Интенсивность (ЛП) - Кеньон Шеррилин

— Ты настоящий?

Монакрибос фыркнул.

— Я думал, что со временем мы становимся более разумными. — Он разочарованно покачал головой. — Жаль, мы становимся тупее.

— Эй! Не я втянул нас в эту неразбериху. Так что не навязывай мне свое отношение, чувак. Если между нами десятки идиотов, значит, в этом виноват ты.

— По крайней мере, ты не трус. — Он поднял когтистую руку, чтобы потереть пятнистый красно-черный подбородок, прежде чем угрожающе прищурился. У него заходили желваки. — Так зачем ты меня вызвал?

— Я даже не знал, что кого-то вызываю. — Ник нахмурился, обдумывая такую возможность. — Даже не знал, что могу.

— Только во время кризиса.

Что ж, тогда это все объясняло. Это определенно было он. И это заставило его задуматься, когда он овладел этим новым навыком. Потому что у него никогда его раньше не было.

— В таком случае… да, мне определенно нужна помощь.

Монакрибос полез в коричневый кожаный мешочек сбоку, который был прикреплен к его ремню с мечом, и вытащил небольшую серебряную фляжку. Он протянул ее Нику.

— Выпей это, и я отвечу на любой твой вопрос.

Не задумываясь, Ник потянулся к нему. Однако в тот момент, когда его рука коснулась металла, его охватило неприятное предчувствие.

«Что ты делаешь?»

«Ты никому не доверяешь».

Никогда не доверял. И не зря.

«Не бери конфеты у незнакомцев. И ради бога, никогда, никогда не принимай угощения от Малачая!»

Да, это должно было быть написано в большом, большом зале особой глупости. Какой чертов дебил возьмёт что-нибудь у демона и проглотит? Насколько он знал, это могло быть что угодно. Отбеливатель. Сопли.

Или что-то намного хуже. В конце концов, чашка крови сделала Ашерона Темным Охотником и привязала его к Артемиде…

«Ага. Остерегайся чаши».

Подняв руки вверх, Ник отступил.

— Гм, ага. Я так не думаю.

Монакрибос недоверчиво разинул рот:

— Прости, что?

— Ты можешь простить все, что хочешь, приятель. Сделать пару па по залу. Даже немного потанцевать каджунских танцев или зайдеко[16]. Это ничего не меняет. Есть вещи, которые Ник Готье делать не станет. Врать Большому Баббе Бердетту. Не уважать маму. Пропускать любой священный день обязательств. Вставать за спиной Ашерона, входить в спальню Кириана, не стучась, пока он сам не закричит об этом. И никогда, никогда я не буду драться с Сими из-за еды или изменять своей девушке. Или опоздывать на свидание даже на одну минуту.

Он кивнул подбородком в сторону фляжки.

— И дьявол объестся сосулек, прежде чем я сделаю глоток чего-то, что подает мне незнакомец, особенно один из нас, да еще и из волшебной фляги. Потому что я знаю, что случилось с Элис, и я не имею в виду Купера. Насколько я знаю, ты меня напоишь, и я проснусь голым в каком-нибудь странном месте, без одежды и с парочкой неловких фотографий, размещенных в Интернете, которые мне придется объяснять своей девушке и маме. Нет, большое спасибо. У меня и так мало достоинств. Меньше мне не надо.

Демон нахмурился еще больше.

— Ты получил травму головы?

— Наверное. Стоун в любой неудобный момент периодически запихивал меня в шкафчики. Не удивлюсь, если однажды он не повредит мне все мозги.

Монакрибос попытался сунуть фляжку ему в руку.

— С водой все в порядке.

— Тогда выпейте, мистер Кролик Безумного Шляпника. Если ты не стремаешься и не боишься этого, я тебе поверю.

— Что с тобой не так?

Ник фыркнул.

— О, это очень длинный-предлинный список. По крайней мере, если верить моему советнику. Если я начну все перечислять, мы пробудем здесь весь день.

Малачай закатил глаза.

— Хочешь ответов или нет?

— Хочу.

— Тогда пей.

Да, конечно… Ник пропустил этим утром прием таблеток от тупости.

Все разом.

Он никак не собирался уступать в этом вопросе.

