Цветы к сентябрю - Николай Станишевский

Он вопросительно посмотрел на Полли.

— Завтра, — кивнула она. — С утра. Сегодня они пройдут соответствующую санитарную обработку.

— Завтра, — мужчина улыбнулся. — Моя дорогая Джина, мы с тобой снова увидимся завтра!

Он подошёл ко мне, быстро наклонился и поцеловал в лоб. Прикосновение губ было настолько мягким, что я почувствовала, как по телу пробежала лёгкая, волнующая дрожь.

— До завтра, дочка, — он посмотрел на меня слегка влажными глазами, повернулся и направился к двери.

Неожиданно я поняла, что меня так сильно мучает один вопрос, что я не смогу подождать ни до завтра, ни до вечера, даже ни одной минуты! Секунду я колебалась, думая, как лучше к нему обратиться.

— Эй! — позвала я тихонечко.

Он замедлил шаг.

— Николас!

Он остановился.

— Папа!

Он обернулся.

Теперь его карие с зелёными крапинками глаза не были влажными и грустными, они излучали мягкий, тёплый свет.

— Я тебя слушаю, Джина.

— Папа, — я почувствовала, что краснею до кончиков волос. — Я… я хотела у тебя спросить… А в той жизни, которая была до всего этого, — я обвела больничную палату смущённым взглядом, — у меня был муж?

Его губы тронула странная усмешка. Я могла поклясться, что он улыбался, но уголки его губ не поднимались, а опускались!

— Мы поговорим об этом завтра, — сухо сказал он. — Отдыхай, набирайся сил.

И не успела я открыть рот, как хлопнула входная дверь.

19 августа

Ночью спалось плохо, снилась разная ерунда, отчего я постоянно просыпалась. Поэтому, когда утром Полли зашла в палату, то сразу же отметила мой несвежий вид и помятую физиономию.

— Так нельзя, миссис Джина, — недовольно пробурчала она. — Если встречи с отцом неблагоприятно воздействуют на ваше самочувствие, я буду вынуждена ставить перед главным врачом вопрос о сокращении их количества.

— Нет, только не это! — почти что воскликнула я.

— Я вас прекрасно понимаю, — Полли положила руку на грудь. — Вы каждый день узнаете что-то новое, к вам возвращается память, а вместе с памятью возвращается жизнь. Но… слишком уж вы возбуждаетесь, и весь лечебный режим идёт насмарку. Постарайтесь как-то сдерживать свои эмоции, что ли… Иначе вы так долго не поправитесь. Вам здесь ещё не надоело?

— Надоело, — честно призналась я.

— Тогда тем более, — Полли сцепила руки на животе и внимательно посмотрела мне в глаза. — Послушайте меня, Джина. У вас всё в порядке, жизнь потихонечку налаживается. Вы обрели имя, вас, наконец-то, нашёл отец. Сейчас самое главное — поменьше волноваться. И все! Ещё максимум три недели, необходимые анализы, тесты — и… Вы — свободный человек и вновь сможете вступить в окружающий полноценный мир! Восьмого сентября вы уже навсегда покинете эти стены! Разве это плохо?

— Хорошо, — я в задумчивости потёрла подбородок. — Полли, мне кажется, что число, о котором вы сейчас сказали… Восьмое сентября… Что-то в моей прошлой жизни было связано с этим днём…

— Может быть, какой-нибудь семейный праздник, чей-нибудь день рождения? — высказала предположение сиделка. — Ваш, или вашей мамы, а, может быть, вашего отца?

— Может и так… Но у меня какое-то совершенно противоположное ощущение… День рождения, он связан с радостными и приятными хлопотами, а мне, наоборот, эта дата представляется темной и густой, как растаявшая на солнце вакса…

— Мне кажется, что вы преувеличиваете, — Полли махнула рукой. — У вас слишком разыгралась фантазия.

— Возможно, — согласилась я, а про себя подумала: «Нет, это не фантазия моя буйствует, я определённо чувствую — в этот день произошло что-то нехорошее».

Возникла пауза. Полли о чём-то задумалась, положив скрещенные руки на живот и пристально глядя вдаль. Я посмотрела в окно — нет, ничего нового, все тот же безрадостный серый пейзаж, та же печальная дымка пепла и наступающей осени.

«Дни поздней осени ругают постоянно, — неожиданно вспомнились мне строчки из стихотворения какого-то поэта, — мне нравится она…».

Подмечено абсолютно верно! Все мы нервничаем и брюзжим, когда остывает солнце, и вместе с уходящим теплом исчезают последние летние дни. Я тоже из этой породы. Но, стоит посмотреть на происходящее под другим углом, получается, что эта беспросветная мгла принесла мне лишь хорошие новости. Я, похоже, и в самом деле люблю осень, потому что отец нашёл меня, когда осень начала заявлять о себе. Действительно, всему своё время.

