Тошка обожала бродить одна по Москве, тем более что доктор принимал на Второй Фрунзенской. Тошка пошла по набережной. Пойду вдоль реки, может, проедусь на речном трамвайчике. Хорошо!

Идти вдоль набережной было на удивление приятно. Навстречу шла женщина в темных очках и с палочкой. Слепая. Тошка посторонилась, а двое молодых парней перли напролом, не глядя по сторонам и гогоча, Тошка хотела крикнуть им, но тут женщина задела одного из них палочкой.

– Слепая, да? – вызверился один.

– Извините, я действительно не вижу, – пробормотала женщина.

– А не видишь, нечего по улицам шляться, нормальным людя́м мешать.

– Эй ты, мурло! – вскипела Тошка. – А ну заткни пасть!

– Чего? Это ты мне, шмакодявка?

– Тебе, тебе! Да как ты смеешь, скотина, так с человеком, а?