— Нет, мне и так хорошо. Я бы лучше сунул голову в блендер и включил кнопку «жидкая смесь». — И его опасения стали только сильнее, вместе с его каджунским упрямством и еще большей подозрительностью. — Ты всемогущее чудовище. Почему я должен это пить, чтобы ты ответил на простой вопрос? Серьезно, братан. Это даже не имеет смысла, на мой взгляд.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

На самом деле это только разозлило его. Цвет его кожи потемнел, а глаза начали светиться. Он кожей чувствовал это сияние. Несомненно, теперь все соответствовало Монакрибосу.

Ник был настолько отвлечен своей яростью, что не заметил, как Малачай позвал нескольких «друзей», чтобы присоединиться к их группе.

Друзей, которые окружали его и теперь занимали не очень приятные позиции. Фактически, они схватили его и потянули к земле.

Рыча, он боролся с ними изо всех сил.

— Держите его! Нам нужно влить ему воду в глотку!

Глаза Ника вспыхнули еще больше при этих словах.

«Так и знал!»

Он не знал, что за вода была в этой фляге и почему это было важно, но…

Если они хотели её запихнуть в него, то он не собирался им в этом помогать. Поэтому он сжал губы и зажмурил глаза, прикладывая каждую частичку своего врожденного упрямства, которое заставляло любого учителя когда-либо ему встречавшегося, подвергать сомнению и проклинать его предков.

Его сердце отдавалось в груди, как кувалда. Они прижали его к земле и удерживали, хотя он боролся и изгибался, изо всех сил пытаясь отбросить их. Ни один ребенок сейчас не сравнился бы с ним в искусстве истерики!

Один из них пытался раздвинуть ему губы.

Ник поперхнулся. Несмотря на это, ему удалось удержать рот закрытым, но это становилось все сложнее.

Рыча и пинаясь, он забился еще сильнее.

Изо всех сил, которым его учили, он боролся, но они все равно скакали на нем, как на механическом быке. Решительно и болезненно.

«Калеб! Сими! Ксев!»

Он закричал при помощи своей телепатии. Его мускулы горели. Его душа хотела мести. Каждая молекула его существа была в агонии.

И все равно никто не ответил.

Никогда еще он не чувствовал себя таким одиноким. Но это не помешало ему драться. Бывают моменты в жизни, когда у тебя просто нет выбора. Тебе приходится сражаться в одиночку. Помощь может не прийти. Независимо от того, как сильно она тебе нужна. Как отчаянно ты ее желал.

Ты оставался один. Ник знал это лучше, чем кто-либо.

Что еще больше усложняло борьбу за себя.

И делало ее еще более необходимой.

Потому что, хоть и было легче бороться за других, труднее всего всегда было бороться за себя и за свои личные интересы. Бороться за то, что считаешь правильным. Бороться за то, что тебе нужно. За свои принципы. Свои причины. И за свою правду.

Чтобы в одиночку устоять в водовороте.

Это были самые важные времена. Времена, когда не было никого, кто мог бы увидеть твои личные битвы. Когда были только ты и твоя целостность. Твое достоинство. Когда ты знал, что должен стоять на своем, иначе тебя растопчут.

«Не позволяй никому сбивать себя с пути».

«Стой и борись до конца! Не ради фанфар, аплодисментов или лавров, а потому, что ты знаешь, что правильно, а что нет. Никогда не борись из-за того, что на тебя смотрят другие, или чтобы завоевать уважение или известность. Борись за то, что важно — за то, что в жизни правильно. Правда. Честность. Достоинство. Не позволяй никому воровать, лгать или обманывать. Сохрани то, чего добился, и никогда не позволяй никому наезжать на тебя из-за лжи, которую говорят другие. Лжи о тебе, в которую так охотно верят другие».

Этому его научила мама. Это то, что она демонстрировала ему все время, она держала голову высоко, несмотря на всех людей, которые насмехались над ней из-за того выбора, который она сделала в отношении него.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Что правда, то правда. Тебе придется выдерживать жизненную боль, иначе будешь проклят. Будешь проклят за всякую ложь. Предательство и обман. За неумение верить в лучшее. Каким бы мрачным оно ни казалось. С какой бы неудачей ты ни столкнулся в данный момент.