— Джина, — нарушила молчание Полли, — во сколько сегодня хотел подъехать ваш отец?

Ей явно хотелось перевести разговор на другую тему.

— Не знаю, — растерянно пробормотала я и тут же поняла, что у меня действительно нет никакой информации. — Он ничего не сказал…

— Я думаю, ничего страшного, — женщина попробовала улыбнуться, но у неё не получилось. — Я потом справлюсь внизу, на «ресепшн», может быть, они чем-то располагают…

— Не волнуйтесь, — я печально вздохнула. — Не стоит беспокоиться. Если сказал, что придёт, значит, так оно и будет. Просто вчера он как-то странно себя повёл, когда я спросила о замужестве.

— Я тоже это заметила, — согласилась Полли. — Сразу занервничал и даже слегка изменился в лице, хотя, судя по всему, человек он — выдержанный и умеет управлять эмоциями…

— А вдруг у него с моим мужем были проблемы? — предположила я. — Обычно тести и зятья редко могут найти общий язык.

— Все возможно, — согласилась женщина. — Не берите в голову, сегодня вы узнаете об этом более подробно.

Мы ещё немного помолчали.

— Кстати, — заметила Полли. — Ваш отец выглядит довольно моложаво. Как, по-вашему, сколько ему лет?

— Даже не могу предположить, — я пожала плечами. — Лет сорок, с чем-нибудь, наверное, ближе к пятидесяти…

— Вот и я о том же. Если учесть, что ему примерно сорок пять, а вам около тридцати… Сколько же ему было лет, когда вы родились?

Я отправил тебя в прошлое в девятнадцать лет…

Поражённая внезапной догадкой, я уставилась на неё, словно увидела в первый раз. Но тут же другая, более трезвая мысль вытеснила возникшее подозрение. Я быстро взяла себя в руки.

— Возможно, он просто хорошо выглядит, — уклончиво ответила я.

Как я могла объяснить этой женщине, что точный возраст моего отца невозможно установить! Вероятно, он был таким десять лет назад, когда только что провёл первые эксперименты и стартовал на мои поиски? Наверняка, сейчас он уже намного старше и голова вся седая. Я смотрела на Полли и знала, что она меня не поймёт. Не поймёт и не поверит. Поэтому, даже не стоит пытаться что-либо объяснять.

Но возможно ли сейчас установить мой возраст?

Наступила третья пауза в нашем сегодняшнем разговоре, на мой взгляд, самая долгая и неприятная. Мы смотрели друг на друга, и каждый думал о своём, но вслух сказать этого не решался.

Ситуацию разрядил щелчок дверного замка, и в палату заглянула женщина в белом халате, которую я раньше никогда не видела.

— Полли, вас к телефону, — смущённо пробормотала она и кивнула мне. — Извините. Здравствуйте.

— Интересно, кто это может быть? — засуетилась Полли. — Обычно на работу мне звонят крайне редко.

— Может, муж? — улыбнувшись, предположила я.

— У меня нет мужа, — сухо отрезала женщина и захлопнула за собой дверь.

Я осталась одна и почувствовала себя ужасно неловко. Какая же я всё-таки дура и постоянно лезу туда, куда меня не просят! Совершенно очевидно, что своим бестолковым замечанием я расстроила, в принципе, неплохого человека. Надо будет обязательно извиниться.

Дверной замок щёлкнул вновь. Появилась Полли. В правой руке она держала изящную радиотелефонную трубку.

— Это вас, — она натянуто улыбнулась. — Ваш отец.

Отец! Я почувствовала, что на спине начались тараканьи бега. Что могло произойти? Почему он звонит, когда обещал приехать?

Дрожащими руками я взяла белый кусок пластмассы.

— Да… — выдавила я деревянным голосом.

— Джина! — послышался далёкий, печальный голос. — Здравствуй, дочка!

— Здравствуй, папа! — поспешно ответила я. — Что-нибудь случилось?

— Ничего серьёзного, — он немного помолчал. — Просто неожиданные деловые встречи. Я сегодня, наверное, уже не смогу заехать…

— А вечером? — я почувствовала, как у меня одновременно заныли виски, зубы и поясница. — Приезжай вечером, когда освободишься!

— Не знаю, — его голос стал совсем сухим и шершавым, как избитый пустынными ветрами песок. — Я постараюсь, но не обещаю… Сегодня у меня был тяжёлый день. Я потому и звоню, чтобы ты не волновалась…

— Понятно, — в уголках глаз появилась горячая жидкость. — Ладно, папа, ничего страшного, конечно, дела есть дела. А завтра… завтра ты придёшь?